[274]: «Мы сами — тени и гоняемся тоже за тенями».
Женщинам приходилось еще тяжелее. Рождение ребенка могло иметь ужасные последствия, ибо если роды происходили с осложнениями, могло случиться все, что угодно. Необычное строение таза, неправильное положение ребенка — эти и другие отклонения могли убить ребенка, мать или обоих. В каждой семье были свои трагедии. Детская смертность была исключительно высокой. В период между 1871 и 1883 гг. у Джона и Энни Томпсон родилось девять детей — четверо из них умерли в младенчестве, а пятый остался инвалидом из-за полиомиелита. Истории о смерти детей из романов Чарльза Диккенса кажутся нам сегодня слезливо-сентиментальными, но они отражали реальность, которой мало кому удавалось избежать. Смерть детей была темой многих популярных песен. На косе угрюмой старухи-смерти были надписи: дифтерия, коклюш, корь, тиф, оспа.
Однако характер этой трагической жатвы изменился или начинал меняться. Прививки от оспы уже делали, но они были рискованными, и большинство людей сопротивлялось вакцинации. К 1800-м гг. Эдвард Дженнер сделал замечательное открытие — прививку вакциной, содержащей коровью оспу. Простой эфир был впервые использован в медицинских целях в Бостоне в 1846 г., и его, так же как и хлороформ, применяли для анестезии в Великобритании и Британской Северной Америке. Доктор Эдвард Дэгги Уортингтон впервые использовал анестезию в Шербруке на востоке Канады в 1847 г. В 1853 г. королева Виктория родила сына Леопольда, и во время родов ей давали хлороформ. Об этом «благословенном хлороформе» она впоследствии вспоминала с благодарностью. У королевы были основания для этого, поскольку Леопольд был ее восьмым ребенком за 13 лет. Пример Виктории способствовал росту популярности анестезии среди ее подданных.
Впрочем, между изобретениями и их практическим применением, не говоря уже о принятии этих новшеств широкой публикой, часто проходил большой период времени, и для медицины эта тенденция была особенно характерна. Анестезия быстро стала распространенной практикой, тогда как предвзятое отношение к прививкам от оспы сохранялось долго. В 1870-е гг. обязательная вакцинация от оспы вызвала беспорядки в Монреале. В 1885 г. крупной эпидемией оспы были охвачены Монреаль и Оттава. Она не была последней: в 1902 г. эта болезнь опустошила Голт в провинции Онтарио, а в 1924 г. — Виндзор.
Что касается завезенной из Азии холеры, то защита от нее была слабее. Эта смертельная болезнь убивала быстро. Человек мог умереть от нее через 24 часа, после того как испытал первые приступы боли. В Европу холера пришла в 1831 г.; администрация колоний знала об этом, и карантинные пункты были установлены на острове Гросс-Иль на реке Св. Лаврентия ниже острова Орлеан, а также в бухтах Галифакса и Сент-Джона. В 1832 г. холера тем не менее пришла в город Квебек, Монреаль и порты Приморских провинций. В начале 1850-х гг. она снова вернулась, и отдельные вспышки продолжались до 1880-х гг. включительно. Эндемическим очагом этого заболевания является Индия, им заражались и продолжают заражаться через загрязненную питьевую воду. Эту проблему можно было решить посредством контроля чистоты питьевой воды и ее хлорирования, но обществу понадобилось время, чтобы это понять. Еще больше времени было нужно, чтобы создать общественные системы водоснабжения как необходимые препятствия заражению воды.
Докторам тоже нужно было учиться. В Британской Северной Америке университетам довольно рано были приданы медицинские школы. В 1829 г. так была организована Медицинская школа в Университете Мак-Гилл, а к 1850-м гг. другие медицинские школы также последовали этому примеру, стремясь сделать медицинское образование академическим, а не просто обучением врачебному ремеслу. Даже в самых удачных случаях подобные объединения существовали не без проблем. В Университете Куинз в Кингстоне и Университете Дальхаузи в Галифаксе всегда были напряженность и трения между самими университетами и их медицинскими школами. Функции этих учреждений были разными, но в конце концов они поняли, что зависят друг от друга.
Вероятно, самым поразительным последствием широкого применения простого эфира и хлороформа стала возможность проведения всевозможных операций, о которых нельзя было помыслить раньше. Первые операции с применением простого эфира часто бывали успешными, но пациенты умирали от инфекции. Требовалось время, чтобы понять важную вещь для операционной, а именно стерильные условия. Даже в 1870-х гг. хирурги оперировали без перчаток плохо вымытыми руками, держа скальпель в зубах, если руки были заняты. В 1867 г. была опубликована информация о выдающемся открытии Джозефа Листера, касающегося антисептики, т. е. стерильных условий во время хирургической операции и использовании карболовой кислоты для дезинфекции ран. Понадобилось десять лет, чтобы это новшество было признано. К 1890-м гг. уже большинство операций проходило успешно и заканчивалось благополучно.
Вероятно, самые значимые перемены в Канаде в течение шестидесяти лет с 1840 по 1900 г. произошли в медицине. Исключительно важным шагом было разрешение женщинам работать в больницах, и не только медицинскими сестрами, но и врачами. В 1860-х гг. Эмили Стоу, первую женщину-врача в Канаде, не приняли в Медицинскую школу Торонто. Она уехала изучать медицину в Нью-Йорк, а затем вернулась в Торонто, где с 1867 по 1880 г. занималась врачебной практикой, не имея лицензии. Наконец, в 1880 г. ей разрешили получить диплом врача. В 1883 г. был открыт Женский медицинский колледж Онтарио, а в 1886 г. перед женщинами капитулировал весь Университет Торонто.
Если почитать газеты того периода, то медицина предстанет очень странным миром. Каждая газета печатала огромное количество рекламных объявлений о чудесных лекарствах, которые якобы могли вылечить любые болезни, от обычной простуды до больного колена горничной или пневмонии. А если в бутылочке еще оставалось лекарство, его вполне можно было дать больной лошади. Например, лекарство «Реди Релиф» компании «Редуэй» излечивало больного от «боли, страданий, слабости и старческой немощи, приводя его в состояние радостного наслаждения обретенным здоровьем и силой». Причем действовало это средство так быстро, что благодарные пациенты считали столь скорое выздоровление волшебством. И они были недалеки от истины — содержание спирта в большей части лекарств составляло 90 %.
Реклама запатентованных лекарств не вызывала доверия, но если посмотреть на другие аспекты социальной жизни Канады XIX в., то и их освещение в газетах было весьма завлекательным и, без сомнения, не соответствующим действительности. Газеты могли — и они это делали — публиковать все, что им нравилось. Репутация торонтской газеты «Глоуб» держалась на злободневных и зачастую пристрастных репортажах; в своих статьях «От редактора» Джордж Браун, который был владельцем и редактором газеты, наслаждался свободой выставлять на осмеяние кого угодно; как правило, это были его политические противники. Публика относилась к этому терпимо, поскольку считала, что газеты должны поддерживать друзей и поносить недругов. Материалы в газетах того времени были похожи на современные карикатуры; даже когда мы знаем, что они преувеличивают, мы находим их забавными. А законы о клевете не отличались строгостью. Конечно, читать газеты викторианской Канады было не скучно. В них было все: ограбления, бунты, убийства, повешения, катастрофы (на море и на суше), войны (в Европе и Северной Америке), скандалы и месть. Описание бала, прошедшего в Шарлоттауне в 1884 г., было сделано в таких пышных выражениях, которые были присущи временам Римской империи:
«Удовольствие было разлито в сладострастных улыбках, встречах и объятиях <…> все весело танцевали, и чувственный вальс увлекал танцующих своими затейливыми движениями; вздымающиеся груди и сластолюбивые взоры красноречиво говорили о невоздержанном веселье».
Это восхитительное использование гипербол было прокомментировано следующим образом в одной газете, выходившей в Сент-Джоне: «Ну и отчаянные же парни работают в прессе Острова Принца Эдуарда!»
Газеты извлекали выгоду из политики, политики нуждались в газетах. У газет были свои принципы, но и то и другое можно было купить и продать. Впрочем, иногда их и продавать было не надо, ибо газетчики и тактика газет менялись очень круто. В 1854 г. Джон А. Макдональд потребовал, чтобы газета «Спектейтор» («Spectator»), выходившая в Гамильтоне, поддержала его, резкое изменив свою политическую направленность. Откровенно говоря, это было возмутительное требование, так как оно означало, что данной газете пришлось бы оказать поддержку местному политику, деятельность которого она критиковала в течение многих лет. «Это чертовски крутой поворот, — написал редактор газеты в ответном письме Макдональду, а потом преданно заверил: Однако я думаю, мы сделаем это». Газеты преодолевали и более сложные препятствия, участвуя в создании будущей Конфедерации.
Паровые пакетботы и Атлантика
К концу 1850-х гг. Провинция Канада и четыре Приморские колонии уже получили самоуправление, обрели четкую идею того, что они собой представляют, и у них появились честолюбивые замыслы относительно их возможного места в мире. При этом было неясно, где проходила граница между юрисдикцией Министерства по делам колоний в Лондоне, с одной стороны, и жадными, обеспокоенными и переменчивыми правительствами колоний в Сент-Джонсе, Шарлоттауне, Галифаксе, Фредериктоне, Торонто или городе Квебеке — с другой. Вполне очевидным, впрочем, был тот факт, что колонии жаждали больше власти и размер колонии здесь значения не имел — важны были проблемы, которые волновали жителей колоний. Вопросы отправления судопроизводства так же занимали местное население Острова Принца Эдуарда, как и жителей гораздо более крупной и могущественной Провинции Канада. В колониях в это время уже начали создавать свое законодательство, уточняя и проясняя старые, основанные на общем праве процедуры, касающиеся долгов и должников, вдовьего права и в целом прав женщин. Колонии настаивали на освобождении женщин от ограничений в контроле над движимым имуществом, т. е. над деньгами и ценными бумагами, которыми в соответствии с общим правом прочно владел муж. По мере того как увеличивалось население колоний и их благосостояние, строились железные дороги и налаживалась торговля, росла и самоуверенность колоний, чтобы не сказать дерзость, и стремление жить так, как они считали нужным.