[162] был ранен и захвачен в плен во время ничего не решавшего столкновения к югу от озера Шамплен; британский генерал Эдвард Брэддок был убит, а его армия обращена в беспорядочное бегство небольшим отрядом французских морских пехотинцев и их индейских союзников, когда он попытался марш-броском добраться до форта Дюкен — французской цитадели на реке Огайо (теперь здесь расположен город Питтсбург). Обе стороны отступили, чтобы перестроить свои ряды, отложив формальное объявление войны на 1756 г.
Изгнание акадийцев
Гораздо более серьезные последствия, чем все эти пограничные стычки, имело «le grand dеrangement»[163] — депортация акадийцев, осуществленная летом и осенью 1755 г. Для полковника Чарльза Лоренса, исполняющего обязанности губернатора Новой Шотландии, это была просто военная операция. Его страна воевала, хотя и без объявления войны, и французские войска вдоль границ и побережья Атлантики угрожали его колонии. Когда представители акадийцев попытались увильнуть от принесения присяги в безоговорочной верности Британии[164], Лоренс посчитал, что удаление из колонии потенциально нелояльного элемента будет всего лишь благоразумной предосторожностью.
Депортация была произведена с удивительной быстротой. Как только Совет Новой Шотландии в июле 1755 г. единогласно принял решение о депортации, Лоренс полностью использовал британские войска, расквартированные в его колонии. Была срочно зафрахтована и загружена провиантом флотилия торговых кораблей. Затем Лоренс приказал полкам окружать акадийцев и препровождать их на суда с тем багажом, который они смогут унести, а все покинутые селения надлежало сразу предавать огню. В течение нескольких месяцев Акадии не стало. В районе залива Фанди войска окружали одну деревню за другой: Гран-Пре, Минас, Бобассен. До конца 1755 г. по меньшей мере 7 тыс. акадийцев были схвачены и отправлены в изгнание. Кроме того, еще несколько тысяч было депортировано в течение последующих нескольких лет. По-видимому, еще около 2 тыс. человек убежали и оказали сопротивление, найдя укрытие в лесах.
Это решение о депортации акадийцев было обусловлено теми изменениями, которые произошли в Новой Шотландии. В 1713 г. Британия их не тронула не только по причине слабости, но и в силу толерантности. В мирные 1720—1730-е гг. британское руководство колонии, обладавшее ограниченными ресурсами и почти не имевшее нефранцузских подданных, должно было выработать очень деликатный modus vivendi[165], чтобы сохранять свое собственное положение, даже если это и укрепляло стремление акадийцев к нейтралитету. Однако к 1750-м гг. в Новой Шотландии был заложен Галифакс, куда прибыли британские войска и поселенцы. Губернаторам и руководству больше не было нужды искать взаимопонимания с подданными французского происхождения, которые занимали лучшие земли в колонии. Что касается акадийцев, то они более чем когда-либо стремились сохранить нейтралитет. Они видели, что англичане, живущие рядом с ними, набирают силу, но ничего не могли с этим поделать; они стали осторожны в вопросах оказания поддержки французским войскам на границах. Но они вросли в землю Акадии; в течение нескольких поколений эти 10–12 тыс. сильных поселенцев жили на земле, которую их предки отвоевали у залива Фанди. Несмотря на растущую мощь Британии, угроза депортации представлялась акадийцам нереальной, невообразимой. Даже под дулами ружей британских солдат они продолжали торговаться по поводу условий своего нейтралитета вплоть до того самого дня, когда им был зачитан приказ о депортации.
Для акадийцев, чувствовавших себя беспомощными и беззащитными ив то же время непоколебимыми в правах на свою землю и свой образ жизни, депортация означала полную ликвидацию их общества, созданного на территории, где они трудились более столетия. Лоренс приказал, чтобы они были распределены «по нескольким колониям на континенте» — ни одна американская колония не приняла бы их всех, — и поэтому их высаживали с кораблей в разных портах вдоль всего Атлантического побережья, от Новой Англии до Джорджии. Офицеры Чарльза Лоренса не предпринимали прямых попыток делить семьи, согнанные на корабли. Но поскольку семьи в Акадии были очень большими и представляли собой сети родственных связей, все изгнанники потеряли большую часть тех людей, которых они считали членами своей семьи. И хотя пленников не намеревались морить голодом или специально инфицировать, в связи со стрессом и перемещением почти треть депортированных умерли от заразных болезней. В продолжение истории с депортацией в 1756–1762 гг. некоторые акадийцы были даже вывезены в Европу. По пути туда в 1758 г. 700 человек погибли во время кораблекрушения. Те, кому удалось спастись, нашли убежище во Франции.
Некоторые акадийцы, высаженные небольшими группами в американских портах, так и остались в них в качестве незначительных чужеродных меньшинств, оказавшихся в самом сердце враждебного им общества. Другие начали при первой же возможности уезжать во французские колонии на островах Карибского моря, в Луизиану и в долину реки Св. Лаврентия. По окончании войны в 1763 г. некоторые из изгнанников стали возвращаться по суше или по морю в Акадию. Этот процесс был очень медленным, постепенным, но поразительно упрямым движением, продолжавшимся несколько десятилетий. Однако Акадии, куда они мечтали вернуться, более не существовало. Новые поселенцы быстро присвоили себе их старые, защищенные дамбами земли — лучшие во всей Новой Шотландии. Семьи акадийцев, сумевшие избежать депортации или вернувшиеся из изгнания, должны были находить себе новые дома во все еще не обжитых районах. Сердцевина Акадии переместилась в Нью-Брансуик, где постепенно сложилось новое сообщество акадийев, спаянное общей памятью о депортации и утратах.
Путь на Равнину Авраама
Весной 1756 г. было официально объявлено о начале войны, которая вошла в историю как Семилетняя война (по ее европейской датировке — 1756–1763 гг.). Она сразу выдвинула на передний план три ключевые фигуры этого конфликта — двое из них были французами, третий — англичанином. Пьер де Риго де Водрёй, сын губернатора, возглавлявшего Новую Францию в начале XVIII в., в 1755 г. сам стал генерал-губернатором. Уроженец Канады, он был воспитан в Новой Франции и впитал ее вековую традицию ведения войны с помощью приграничных рейдов. Он также понимал необходимость сохранения союзов с индейскими племенами. Водрёй с отвращением замечал то презрение, с которым офицеры регулярной королевской армии относились к колониальным войскам, недостаточно вымуштрованным, но в боевых действиях в Северной Америке намного более умелым. В 1756 г. Водрёй получил себе подчиненного, который стал его соперником. Это был Луи-Жозеф де Монкальм, ветеран европейских кампаний, прибывший в Новую Францию в должности командующего регулярными войсками. Уверенный в своих способностях и склонный саркастически критиковать мнение тех, кто был с ним не согласен, Монкальм обнаружил, что ему трудно полагаться на генерал-губернатора, чей колониальный военный опыт он всерьез не принимал. В связи со все возраставшим участием профессионалов в колониальном конфликте Монкальм считал нужным сохранять целостность своей армии и поэтому сопротивлялся настойчивым требованиям де Водрёя защищать далеко разбросанные участки границы. Де Монкальм никогда не разделял стремлений колонистов спасти Новую Францию любой ценой. Он рассматривал Канаду как одно из многих полей тех битв, которые вела Франция, и размышлял над условиями, при которых французский король мог бы согласиться ее уступить. Его столкновение с Водрёем было неминуемо.
Третьей фигурой, появившейся в 1756 г., стал британский политик Уильям Питт-старший, который в тот год преодолел сопротивление английского короля Георга II, возражавшего против его кандидатуры, и стал премьер-министром[166]. Питт решил сражаться с Францией не на европейской территории, а в ее колониальных владениях. Несмотря на озабоченность короля безопасностью земель его немецкого семейства[167] и защитой союзников, целый ряд дипломатических уловок привел к изменению ситуации в континентальной Европе, развязав руки правительству Уильяма Питта. И пока он находился на своем посту, Британия концентрировала свои усилия на войне против Французской колониальной империи, включая боевые действия в Новой Франции, которую она намеревалась не просто разгромить, а завоевать. Во время предыдущих столкновений вооруженные силы французской колонии, обладавшие высокой боеспособностью, давали ей преимущество над гораздо более крупными британскими колониями в Северной Америке. Теперь все возраставшее господство Британии на море позволило ей переправить в колонии войска и их снаряжение в таком количестве, какого не могла себе позволить Франция. К концу войны более 20 тыс. солдат из 140-тысячной британской армии служили в Северной Америке, где их поддерживало примерно столько же колониальных ополченцев и несколько соединений Королевского военно-морского флота.
Несмотря на британскую решимость перенести войну в Северную Америку, в 1756–1757 гг. победа чаще была на стороне французских войск, которые не только атаковали, но и успешно защищались. Боевые действия одновременно велись в районах западных границ, за атлантический бастион — Луисбур и на водном пути от реки Ришельё до озера Шамплен, который служил рубежом между Монреалем и Нью-Йорком. Вся Новая Франция оказалась охваченной войной, и ей пришлось использовать все свои союзы, чтобы обеспечить себе поддержку индейцев. Отдельные ирокезские воины (в их числе и будущий вождь Лиги шести племен Тайенданегеа, или Джозеф Брант) присоединились к англичанам, но большинство членов Ирокезской конфедерации соблюдали верность договору о нейтралитете, несмотря на все уговоры британских агентов, влияние которых в их среде постепенно росло.