[237] и каналы на реке Св. Лаврентия и, наконец, появление железной дороги, не ускорило развитие Торонто. Но в большинстве своем каждая колония имела свой собственный главный торговый порт. И хотя франкоязычные газеты Монреаля сохраняли интерес к новостям из Франции, каждый из этих основных центров был ориентирован в первую очередь на Британию. Связи между самими крупными городами были на удивление слабыми. В 1840-х гг. в газетах Галифакса, Сент-Джона и Сент-Джонса практически не содержалось коммерческой информации, относившейся к обеим Канадам. А те немногочисленные сведения из Галифакса, которые появлялись в газетах городов Квебек и Монреаля, обычно опаздывали на десять дней, а то и на две недели.
Весна и осень были сезонами самого интенсивного судоходства и напряженным временем. Общая картина в Монреале и Сент-Джоне различалась только деталями от того, каким в 1820-е гг. описывал Галифакс самоуверенный молодой военный инженер капитан Уильям Мурсом:
«Флаги, не опускаясь, реют над цитаделью, приветствуя прибывающие корабли; купцы бегают туда-сюда в ожидании своих грузов; офицеры гарнизона решительно шагают вниз к сборным пунктам, чтобы встретить новые подразделения или забрать бочку снидовского кларета[238] для казармы; а дамы, расхаживая от нетерпения на цыпочках, толпятся у двух — трех soi disant[239] “базаров" в ожидании шляпок, изготовленных по самой последней à-la-mode»[240].
Менее значительные города находились дальше от берега. Они имели меньше жителей, уступали по торговым оборотам и обслуживали местные рынки, поставляя на них товары, которые поступали из региональных центров, а иногда и прямо из Британии или с островов Вест-Индии. Каждый из таких городков имел свой торговый квартал, а их лавки, пусть и не такие многочисленные и просторные, как в метрополии, обычно «имели большой ассортимент и были очень опрятными».
Лавочники расширяли торговые сети еще дальше в глубь континента, достигая весьма отдаленных поселков. Магазины, размещавшиеся рядом с кузницей, каретной мастерской, таверной и мельницей, являлись неотъемлемой частью «растущих деревень», разбросанных по заселенной сельской местности. На полках этих магазинов, как писал поэт Оливер Голдсмит[241] (канадский внучатый племянник своего более знаменитого ирландского тезки) в поэме «Поднимающаяся деревня», «можно найти все, что нужно и еще многое другое». Здесь — «гвозди и одеяла», а там — «хомуты и большую супницу»:
Пуговицы, стаканы, рыболовные крючки, ложки и ножи,
Шали для юных девиц, фланель для старушки,
Прялки и носки, разных шляп и шелка немножко,
Пилы, решетки каминов и детям игрушки.
Buttons and tumblers, fish hooks, spoons and knives,
Shawls for young damsels, flannel for old wives;
Woolcards and stockings, hats for men and boys,
Mill-saws and fenders, silks and children’s toys.
Владельцы сельских лавок становились центральными фигурами в сельских общинах, скупая местную продукцию, ссужая кредиты семьям соседей, поставляя экзотические товары, а также импортируемые из-за границы отдельные предметы роскоши. Кроме того, они были дальними ответвлениями широкой коммерческой и финансовой системы, корнями уходившей в фабрики, банки и торговые дома Британии.
В 1840 г. даже самые большие города были разительно не похожи на современные. В отличие от расползающихся в разные стороны мегаполисов наших дней Монреаль, Торонто, Квебек, Галифакс и Сент-Джон были компактными маленькими центрами. Каждый из них имел свою пристань и район со складами, зоны розничной торговли и фешенебельные улицы, но они были небольшими и немногочисленными. Богатые и бедные, купцы и разнорабочие жили на разных улицах, но и те и другие селились практически во всех частях крупного города. Соседство зачастую было ошеломляющим. В 1830-е гг. в Торонто появилась импозантная и изящная Кинг-стрит, но по ней волы тянули повозки, а в соседнем квартале, прямо на берегу озера, располагался оживленный рыбный рынок. В восточной части старого города великолепные особняки преуспевающих купцов окружали ветхие маленькие домишки иммигрантов и рабочих, ютившихся на задворках этого района. В западной части в прибрежной полосе озера красовались общественные здания и частные особняки, построенные в георгианском и неоготическом стилях, но чуть дальше от берега их сменяли куда более скромные строения.
Торговое сердце Монреаля размещалось в пределах пяти кварталов. Отдаляясь от берега, прибывший гость последовательно наблюдал относительно компактное средоточие пакгаузов, пансионов, гостиниц и таверн, брокерских и адвокатских контор, розничных лавок, банков и страховых компаний и, наконец, мелкую промышленность. Внутри эти зоны также существенно различались. Поскольку конторы самых крупных купцов, перевозчиков и торговых агентов размещались прямо среди пакгаузов и прибрежных отелей, некоторые из них и жили в этом районе на верхних этажах трех- и четырехэтажных зданий. Архитекторы и другие специалисты обитали на центральных улицах района. По его внутренним границам располагались медеплавильни, каретные, свечные и другие ремесленные мастерские. Большие литейные заводы и фабрики располагались к западу и к востоку. За ними на южном склоне Королевской горы (Мон-Руайяль) сохранялись сельские усадьбы, построенные в начале XIX в. купцами, разбогатевшими на торговле пушниной, такими как Джеймс Макгилл, Саймон Мактавиш и Уильям Макгилливрей.
В Монреале и Квебеке начали появляться отдельные этнические кварталы. В обоих городах англоговорящие жители непропорционально густо заселили центральный деловой сектор. Франкоканадцы преимущественно проживали в районах ремесленников, рабочих и мелких лавочников. Это разделение четко соответствовало распределению богатства и власти. И хотя франкоканадские инвесторы владели немалой недвижимостью в Монреале и Квебеке, банковское дело, страхование и оптовая торговля находились почти исключительно в руках англичан. Банки, особняки и общественные здания, например здание таможни, наглядно демонстрировали британское господство, подражая вкусам метрополии в своей георгианской и классической архитектурной стилистике. Англиканские соборы в обоих городах тоже определенно походили на лондонскую церковь Св. Мартина-в-Полях (St. Martin-in-the-Fields).
В небольших городках здания располагались не так скученно, как в центральных кварталах крупных городов, а их окраины еще сильнее напоминали окружающую сельскую местность. Семьи и отдельных людей разделяли уровень дохода, социальный статус и религиозная принадлежность, и люди придавали большое значение нюансам этих различий. Однако в маленьких селениях все знали друг друга в лицо, и большинство обитателей ощущали себя частью сообщества. Часто такая идентификация порождала чувство гордости за место проживания. Оно самыми различными способами проявлялось в газетах, зданиях мэрий, благоустройстве улиц и дискуссионных клубах, возникавших в этих населенных пунктах, эффект от которых заключался в придании истового местничества укладу жизни. Лорд Дарэм счел данное явление наиболее поразительным аспектом устройства Верхней Канады. В 1839 г. он писал:
«Эта Провинция не имеет единого большого центра, с которым соединялись бы все отдельные ее части и которому они привыкли подражать как эмоционально, так и практически; нет здесь и привычной взаимосвязи между жителями разных частей страны, которая <…> и объединяет население, делая его единым народом. <…> Вместо этого здесь существует множество мелких локальных центров, чувства и интересы <…> которых различны, а возможно, и противоположны.»
Городок Кобург на озере Онтарио дает ясное представление о динамичном характере развития таких «мелких локальных центров». Будучи в 1820-е гг. чуть больше деревни, в 1830-х гг. он стал коммерческим центром притяжения территории в глубине континента, выходившей за границы тауншипа Гамильтон. К 1833 г. пароходное сообщение соединило северный берег озера Райс с конечным пунктом дилижансового маршрута из Кобурга, связывавшего его с Йорком и Кингстоном. В конце этого десятилетия пакетботы Королевской почтовой линии соединили Кобург с Рочестером и другими портами на озере. В 1837 г. он получил статус города. Пять лет спустя среди его жителей было 14 состоятельных купцов, в нем имелись мельница, лесопилка, 10 гостиниц и таверн, 4 каретные мастерские и множество портных, кожевников, мебельщиков и пекарей. Пять адвокатов и четыре врача практиковали рядом с парикмахерской и аптекой. В городе также находились конторы агентов двух банков и одной страховой компании. Поскольку Кобург был административным центром графства Нортумберленд, в нем жили несколько чиновников администрации графства, в также местные почтмейстер и таможенник. В городе, состоявшем из каркасных, обшитых тесом домов, большинство которых представляли собой простые полутораэтажные конструкции, Методистская церковь построила в отдалении от озера большое и великолепное каменное здание Колледжа Виктории (Victoria College). Немногочисленные преуспевающие коммерсанты возвели большие дома; некоторые из них были кирпичными, а многие имели названия — «Новый дом» (New Lodge), «Буковая роща» (Beech Grove), «Холм» (The Hill). Особняк, выставленный в 1843 г. на продажу, был типичным для таких домов: «очаровательно расположенный жилой коттедж» с пятью спальнями, столовой, гостиной и посудным шкафом; с лужайкой, конюшней, амбаром и «коровник с тремя стойлами». Весь участок в целом занимал около двух акров, и с него открывался «восхитительный вид на Озеро и на Гавань». В 1842 г. в Кобурге при содействии церкви Св. Петра был основан Епархиальный теологический институт, принадлежавший Англиканской церкви. В городе имелись Механический институт (Mecha