Иерусалим: возможно ли разрядить бомбу замедленного действия?
Когда, по следам соглашений “Осло-1” и “Осло-2”, израильтяне и палестинцы приступали к выработке формулы, на основе которой можно было бы развить и завершить мирный процесс, они неизменно сталкивались с самой сложной проблемой, препятствующей выходу из арабо-израильского тупика. И это не был вопрос статуса Палестины. Прибегая (а возможно, и не прибегая) к насилию, в той или иной степени представлялось возможным решить и проблему демонтажа израильских поселений, и проблему “передачи полномочий” палестинцам. Однако вопрос о будущем статусе Иерусалима составлял главную трудность для представителей обеих сторон, и это не зависело от их добрых намерений и опыта израильско-палестинских переговоров.
Впрочем, первоначально усилия по нахождению дипломатических решений отнюдь не казались абсолютно бесперспективными. Принимая участие в церемонии подписания “Декларации принципов”, проходившей в Белом доме в сентябре 1993 г., Ицхак Рабин дал ясно понять, что готов достичь соглашения по Иерусалиму. Относясь со всей серьезностью к вопросам, вызывающим обеспокоенность арабских партнеров, он признал, что будущее Святого города является центральным вопросом достижения мира между израильтянами и палестинцами. Более того, имелось множество различных планов и предложений относительно урегулирования иерусалимского вопроса. Один из таких планов, основанный на концепции “Городской зоны Большого Иерусалима”, предусматривал расширение городских границ таким образом, чтобы включить в состав города Рамаллу на севере и Вифлеем на юге, а также еврейские поселения Маале-Адумим на востоке и Гиват-Зеэв на северо-западе. В рамках такого плана (формальная цель которого определялась как “облегчение нагрузки на дорожную сеть и канализационную систему города”) палестинцы получали возможность разместить свое правительство хотя и вне пределов собственно Восточного Иерусалима, но при этом внутри “Городской зоны Большого Иерусалима”. Другой альтернативный план, поддержанный в 1970-х и 1980-х гг. заместителем мэра Иерусалима Мероном Бенвенисте, предусматривал (по лондонской модели) совокупность отдельных “городов” в рамках “муниципального совета” Большого Иерусалима. Каждый из городов — еврейский, мусульманский, христианский — должен был управляться своей мини-администрацией и, возможно, иметь свое здание городского совета.
При всем при этом на пути решения иерусалимского вопроса стояли, по меньшей мере, две неодолимые проблемы. Первая из них была политической. На протяжении 28 лет своего пребывания на посту мэра Иерусалима (1965–1993 гг.) Тэдди Колек прилагал самые решительные усилия для улучшения качества жизни как еврейского населения города, так и, по окончании Шестидневной войны, арабского населения. Однако после выборов в кнесет г., приведших к власти Ликуду действия Коле-ка в интересах арабского населения Иерусалима стали значительно менее эффективными. Отчасти это было связано с правительственной политикой, когда при Менахеме Бегине и Ицхаке Шамире началось поощрение поселенческой деятельности евреев в Восточном Иерусалиме. К началу XXI в. около 190 тыс. евреев переселилось за пределы границы, ранее разделявшей город на две части. Находясь под политическим давлением, Колек был вынужден размещать этих жителей, причем во многих случаях за счет конфискации “общественных” земель (хотя и выплачивая за это компенсацию), а также предоставлять возможность частным израильским инвесторам строить на территории Восточного Иерусалима жилые дома и деловые здания для нужд еврейского населения. На протяжении десятилетий в этих предназначенных для еврейского населения кварталах строилось жилье, школы и синагоги, прокладывались дороги, сооружались системы электроснабжения и канализации, разбивались парки и обустраивались детские площадки.
В это же время в традиционных арабских кварталах Восточного Иерусалима все системы городского хозяйства самым добросовестным образом подсоединялись к системам Нового (еврейского) города. Колек брал на работу в объединенный муниципалитет арабских сотрудников (Гл. XXII. Объединенная столица). Впрочем, арабские жители и торговцы отмечали в первую очередь, что налицо увеличение скученности населения и пробки на дорогах. Колек, благодаря своей неуемной энергии, несомненно, смог предоставить жителям Восточного Иерусалима такой уровень коммунальных услуг, о котором они не могли мечтать в условиях Хашимитского Королевства. Однако за все годы пребывания Колека на посту мэра не был построен ни один новый арабский квартал, а в старых кварталах вся система коммунальных услуг, дороги, тротуары, уличное освещение уступали в качественном отношении еврейским кварталам. Обращаемые к правительству просьбы Колека относительно увеличения государственного финансирования для нужд арабского сектора редко удовлетворялись, а его усилия соорудить, хотя бы чисто символически, парк, игровую площадку или общинный центр для арабов Восточного Иерусалима не увенчались успехом. Когда же в 1993 г. еврейские жители Иерусалима не поддержали Колека на очередных выборах, арабские жители также оставили его без поддержки. При следующем мэре, Эгуде Ольмерте, возглавившем городскую администрацию правой ориентации, процесс конфискации “общественных” земель на окраине Восточного Иерусалима был явно нацелен на концентрирование арабского населения города в пределах определенных участков, площадь которых постоянно уменьшалась, при одновременном отсечении их от внутренних районов Западного берега.
Впрочем, не одни только соображения политического характера препятствовали попыткам как израильтян, так и палестинцев разрешить иерусалимский вопрос. Пожалуй, даже более значительную роль играл здесь конфликт религиозно-националистических идеологий. Значительное число евреев, поселившихся после 1967 г. в Восточном Иерусалиме, принадлежало к категории религиозных традиционалистов — притом что с течением времени все большую долю составляли ультраортодоксы. Для всех них, и особенно для последних, сама по себе мысль отказаться от прав на “град Давидов” была невозможной. Как вскоре узнал на своем опыте Эгуд Барак, всякий израильский политик, высказавший готовность, хотя бы в принципе, пойти на компромисс по вопросу о “неделимой столице Израиля”, был обречен на политическое забвение. Палестинцы, со своей стороны, также считали Аль-Кудс — “Святое место”, Иерусалим и его мусульманские святыни, — символом высшей значимости. Если беспорядки 1921 г. и 1929 г. не доказали этого в полной мере, то “интифада Аль-Акса” 2000–2003 гг. стала более чем убедительным свидетельством. Из всех тупиковых израильско-палестинских проблем оказалось возможным изыскать выход на основе дипломатического компромисса, будь то эвакуация Газы, коррективы направления “забора безопасности” либо изменение “этнографической” конфигурации израильско-палестинской границы, — однако внесение даже малейших перемен в соглашение о статусе Иерусалима, похоже, находилось вне пределов дипломатической реальности.
Подписанная Рабином и Арафатом в сентябре 1993 г. “Декларация принципов” перенесла вопрос о будущем Иерусалима на стадию переговоров об “окончательном статусе”. Однако, если мы бросим ретроспективный взгляд на общую ситуацию, то нельзя не отметить, что лучше бы израильтяне и палестинцы использовали сложившуюся в самом начале процесса атмосферу, характеризовавшуюся оптимизмом и верой в будущее, и рассмотрели иерусалимский вопрос именно тогда, не откладывая его на более позднее время.
Повесть о двух избирательных кампаниях
Рассмотренные выше безрадостные прогнозы определялись не только провалом процесса “Осло” — имели место также чрезвычайные обстоятельства медицинского характера. К вечеру 18 декабря 2005 г. Ариэль Шарон, находясь в своей иерусалимской резиденции, почувствовал себя плохо. С симптомами слабости и затруднения речи он был доставлен в больницу Гадаса. После тщательного обследования в неврологическом отделении был поставлен диагноз: легкий инсульт, вызванный, по всей вероятности, тромбом. Проведенная ангиография[160] показала, что проблема связана с врожденным сужением отверстия одного из желудочков сердца. На следующий день на пресс-конференции директор больницы заверил, что благодаря проведенному медикаментозному лечению удалось сгладить наиболее негативные последствия инсульта. Премьер-министру рекомендован трехнедельный отдых и диета, после чего намечено проведение операции по расширению отверстия желудочка, и тогда он “будет чувствовать себя лучше прежнего”. Тем временем ему был назначен гепарин, лекарственный препарат, предупреждающий образование тромбов. По настоятельной просьбе Шарона ему было позволено покинуть больницу и находиться до операции на своей ферме в Негеве.
Однако 4 января 2006 г. у Шарона возникло состояние острой сосудистой недостаточности, и он был немедленно доставлен на вертолете в Иерусалим. Проведенная в больнице Гадаса магнитно-резонансная томография[161] показала, что премьер-министр перенес внутримозговое кровоизлияние — возможно, ставшее следствием назначенного ему медикаментозного лечения. В следующие несколько дней ему были сделаны три трепанации черепа, чтобы остановить кровотечение. И хотя показатели его жизненно важных функций постепенно стабилизировались, премьер-министр так и остался в коматозном состоянии, и в конце января врачи вынуждены были констатировать наличие у него обширных церебральных[162] нарушений.
Выйдя из состояния шока, израильтяне довольно быстро смирились с тем фактом, что Шарон ушел из государственной жизни страны. Однако готовы ли они были пересмотреть свою верность в отношении сложившихся политических и партийных предпочтений? Что касается Амира Переца и возглавляемой им фракции Израильской партии труда в кнесете, то они увидели в сложившихся обстоятельствах перспективу возрождения своей партии. Находившийся на правом фланге Биньямин Нетаниягу также представил себе, как в качестве недавно избранного лидера Ликуда он поведет своих единомышленников к победе. И Шимон Перес не оставил свою новую партию, Кадима. Один из старейших политиков страны, Перес полагал, что центристская политика Кадимы (с Шароном либо без Шарона) способна обеспечить мирное соглашение с палестинцами. Сохранил свою преданность Кадиме и Эгуд Ольмерт, заместитель премьер-министра в правительстве Шарона, которого генеральный прокурор утвердил, согласно существующему законодательству, сначала на посту исполняющего обязанности премьер-министра, а затем и временного премьер-министра, на срок, в течение которого Ариэль Шарон не в состоянии исполнять свои обязанности.