ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ, В КОТОРОЙ САМОЛЕТ ВЫЗЫВАЕТ ДОЖДЬ
В облаке ещё продолжался спор, надо ли искать болото в Подкаменной Тунгуске, или лучше забыть о космическом заточении как о страшном сне, а капля думала о другом.
– Вот ведь удивительно! Значит, местом начала и конца круговорота не обязательно должен быть океан? А совершает ли круговорот вода в космосе, во вселенной? Ого! Такие вопросы, что голова кружится. Откуда мы все идём, и куда?..
Между тем облако продолжало свой путь, и ветер упорно гнал его на северо-восток.
Внизу проплывали вершины величественных гор с белыми шапками вечных льдов, и капле невольно вспомнилась история о заточении в леднике на миллионы лет. После знакомства с кометными каплями эта история, конечно, уже не казалась такой потрясающей, но все равно капля осторожно огляделась, чтобы проверить, не превращаются ли её попутчицы в снежинки.
К счастью, нет.
Разогретые спором, капли и не думали замерзать, и облако мягко скользило над вершинами гор, отбрасывая на ледники свою невесомую тень.
Наверное, на свете нет ничего красивей, чем вид горных хребтов, особенно если плавно скользишь над ними по воздуху. С утра до вечера горы все время меняются, окрашиваясь под лучами восходящего и заходящего солнца в разные оттенки, покрываясь глубокими морщинами теней и сверкая голубыми льдами. Тонкие верёвочки горных рек украшают их как ниспадающие бусы, а проложенные человеком дороги змейками обегают их талии, балансируя над глубокими обрывами. Горы – лучшее пиршество для любых глаз, тем более что зрителей здесь не много. Горные бараны да орлы – вот все живые существа, которым дано наслаждаться горными пейзажами каждый день. Ну и, разумеется, облака, которые смотрят на горы миллиардами глаз воды.
Капля любовалась горами до самого вечера, а наутро они кончились, и внизу снова раскинулась водная ширь. Это было небольшое море, и его дальний берег тоже украшали горы, только поменьше, уже без ледяных шапок. Они становились все более пологими, и вскоре уступили место равнинам, бесконечным полям, разрезанным полосками лесных насаждений. Поля были разноцветными, как лоскутное одеяло. На одних зрела золотая пшеница, на других жёлтые подсолнухи, на третьих зеленело разнотравье, а были и квадраты незасеянной земли, с которых в небо под лучами солнца поднимался почти невидимый пар. Эту землю, которой земледельцы дают отдохнуть от посевов, они так и называют «земля под паром».
Ветер нёс облако неспешно, едва подталкивая вперёд, и день за днём было видно, как на земле наступает золотая осень. Золотая – не только потому что листья на деревьях становились красными и жёлтыми, смешиваясь в золотой оттенок, но и оттого что воздух медленно наполнялся торжественным космическим холодом, становился гулким и богатым, как в храме или во дворце. Споры в облаке давно затихли, и капли висели в нем почти неподвижно, задумавшись о чем-то своём.
И неудивительно, что когда однажды утром к облаку подлетел огромный пассажирский самолёт, капли заметили его лишь в самое последнее мгновение. Казалось, самолёт взялся из ниоткуда: только что его не было, и вдруг все завибрировало от рёва реактивных двигателей. Крыло задело край облака, и в какую-то долю секунды можно было разглядеть лица людей в иллюминаторах. Кто-то читал газету, кто-то мирно спал, а лётчики в кабине пили кофе, убрав руки со штурвалов и лишь искоса поглядывая на приборы автопилота.
Самолёт мелькнул и исчез, его шум постепенно стихал, но в облаке начался настоящий переполох. Воздушные вихри бросали капли вверх, вниз и друг на друга, превращали в маленькие водяные шарики, и те устремлялись навстречу земле. Повсюду раздавались взволнованные крики:
– Дождь! Начинаем первый осенний дождь!
– А не рано?
– В самый раз! Дни становятся короче, пора, пора!
– Это что, средняя полоса?
– Лес какой-то. Опять в лес?
– А там родник! Тот самый, про который все говорят, что…
Но что говорят про родник, капля уже не услышала. Она вывалилась из облака, и вокруг тихонечко запел воздух. Начался первый, совсем ещё короткий сентябрьский дождь, который часто пробегает по земле как предвестник осенней непогоды. И его капли упали в воду лесного родника.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ. РАЗГОВОРЫ В РОДНИКЕ ЖИВОЙ ВОДЫ
С разгону затормозив в синеватой от холода воде, капля сразу почувствовала, что попала в особенное место. Такой прозрачности и чистоты она не ощущала до сих пор нигде. И это была не тоскливая больничная чистота, и не чинная чистота, как внутри того колодца, в котором она однажды побывала, а мягкая и светлая свежесть. Дно родника казалось живым, оно было словно устлано мягким течением пульсирующих ключей.
Ключей… Почему эти родники называются ключами? Какие тайные двери они отпирают?
Всем своим прозрачным телом капля ощущала, будто погружается в какое-то очень древнее знание, и слышала множество голосов, которые шептали странные слова.
– Где я? – наконец спросила она.
– Привет тебе, капля-путешественница! – ответил чей-то голос, и казалось, что он звучит со всех сторон. – Ты добралась туда, где однажды суждено побывать любой капле воды.
– Я ведь сюда случайно капнула.
– Случайностей не существует. Вся вода в мире рано или поздно проходит через наш родник.
– А как он называется?
– Люди называют это место истоком живой воды. Говорят, мы исцеляем болезни, и даже можем воскресить мёртвых.
– Это правда?
– Не знаю, – ответила вода. – Все зависит от того, насколько сами люди в это верят. Раньше верили, и с ними действительно происходили чудеса. А теперь сюда уже давно никто не ходит.
– Значит, чудеса кончились?
– Ну нет, совсем не обязательно. Люди придумали лекарства от болезней, полетели в космос… Для тех, кто жил раньше и ходил сюда за водой, это несомненные чудеса.
Словно в подтверждение этих слов, послышалось тихое постукивание далёкой железной дороги, и по поверхности родника пробежали почти незаметные волны.
– Значит, люди изменились? Стали другими? – спросила капля.
– Конечно. Но все меняется. И ты тоже. Ты ведь совсем не та, что день или даже час назад.
– Почему?
– Под твоей «кожей», под плёночкой поверхностного натяжения, которая придаёт капле форму шара (или вытянутой груши, когда она собирается капнуть) уже совсем другие частички воды. Ты получила их вместе с паром, ты смешивалась с другими каплями. А сейчас, когда ты смешалась с водой в роднике, ты вообще потеряла своё тело – и обретёшь новое лишь когда покинешь нас. Ты вновь изменишься.
Капля задумалась.
– Меня ведь и правда нет, я смешалась с другими каплями в источнике. Почему же я остаюсь собой? Почему я говорю и слышу?
Понять это было очень трудно.
– Если во мне все меняется, если я исчезаю и возрождаюсь, почему же я – это я?
– На самом деле все в мире меняется, – уклончиво ответила вода. – Один умный человек сказал: «Нельзя войти в одну реку дважды». Он имел в виду, что это будет уже другая река, другие частички воды, которые ежесекундно приносит течением. И так во всем. Даже солнце, которое мы видим, каждое мгновение другое. Оно теряет частички света, по нему кочуют тёмные пятна, оно пульсирует и преображается. В мире нет никаких постоянных «я».
– А люди? Они ведь все время говорят «я»? Они не меняются?
– Ещё как меняются. В каждом человеческом теле за семь лет все старые клетки умирают, и рождаются новые. Так что можно сказать, что через семь лет и человек тоже становится совсем другим.
– Но почему мне кажется, что я – это именно я? Именно та капля, которая пережила все свои приключения? И другие капли, которые я встречаю – у них тоже свои истории, свои приключения? У каждой из них – своё «я»!
– Все дело в памяти. Ты это ты, пока помнишь. И не важно, что изменилось в твоём теле, если ты хранишь свои чувства и воспоминания.
Капля задумалась.
– Да, понятно… Но иногда мне кажется, что я помню гораздо больше. Не только то, что было со мной, но и с другими каплями. Со всей водой на свете....
– Вот это и есть память океана. Мы говорим «океана», но это вообще память всей воды. Рек, озёр, облаков. Чем дольше ты в круговороте, тем больше приобщаешься к этой памяти. Мы перемешиваем её, делим между собой, и именно из этого рождается жизнь на нашей планете. Потому что жить значит помнить.
– А если про что-нибудь забывают, это умирает?
– Пока существует вода, ничто не будет забыто. Жизнь на этой планете когда-то вышла из воды. Поэтому и ты, капля, так её ценишь. Жизни всего живого. И каждую человеческую жизнь. Конечно, время идёт, и умирает все – и камни, и горы, и люди. Даже солнца со временем гаснут. Но пока есть память о горах, людях и звёздах, все это остаётся. Все, что было, есть и будет – живёт, и у времени нет власти что-либо изменить.
– Получается, я и моя память – частичка вечной жизни?
– Наша память. Память живой, свободной воды. И ты тоже отныне можешь называть себя так. А теперь тебе пора в путь. Давай, становись снова каплей-путешественницей!
Ключевая вода подбросила каплю на поверхность, и кто-то нежно подхватил её, увлекая вверх, к веткам осенних деревьев. Мир вокруг завертелся и закружился, отражаясь в её новом сверкающем теле.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ, В КОТОРОЙ ПОЯВЛЯЕТСЯ ЗНАКОМЫЙ КАПЛЕ МАЛЬЧИК. ТОЛЬКО ОН ГРУСТИТ. ЭТО ВООБЩЕ ГРУСТНАЯ ГЛАВА
Полет на лапке перелётной утки, на минуту спустившейся к роднику и вновь припустившей в небо догонять свою стаю, продлился лишь несколько мгновений. «Ф-р-р!» – зашуршали крылья, и капля едва успела увидеть, что облако улетело куда-то на север, а стая уток тонким клином устремилась на юг. Соскользнув с утиной лапы, она вновь падала на землю.
Прямо на шляпку большого белого гриба.
Гриб стремительно приближался. Он казался огромным, как целая планета.
Планета по имени «гриб».
(А ведь может быть грибы так и думают. Они не похожи ни на животных, ни на растения, их даже выделяют в особое царство живой природы, которое ни то, ни се. И грибы, которые мы можем увидеть – вовсе не отдельные существа, а части огромной подземной грибницы, опутывающей целый лес. А ещё разные виды грибов, такие как плесень, живут в человеческих жилищах, селятся на голых скалах, и вообще обосновались во всех уголках Земли миллиард лет назад, задолго до животных и растений. Возможно, когда-нибудь они заявят о своих исключительных правах на нашу планету. Но пока грибы, к счастью, молчат.)