[343] или по крайней мере небольшая их часть. В 1898 г. при помощи Льва Толстого и профессора Университета Торонто Джеймса Мейвора около 7,4 тыс. духоборов заключили с правительством доминиона соглашение о выделении им участка размером приблизительно 40 тыс. акров (16 тыс. га) земли в Саскачеване около Йорктона. Это соглашение включало признание того, что члены этой группы исходя из своих убеждений отказываются от несения военной службы. Хотя большинство духоборов были мирными, трудолюбивыми поселенцами, в 1902 г. произошел конфликт, который привел к возникновению радикальной секты. Эти верующие в Тысячелетнее Царство Христа отправились в долгое путешествие по направлению к Виннипегу, очевидно, в исступленных поисках «земли обетованной». Однако этот переход «Сынов свободы» («Свободники») закончился холодной зимой в прериях. Мир между фракциями этого сообщества был восстановлен, когда приехал недавно отпущенный из сибирской ссылки глава секты Петр Веригин. «Петр Господний», как его называли, мог контролировать своих последователей, но был не способен рассеять подозрения и враждебность, возникшие у многих жителей западной Канады из-за странствий «Сынов свободы». По мере заселения прерий недовольство духоборами росло, особенно среди тех, кто жаждал получить их обширные земли, принадлежащие общине. Когда в 1905 г. почти половина этих земель была конфискована, после того как по религиозным соображениям духоборы отказались принести воинскую присягу, радикально настроенные члены секты еще раз провели демонстрацию. Веригин смог принять и этот вызов, взяв несогласных под свой контроль. Он решил также, что нужно построить новое поселение, в этот раз на большом участке земли в долине реки Кутеней в Британской Колумбии. Там, уже после того как в середине 1920-х гг. Веригин умер, у «Сынов свободы» появились новые затруднения, но большая часть общины жила тихо и процветала.
Духоборы и украинцы были самыми заметными группами среди многочисленных новых этнических сообществ, представители которых решили обустроиться в Канаде. Когда эти группы начали прибывать, у руководства страны не было какой-либо определенной политики относительно будущего их культур, хотя в общем предполагалось, что они будут ассимилироваться и станут частью доминирующего британского большинства. Один из протестантских лидеров канадского Запада заявил: «Мы должны проследить за тем, чтобы цивилизация и идеалы ЮгоВосточной Европы не были перенесены на нашу девственную почву и не укоренились в ней». Процесс ассимиляции был частично добровольным, частично вынужденным. Главным инструментом адаптации к англоговорящему миру была система государственного образования, за исключением Квебека и тех районов других провинций, где проживало значительное франкоязычное меньшинство. Безусловно, приток людей, говорящих на многих языках, порождал стремление к языковому единообразию, которое угрожало франкоговорящим группам, живущим за пределами Квебека. Когда в 1905 г. были образованы провинции Саскачеван и Альберта, существование римско-католических школ и использование французского языка допускалось там весьма ограниченно; в 1918 г. все это вообще исчезло в результате нескольких школьных «реформ». И в Манитобе, где с 1897 г. было разрешено преподавание на многих языках, и в Онтарио, где в младших классах долгое время можно было обучать детей на французском языке, межэтнические трения времен Первой мировой войны привели к ликвидации этих привилегий. За исключением Квебека, Канада должна была стать англоговорящей страной.
В то время как школьная система сделала изучение английского языка обязательным, что большинство иммигрантов, возможно, воспринимало как ключ к социальной мобильности, существовали также учреждения на добровольных началах, которые своей деятельностью способствовали процессу ассимиляции. Важную роль играли основанные Протестантскими церквами миссионерские организации. Методисты, пресвитериане, англикане и Армия спасения — все они имели специальные отделения «внутренней миссии», которые популяризировали протестантизм и «канадинизм» среди «иностранцев». В 1908 г. издание методистов «Мишенари Аутлук» («Missionary Outlook») выразило мнение, широко распространенное среди англоканадских протестантов:
«Если именно на этом Североамериканском континенте должна появиться высшая раса, раса, которую Господь использует для деяний Своих, каков же наш долг по отношению к тем, кто является сейчас нашими согражданами? Многие из них приехали к нам, будучи христианами лишь номинально, преданными Греческой или Римско-католической церквам, но их моральные нормы и идеалы во многом уступают моральным нормам и идеалам христиан, являющихся гражданами доминиона. Эти люди приехали в эту молодую свободную страну, чтобы обрести дом для себя и своих детей. Наш долг состоит в том, чтобы встретить их с открытой Библией и вложить в их сознание принципы и идеалы англосаксонской цивилизации».
Националистические, протестантские и гуманистические инициативы соединились в стремлении «канадизировать» новых иммигрантов, будь то благотворительная организация «Фред Виктор» в центре Торонто, «Миссия всех народов» (All Peoples’ Mission)[344] на северной окраине Виннипега, Мемориальная больница Макдугалла в городе Пакан (провинция Альберта) или созданный для обучения людей из трудовых лагерей Колледж Фронтира (Frontier College)[345]. Это была трудная задача, и к началу войны в 1914 г. она была далека от решения. Главная причина состояла в том, что население Канады в то время было недостаточно большим, чтобы «переварить» ежегодно прибывавшие волны новых поселенцев.
Какими бы разнообразными ни были языки, на которых говорили канадцы в начале XX в., цвет кожи у них был почти одинаковым. Коренные народы были оттеснены в резервации; чернокожих не принимали, исключение составляли небольшие общины в Новой Шотландии, Монреале и на юге Онтарио; въезд китайцев, японцев и даже жителей Индии — страны, входившей в состав Британской империи, — был строго ограничен. Как выяснилось в ходе антиазиатских волнений в Ванкувере в 1907 г., присутствие даже небольшого числа азиатов вызывало большую враждебность со стороны белого населения. Поэтому и выходцы из Южной Европы были нежеланными гостями в стране, чье представление о себе самой зиждилось на принципе «истинный Север, сильный и свободный»[346]. Даже такой убежденный сторонник канадской этнической мозаики, как пастор Дж. Ш. Вудсворт[347], основатель «Миссии всех народов» в Виннипеге, считал необходимым проводить различие между желательными иммигрантами с севера Италии и «больными и преступными итальянцами с юга».
Тот факт, что лучше всего для описания новой Канады подходило слово «мозаика», а не «плавильный котел», не мог скрыть иерархического характера межэтнических отношений. Доминирующими группами были англичане и в меньшей степени французы. Эдмунд Брэдуин, который провел тщательное исследование положения «людей из ночлежек» в начале 1920-х гг., обнаружил наличие двух определенных этнических классов. Один класс состоял из «белых», т. е. родившихся в Канаде французов и англичан, англоговорящих иммигрантов и некоторых скандинавов; все они были квалифицированными работниками и получали хорошую зарплату. Второй класс составляли «иностранцы», которые «безропотно делали всякую грязную и тяжелую работу». Таким образом, классовые и этнические различия часто совпадали, тогда как в растущих крупных городах новые иммигранты были зачастую отделены от других групп, в особенности от англоговорящего среднего и рабочего класса. В большинстве крупных городов были районы, похожие на северную окраину Виннипега, «Уорд» в Торонто или «город у подножия холма» в Монреале — гетто для иностранных рабочих и их семей. Вот как один рабочий описывал типичное жилище в северной части Виннипега:
«Лачуга — одна комната и навес при входе. Из мебели две кровати, двухъярусные нары, печь, скамья, два стула, стол, бочка с кислой капустой. Повсюду очень грязно. Здесь жили две семьи. Женщины грязные, неухоженные, босые, полуодетые. На детях только трусики из набивной ткани. Младенец, завернутый в пеленки, лежал в люльке из мешковины; люлька была подвешена к потолку на веревках, привязанных к ее углам. <…> На столе был накрыт ужин — миска с вареным картофелем, полбуханки черного хлеба, бутылка пива».
Жизнь новых поселенцев в Канаде часто могла быть лучше, чем у них на родине, но для многих она была такой только потому, что они продолжали верить в будущее.
Многоэтажный город, одноэтажный город
Быстрое заселение сельскохозяйственных земель на западных равнинах несколько оттеснило на задний план еще одно поразительное явление, характерное для правления Уилфрида Лорье, — бурный рост главных городов Канады. Именно этот фактор, а не заселение сельских районов имел важные и далеко идущие последствия для развития страны. В 1901 г. примерно 60 % населения Канады проживало в сельской местности; за два последующих десятилетия эта цифра снизилась на 10 %. Даже на аграрном Западе рост крупных городов был впечатляющим. В этот период выросли такие города, как Эдмонтон, Калгари, Реджайна и Саскатун. В 1901 г. население Эдмонтона составляло немногим больше 4 тыс. человек, а к 1921 г. оно превышало 58 тыс. человек. Виннипег, население которого увеличилось с 42 тыс. человек до почти 180 тыс. человек, рос более высокими темпами, чем любой сельскохозяйственный район Манитобы. Численность жителей Ванкувера увеличилась в пять раз. Монреаль и Торонто, два самых больших города страны, удвоили свое население. Хотя урбанизация Приморских провинций проходила гораздо медленнее, устойчивый рост демонстрировали Галифакс и Сент-Джон. Приток населения в города происходил из двух источников. Многие, особенно те, кто принимал участие в появлении стремительно растущих городов, приехали в страну недавно. Рост городов в Центральной Канаде также подпитывался новыми иммигрантами, но не менее важной была миграция в города населения из сельских районов. К 1911