оходного сообщения в Тихом океане имело большое значение: эти «Императрицы» с их белыми корпусами и длинными элегантными клиперскими носами, сих скоростью в 16 узлов и пунктуальностью на протяжении последующих четырнадцати лет определяли самосознание Ванкувера и его понимание своего места в мире.
История Британской Колумбии также была полна драматических изменений. В 1870-х гг. эта провинция была «избалованным ребенком Конфедерации», но после 1886 г. ее скорее можно было назвать «Большим Потлачем». По переписи 1901 г. там проживало 180 тыс. человек, т. е. в 10 раз больше, чем в 1871 г. Ванкувер был международным морским портом, а вся провинция была известна богатейшими запасами полезных ископаемых: угля, серебра, цинка, свинца и золота. Как и при любом другом развитии, здесь проявился ряд негативных последствий: большой разрыв в благосостоянии между богатыми людьми и простыми рабочими, а также плохие условия работы на рудниках в последующие годы вызвали несколько ожесточенных забастовок и дали Британской Колумбии прочное чувство классового самосознания. Конечно, эта провинция действительно изобиловала контрастами. Она в чем-то напоминала сам Ванкувер, где на одном конце Гренвиллстрит располагались доки, куда заходили океанские лайнеры-«Императрицы», а на другом — за мостом через пролив Фолс-Крик находилась вырубка с пнями, за ней начинался настоящий лес.
Тропа 1898 года
В Тихоокеанском регионе у Канады было не меньше проблем, чем в южной части Британской Колумбии. В 1892 г. сэр Джон Томпсон (премьер-министр страны в 1892–1894 гг.), обеспокоенный отсутствием точной границы с Аляской, поднял этот вопрос в Вашингтоне. Государственный секретарь США дал согласие на проведение совместной топографической съемки, результаты которой были обнародованы в докладе в 1895 г. На протяжении двух третей своей длины граница с Аляской не вызывала никаких проблем — ее северный участок просто шел по линии 141-го меридиана. Трудности начинались там, где граница поворачивала на юг и восток вдоль узкого длинного выступа территории (Panhadle)[309] от горы Св. Ильи (второй по высоте горы Канады — 5,5 тыс. м, или 18 тыс. футов). Канада и США не могли договориться по вопросу о том, принадлежала американцам вершина 160-километрового (100-мильного) Линн-Канала[310] или нет. Канада считала его своим, но американцы удерживали его, также как это делали русские до продажи Аляски в 1867 г.
Летом 1896 г., через год после начала споров об участке границы в Юго-Восточной Аляске, на реке Юкон было обнаружено золото. Месторождение оказалось довольно крупным, особенно на ручье Бонанза-Крик, рядом с рекой Клондайк. К 1897 г. новость об этом распространилась по всему миру, и к 1898 г. старатели хлынули в эти места, в основном через Дайи и Скагуэй, являвшиеся де-факто американскими портами и расположенными у вершины Линн-Канала, откуда на север вели тропы через перевалы Чилкут и Уайт. В том же 1898 г. СЗКП взяла под контроль перевалы на подступах к Юкону, следя за тем, чтобы у золотоискателей, переходивших на канадскую территорию, было достаточно еды, одежды и снаряжения. Фактически она поддерживала порядок во время «золотой лихорадки». Роберт Сервис[311], тогда молодой банковский служащий, работавший в Канадском коммерческом банке в Уайтхорсе и Доусон-Сити, был свидетелем «золотой лихорадки» и развлекал себя и друзей, вспоминая о ней в таких балладах, как «Охота Дэна Макгру», «Кремация Сэма Макги» и «Закон Юкона», а также в «Песнях старателя» (1907 г.). Его баллады были очень реалистичны:
«Закон Юкона таков, что успеха добьются только Сильнейшие; Слабые, конечно, погибнут, а выживут только те, кто достоин этого. По Воле Юкона любой может стать беспутным, проклятым и лишившимся надежды; увечным, разбитым параличом или мертвым. Быть посему!»
Арктика представляла весьма серьезный вызов. Суверенитет Канады над арктическими пространствами был провозглашен британским Указом-в-Совете[312] 1 сентября 1889 г. и подтвержден британским статутом 1895 г. Канада стала наследницей остававшихся в Арктике территорий Великобритании точно так же, как это случилось с другими ее владениями в Северной Америке. Канада не была готова или способна полностью взвалить на свои плечи это бремя, но она разделила регион на дистрикты Унгава, Франклин, Маккензи и Юкон. XX век подвергнет пределы арктического суверенитета Канады испытанию на прочность.
К 1900 г. контакты с инуитами стали почти постоянными. Белые люди — китобои — впервые появились среди них в XVI в., но настоящая катастрофа для инуитов началась в XIX в., когда принесенные белыми болезни (самой заразной из них была оспа) выкосили огромное количество аборигенов. Китобои и первопроходцы везли с собой на обмен такие товары, как топоры, ножи и ружья, появление которых привело к упадку замечательных технологий инуитов, основанных на использовании местных материалов. Многие вещи и приспособления инуитов — настоящие технологические шедевры. Это купольные дома из снега, отделяемые наконечники гарпунов, каяки и многое другое. Вторжение белых в культуру инуитов уже началось. Однако в 1900 г. путь от иглу в безлесной части Баффиновой земли до ферм и лесов юга Канады был еще очень долгим.
Большие корабли и телефон: 1890-е годы
Здания, строившиеся в Ванкувере в середине 1890-х гг., имели водопровод и канализацию — эти новшества появились в 1860— 1870-х гг. Даже в старом Галифаксе, расположенном в скалистой местности, в конце 1870-х гг. установили канализационную систему, хотя стоило это весьма дорого. Однако ни в Галифаксе, ни в Ванкувере не существовало иного способа стока нечистот, кроме спуска их в ближайший большой водоем, т. е. в океан с его приливами и отливами. В новых домах Ванкувера и Галифакса, как и в городах, расположенных между ними, появлялись такие новинки, как телефон и электричество. Канада начала свой долгий и счастливый роман с удивительным изобретением Александра Грехэма Белла в начале 1880-х гг. Телефон был создан в Брантфорде, провинция Онтарио, и хотя, по признанию Белла, единственным местом, в котором имелись технические и финансовые возможности для внедрения его в производство, были США, этим изобретением воспользовались по обе стороны границы. Первая телефонная книга (со сведениями о двухстах абонентах) появилась в Оттаве в 1882 г.
Электричество стало распространяться в 1880-е гг. Сначала это могли себе позволить только вокзалы и общественные здания, но к 1900 г. и в крупных и в небольших городах электрическое освещение стало скорее правилом, чем исключением. Электричество проводилось не только в новые дома представителей среднего и высшего классов, но и в старые здания. И по мере того как распространялись телефония и электричество, на улицах увеличивалось количество проводов и фонарных столбов. Уже в 1860-е гг. канадские улицы выглядели практически по-европейски. Из-за отсутствия дорожного покрытия они бывали грязными весной, пыльными летом и осенью, и на них постоянно пахло конским навозом, однако кроме этого все остальное было в порядке. К 1890-м гг. ситуация сильно изменилась. Телеграфные линии стали первым нововведением; когда в 1850-е гг. первые столбы появились в Галифаксе, жители вышли ночью с топорами и свалили их. Тем не менее, по мере того как распространялась телефонизация и электрификация, росло и количество фонарных столбов; к 1890-м гг. центры Торонто, Монреаля, Ванкувера и Галифакса выглядели ужасно из-за массы опорных устройств и проводов.
Еще одним символом перемен были велосипеды. Современный безопасный велосипед 1890-х гг. уже почти ничем не отличался от велосипеда 1950-х гг.: он был снабжен новыми пневматическими шинами фирмы «Данлоп», имел колеса одинакового диаметра, и на нем мог ездить кто угодно. Через несколько лет велосипеды произвели социальную революцию. В отличие от лошади велосипед можно было оставить в любом месте, и он не оставлял навоза. Велосипед был бесшумным, удобным, быстрым и стоил меньше, чем лошадь. Молодые и не очень молодые мужчины и женщины освоили велосипеды с большим энтузиазмом. Хотя подобные важные изменения не всегда признавались современниками, поскольку трудно зафиксировать момент изменения общества, после появления велосипедов мир уже не мог стать прежним.
Аналогичные изменения произошли после того, как исчезли морские парусные суда и связанные с ними отрасли экономики. Еще в 1920-е гг. в атлантических портах можно было увидеть огромные оснащенные транспорты, но к тому времени из-за низких фрахтовых ставок и большой страховки на перевозимые ими грузы эти суда были оттеснены на задний план. Золотым веком этих высоких кораблей с четырехугольными парусами, построенных из мягкой древесины, были 1870— 1880-е гг.; самые большие и лучшие из них были построены в начале 1890-х гг., хотя тогда эта отрасль уже начала приходить в упадок. Портами их приписки были Ярмут, Сент-Джон и Галифакс, но построены они были в доках рядом с заливом Фанди, в верхней части бухты Шигнекто или в заливе Майнас, в Сент-Мартинсе, Маккане, Паррсборо, Грейт-Виллидж, Мейтленде, Эйвонпорте, а затем их оснастка производилась уже в более крупных доках.
Старые морские парусники представляли собой великолепное зрелище, даже занятые на их постройке разнорабочие не могли ими не восхищаться. Представьте себе пасмурный день в глубоких южных широтах (50° ю.ш.) с холодным ветром, дующим со всех сторон. На восток, по направлению к мысу Горн, плывет, рассекая иссиня-зеленые волны, большое тяжело груженное трехмачтовое судно с черными бортами. Корабль идет почти под всеми парусами и, проходя мимо британского судна, поднимает еще один брамсель, затем убирая его обратно на манер военного корабля. Это «синий нос», т. е. корабль из Новой Шотландии, его линии безупречно чисты, его паруса установлены по ветру, и он идет на максимальной скорости. Старый сигнальщик с британского судна так отозвался о работе на «синем носу». «Эти корабли — просто плавучий ад для лодырей, бродяг и солдат, сэр, — говорил он своему хозяину и помощнику, — стоит только зазеваться… как матросы отколошматят тебя и заставят работать без продыху. Но если ты