ский коллега Карл Шурц спросил: «Как вы справляетесь со своими белыми поселенцами?» Хотя ответ Миллза в точности неизвестен, суть его сводилась к тому, что канадское правительство начало освоение Запада, прежде всего заключив договоры с индейцами, сделав тщательную и точную топографическую съемку местности, а также прибегнув к помощи Северо-Западной конной полиции (СЗКП) — именно в такой последовательности. Каждый из перечисленных выше факторов дополнял другой, а все вместе они уже были налицо до того, как стали прибывать поселенцы.
СЗКП была учреждена в 1873 г. сэром Джоном Александром Макдональдом по настойчивой рекомендации чиновников Северо-Запада, и в частности Александра Морриса, лейтенант-губернатора Манитобы и Северо-Западных территорий в 1872–1877 гг. Ничего подобного этой полиции, совершенно необычной по своим функциям и структуре, на востоке Канады не было. Существовавшая там система полицейских органов, заимствованная у Великобритании и структурированная в соответствии с британским правосудием, функционировала неплохо. В восточных регионах правосудие было исключительно местным, а право — в буквальном смысле общим. В случае реальных социальных кризисов вызывали милицию (ополчение), но это происходило довольно редко.
Однако правовая система, действующая на востоке Канады, не работала в разношерстных и примитивных сообществах к западу от озера Верхнее. У КГЗ было свое собственное право, но, как показал захват форта Гэрри Луи Риэлем, к 1869 г. она уже совсем развалилась. В те периоды, когда на реке Ред-Ривер стояли британские войска, например в 1846–1848 и в 1857–1861 гг., проблем там не возникало. Но как только эта территория превратилась в провинцию Манитоба, там, конечно, нужно было создать собственную систему правоохранительных органов, что, собственно, и составляло главную заботу Александра Морриса и Джона А. Макдональда относительно управления Северо-Западными территориями.
Идея создания СЗКП пришла к Макдональду внезапно. Эта структура обладала такими полномочиями и дисциплиной, каких не было в британской системе, за исключением, может быть, ирландской полиции (королевских ирландских констеблей). Блестящая идея одеть полицейских в алые норфолкские мундиры принадлежала не Макдональду, а командующему канадской милицией полковнику Патрику Робертсону-Россу.
(Изначально части британской регулярной армии носили форму такого же цвета.) Когда Уоллес Стегнер впервые увидел конного полицейского в Уэйберне (Саскачеван), ему было пять лет:
«Прежде всего, поражал внушительный вид этого человека в алом мундире. И я понял, почему небольшой отряд Конной полиции действовал так успешно. <…> Вряд ли где-нибудь еще военная форма выглядела так достойно, выгодно подчеркивая строгое соблюдение закона и порядка <…> Одним из наиболее важных визуальных различий во внешнем виде был цвет формы по обе стороны государственной границы [между доминионом Канада и США. — Ред.]: синий — на юге и красный — на севере; синий цвет символизировал предательство и невыполненные обещания, а красный — защиту и честность»[302].
СЗКП выполняла одновременно военные и правоохранительные функции и имела больше общего с французскими жандармами (gendarmes), находящимися в ведении центрального правительства, чем с британскими полицейскими, но в отличие от тех и других она выполняла еще и судебные функции. Констебли СЗКП задерживали преступников, а офицеры осуществляли следствие. Сочетание таких внушительных полномочий было довольно опасным: все зависело от беспристрастности и честности офицеров и их подчиненных. Джон А. Макдональд оправдывал радикальный отход от английских правовых традиций необходимостью обеспечить правосудие на отдаленном фронтире. Он также полагал, что СЗКП — явление временное, и как только будут организованы администрации провинций, надобность в ней отпадет. На деле же она действовала так успешно, что и Альберта, и Саскачеван, ставшие канадскими провинциями в 1905 г., обратились к Уилфриду Лорье с просьбой оставить ее на их территориях. Она не только осталась там, но и пришла во все другие провинции, кроме двух (Онтарио и Квебека), хотя и без судебных полномочий.
Даже в начале 1880-х гг. недовольство жителей Саскачевана, в результате которого Луи Риэль вернулся в Канаду и произошло Саскачеванское восстание[303] марта — мая 1885 г., было не столько реакцией на действия конной полиции, сколько реакцией на решения правительства, находившегося так далеко. Путь от Реджайны или Принс-Альберта до Оттавы был длинным. Некоторые жалобы жителей Саскачевана казались не особенно серьезными. Могли ли метисы претендовать на землю, как другие получатели гомстедов? Да, могли (например, популярный лидер метисов Габриэль Дюмон так и поступил), но при условии, что у них не было земли в Манитобе. Могли ли метисы сохранить свои узкие участки, выходящие к рекам, в соответствии со старой традицией? Это было неудобно в административном смысле и вообще не приветствовалось. Однако метисы не считали свои претензии на землю несущественными. Оба вышеупомянутых вопроса были крайне важными для их жизни. Поскольку метисы не имели адекватного представительства в Оттаве, им оставалось только посылать прошения, письма и петиции. В течение многих лет эти послания приходили в Оттаву, но Министерство внутренних дел отвечало на них медленно, а принимало какие-то меры еще медленнее. В результате метисы чувствовали себя так, как лет за пятнадцать с половиной до этого на реке Ред-Ривер — обездоленными, уязвимыми людьми, окруженными врагами. Кроме того, у метисов были и другие, не менее важные поводы для недовольства, но канадское правительство мало что могло сделать для решения этих проблем. Раньше метисы работали носильщиками и перевозчиками грузов для КГЗ, но после того как было налажено пароходное сообщение по реке Саскачеван и построена новая КТЖД, эти услуги уже не были нужны, а к фермерству метисы склонности не имели. К 1884 г., когда бизоны были почти полностью истреблены, в Саскачеване начались голод и волнения.
Впрочем, если метисы оказались просто в трудном положении, то положение равнинных индейцев было катастрофическим. С конца 1870-х гг. поголовье стад бизонов неуклонно сокращалось. Причиной тому была непрекращающаяся охота с ружьями; не осознавая ее разрушительных действий, индейцы тщетно искали стада, которые когда-то были их единственным средством существования. Договоры с властями также не приносили аборигенам большой пользы. В широком смысле договоры обеспечивали их землями пропорционально количеству населения — по 128 акров (53 га) на душу, предусматривали ежегодную выплату номинальной денежной суммы в счет погашения долга, раздачу медалей и военной униформы вождям племен, помощь в ведении фермерского и сельского хозяйства, обеспечение прав на рыбную ловлю и охоту, которыми аборигены исконно занимались. Заключение договоров требовало времени на переговоры и затем на перевод текста на язык данного племени. Перевод осложнялся двумя обстоятельствами — тем, как белые канадцы понимали право, и лингвистическими трудностями. Индейцы почти всегда понимали договоры не так, как белые. Они считали, что согласились поделиться землей с белыми, так же как они делят с ними один воздух и один солнечный свет. Индейцы никогда не видели городов и не имели понятия, что по договору белые получают на их землю неограниченное право собственности. Только когда индейцы увидели дома, фермы, изгороди, а также КТЖД, медленно продвигавшуюся на запад летом 1882–1883 гг., они начали понимать, от чего они отказались.
Белое население долины реки Саскачеван также было недовольно: маршрут КТЖД был изменен. Первоначально предполагалось, что она пойдет на северо-запад от Виннипега к Эдмонтону, и с учетом этого раскупались участки, прилегавшие к проектируемой магистрали. Неожиданно в 1882 г. новая компания, достраивавшая эту линию, все изменила, пустив маршрут строго на юг через Реджайну и Калгари. В результате спекулянты оказались в дураках, а фермеры были разочарованы — часто это были одни и те же люди. Когда к этому факту добавились сильные морозы 1883 г. и дождливая погода во время сбора урожая 1884 г., белое население начало активно протестовать или по крайней мере попыталось это сделать. Проблема состояла в том, что в Оттаве никто не мог поднять голос в их защиту: у них не было своих депутатов в парламенте. Их единственным представительным органом был Совет Северо-Западных территорий в Реджайне, тогда как самыми важными вопросами — землями и правилами их пользования — полностью ведало Министерство внутренних дел, чиновники которого работали в Оттаве и Виннипеге. Это министерство вело дела довольно посредственно, особенно после того как в 1883 г. Джон А. Макдональд перестал им заниматься. Штаты министерства были раздуты, служившие в Оттаве и в регионах чиновники работали малоэффективно, им не хватало опыта, или зачастую туда назначали бывших политиков, которым была нужна «непыльная» работа.
Летом 1884 г. англоговорящие полукровки и метисы Саскачевана объединили свои усилия, чтобы вернуть Луи Риэля из штата Монтана для помощи в решении их проблем. Политическую (и, в конце концов, военную) поддержку Риэлю оказывали в основном метисы и в меньшей степени индейцы. Но после окончания пятилетнего изгнания его также приветствовали белые поселенцы города Принс-Альберт. От Риэля ожидали, что он как-то поможет исправить ситуацию с земельными претензиями, но его главное оружие — петиция, которую он подготовил для федерального правительства, похоже, никакой цели не достигло. Через несколько месяцев друзья Риэля начали упрекать его в бездействии. Испытывать выдержку Риэля было опасно. В январе 1885 г., после шестимесячного пребывания в долине реки Саскачеван он перешел к более радикальным религиозным и политическим акциям. Однако из-за этого он, во-первых, потерял поддержку Католической церкви, поскольку объявил себя «Пророком Нового Света», а во-вторых — поддержку белых жителей Принс-Альберта, так как решился на вооруженное восстание. Девятнадцатого марта Риэль и его вооруженные соратники захватили приходскую церковь в Батоше, сформировали временное правительство и потребовали сдачи форта Карлтон.