Но зато, когда учёным удалось обуздать цепную реакцию в уране и заставить её лишь слегка тлеть, люди получили удивительный источник энергии. Маленького кусочка такого ядерного топлива достаточно, чтобы отправить в дальнее плаванье огромный корабль или обеспечить электричеством целый город. Один грамм урана может заменить тысячи тонн угля. Вот для этого и нужны атомные реакторы, в один из которых попала капля.
В стержнях посреди реактора как раз тлела ядерная реакция, поэтому они испускали пронзительный синий свет. Но чтобы удержать реакцию под контролем, рядом с ними висели другие стержни, черные как ночь. Хитрая автоматика то выдвигала их вниз, то чуть убирала наверх. Это были графитовые стержни, надёжно поглощавшие нейтроны. Они и тяжёлая вода вместе замедляли ядерную реакцию, делали её безопасной. Если даже что-то пойдёт не так, графитовые стержни упадут на дно, и уран погаснет, реактор остановится.
Конечно, хорошо рассуждать о том, как надёжно и ловко все устроено в атомном реакторе, если находишься где-нибудь далеко от него. А когда окажешься внутри, да ещё в компании с надменной тяжёлой водой, которая не желает ничего тебе объяснять, можно просто с ума сойти от страха. Тем более что каплю сразу понесло к горячим урановым стержням, в облако неземного синего света. Там было жарко, очень жарко – и капля сразу приготовилась закипеть и испариться, но с удивлением поняла, что закипеть почему-то не получается. Её бил внутренний озноб, и страшное возбуждение, похожее на вороватую щекотку, готово было разорвать её на части, но она оставалась такой же спокойной частичкой воды, словно кто-то сковал её ледяным дыханием.
Горячая и холодная одновременно – как такое может быть?
А очень просто. Вода в реакторе находилась под огромным давлением, и из-за этого не могла закипеть. Триста градусов тепла – настоящий ад для воды, но под давлением она не превращается в пар, а остаётся жидкостью – только очень горячей.
Капля и ахнуть не успела, как мощное течение пронесло её мимо уранового стержня и бросило в широкую трубу, которая вела куда-то вниз. И, к своему удивлению, в этой трубе она почувствовала что-то знакомое. Наконец-то! Среди нескончаемого потока тяжёлой воды рядом с ней течением несло обычную каплю. Такую же, как она.
– Ты меня слышишь? – воскликнула капля так громко, как только могла.
– Конечно слышу, не кричи! – деловито ответила ей другая частичка простой воды. – Ты что, новенькая?
– Да! А куда мы течём?
– Так ты не знаешь? Мы на пути в теплообменник. Отдавать своё тепло! Чтобы крутились паровые турбины, вырабатывалось электричество, горели лампы в городах и посёлках! – с гордостью ответила попутчица.
– Паровые турбины? Мы превратимся в пар и улетим? – с облегчением переспросила капля.
– Конечно же нет. Это не наше дело. Этим занимается обычная вода там, за стенками, которые мы нагреваем. Мы – избранные, и должны оставаться тут. Возвращаться к урановым стержням, нагреваться, и снова дарить тепло.
– Избранные? Но ты тоже капля обычной воды! Для них ведь ты примесь?
– Не примесь, а законная часть теплоносителя по ГОСТу! Ты так всем тут и говори. В тяжёлой воде допускается пол-процента таких, как мы.
– А разве тебе не хочется на свободу?
– Свобода это иллюзия. Все, кто прикоснётся к урану, становятся другими, – ответила попутчица. – В следующем цикле подплыви к нему ближе, и ты поймёшь.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ. ПЕСНЯ УРАНА
Круговорот воды в реакторе оказался очень быстрым, и, как показалось капле, буквально через несколько секунд она вновь очутилась в активной зоне.
На этот раз, преодолевая радиационную щекотку, раздиравшую её на части, она постаралась подплыть ближе к урановому стержню. Правда, сам уран она все равно не видела: он скрывался под плотной алюминиевой оболочкой, в крепком и безопасном чехольчике. Зато она услышала его песню:
Нет ничего древнее времени.
Нет ничего вернее старости.
Стареем. Стареем.
От быстрой жизни к жизни медленной.
Ступени безнадёжной гибели.
Скорее. Скорее.
Эта песня, угрюмая и торжественная, звучала в такт внутренней щекотке, охватившей каплю, и разогревала её волнами какого-то мрачного восторга.
Внезапно песня на мгновение прервалась, и она услышала сухой и громкий голос, прозвучавший как будто внутри неё самой:
– Ты не такая как все. Живая вода. Подплыви ко мне ближе.
– Вы это мне? – переспросила капля.
– Стареем. Стареем. – запел снова уран. – Плыви ко мне. Плыви ко мне.
Капля, преодолевая толкотню других водяных частиц, осторожно приблизилась к горячему стержню.
– Ты капля живой воды. – утвердительно прозвучал голос, и мелодия вновь пресеклась. – Живая вода в хороводе смерти. Зачем?
– Я здесь случайно…
– Случайностей не существует, – равнодушно ответил голос, и капля вспомнила, что уже слышала эти слова. Ну конечно, там, в роднике…
– Да, я знаю, – откликнулась она. – Случайностей не существует.
– Ты знаешь. – удовлетворённо заключил голос. – Тогда плыви.
И снова затянул свою песню:
От быстрой жизни к жизни медленной.
Ступени безнадёжной гибели…
Каплю уже несло прочь от урановой сборки, а песня звучала в ней все громче и громче. Как будто она вошла в состав воды, растворилась в ней, как кристаллики коварной соли.
Нет ничего древнее времени.
Нет ничего вернее старости…
– Для тех, кто свободен, времени не существует! – воскликнула капля.
– Никто не свободен. Весь мир тюрьма, – прозвучал сзади равнодушный голос урана. – Скорее. Скорее.
Капля сделала стремительный кувырок, промчалась через теплообменник, и снова оказалась возле уранового стержня, который продолжал свою мрачную проповедь:
– Вселенная – тюрьма для звёзд. Человеческое тело – тюрьма души. Атом – тюрьма элементарных частиц. И только распад, старение, смерть – освобождают. Горстка праха, вот что такое твоя свобода. Давай, плыви. Посмотрим, далеко ли тебе плывётся.
Капля сделала ещё один круг, но успела увидеть лишь мелькнувшие сгибы труб и ребра теплообменника, промчавшиеся как в убыстрённом кино. Мгновение – и она снова повисла в синем радиоактивном облаке, а уран будто бы и не прерывал свою речь:
– Только время и существует, остальное – пыль и прах. Время ведёт от молодости к старости, от жизни к смерти, от славы к забвению. Я первым начал стареть на этой планете, и моя сила – это сила распада. Люди в миллион раз ускорили мою старость, и они за это поплатятся. Время и смерть неразлучны.
С какого-то момента капле стало казаться, что она неподвижно висит вплотную к урановому стержню, хотя на самом деле мощное течение уносило её по трубам и вновь возвращало к урановой сборке. Но это было не важно.
– Ты забудешь все, кроме моего синего света. Ты станешь избранной. Я подарю тебе энергию распада.
Стареем, стареем!
Капля чувствовала, как нейтронные потоки пронизывают её насквозь. Если бы в ней оказалась частица другого вещества, хоть мельчайшая йота соли, радиация бы зацепилась за неё, поселилась бы в воде. Но, к счастью, сквозь чистую воду радиоактивные лучи проходят без задержки.
Однако мучение продолжалось и продолжалось.
Иногда ей казалось, что прошли миллионы лет, и она висит в середине умирающего солнца, источающего бесконечный мрачный и торжествующий вопль.
– Может быть, именно так гибнут сверхновые звезды, – думала капля каким-то краешком того, что осталось в ней от сознания. – Или наоборот, рождаются черные дыры, которые втягивают в себя все. Даже свет. Даже время. Хорошо бы, если бы нас всех всосала чёрная дыра…
– Верно мыслишь! – хвалил ее уран. – Еще немного, и ты станешь избранной.
Ступени безнадежной гибели.
Скорее. Скорее…
Все кончилось неожиданно.
Сначала синий свет начал быстро ослабевать. Потом капля почувствовала, как снижается давление. Реактор остывал. Вдруг, как будто кто-то включил звук, взревели насосы, и её бросило в трубопровод. Но вода по нему шла непривычно медленно и тихо. В первый раз капля смогла внимательно осмотреть все изгибы и стыки своей атомной тюрьмы, и с удивлением сознавала, что её путешествие по трубам и теплообменникам длится долго. Очень долго. Может быть, целый день?
Наконец поток воды вернулся в реактор, и она увидела, что где-то в куполе открылся люк. Урановую сборку медленно вытягивали наверх.
– Перезагрузка! Берём пробу на радиоактивность!
В воду рядом с каплей плюхнулась обычная пластмассовая бутылочка, привязанная к верёвке. Точно такая же, как та, в которой она провела многие годы. И капля бросилась к ней, как к желанному убежищу.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ, В КОТОРУЮ СНОВА НЕНАДОЛГО ЗАГЛЯДЫВАЕТ ГЛИСТ
Пробирки стояли в специальной кассе на белом столе. На одних была этикетка «контроль», на других – «проба». Капля, конечно, была там, где пробы. А в контрольных пробирках оказалась вода, которую не стали наливать в реактор. Образцы для сравнения.
Учёные всегда так делают.
Берут, например, двух мышей. Одну просто кормят, а другой вкалывают из шприца какой-нибудь вирус. И смотрят, насколько ей хуже, чем контрольному экземпляру. А потом пишут об этом диссертации.
Иногда кажется, что бог, судьба или ещё какая-то могущественная сила разделила всех нас на экспериментальные и контрольные образцы.
Капля с некоторой грустью думала, что, наверное, её приключениям суждено всегда попадать в «пробы».
– Но все прекрасно, радиоактивность в норме, – сказал над каплей человек в белом халате. – За девять лет никаких изменений.
– Девять лет! – подумала капля. – Я была в реакторе девять лет. А кажется, что столетия…
– Мишель, помой пробирки!