Когда трибун на людях избил императорского раба, Клавдий не причинил обидчику вреда, только лишил его свиты, но и ту вскоре вернул. Он отослал другого своего раба на Форум и приказал, чтобы того жестоко высекли, так как он оскорбил знатного человека. В сенате император сам пожелал вставать в случае, если другие долгое время стояли, ибо по причине слабого здоровья он часто оставался сидящим, как я уже сообщал, зачитывая свое мнение, если о нем спрашивали. Он даже позволил Лукию Сулле[303] сидеть на преторской скамье, так как этот человек, будучи неспособным в то время по причине своего возраста услышать что-либо со своего обычного места, стоял.
В первую годовщину своего провозглашения императором он не сделал ничего сверх обычного, за исключением того, что раздал по сто сестерциев преторианцам, дело, которой он делал впоследствии ежегодно[304]. Некоторые из преторов, впрочем, по собственной доброй воле и безо всякого постановления устроили общественное празднование не только этого события, но и дня рождения Мессалины. Но не все из них сделали это, а только те, кто сочли приличествующим, столь великой свободой действий они располагали. В самом деле, Клавдий выказывал такую скромность во всех этих вещах, что когда у него родился сын[305] (названный в то время Клавдием Тиберием Германиком, но позже также Британником), он не сделал это событие в каком-либо отношении заметным, и даже не позволял, чтобы прозвание Августа было дано мальчику, и Августы — Мессалине.
13. Он постоянно давал гладиаторские бои, ибо испытывал большое удовольствие от них, так что даже вызвал осуждение на этот счет[306]. Погибали очень немногие дикие звери, но большое число человеческих существ, одни — в сражениях друг с другом, другие — растерзанные животными. Ибо император люто ненавидел рабов и вольноотпущенников, которые в царствования Тиберия и Гая злоумышляли против своих хозяев, как тех, кто беспричинно делал ложные доносы против других, так и тех, кто совершал лжесвидетельства, и соответственно он избавился от большинства из них изложенным образом, хотя некоторых покарал другим способом, и многих отдал для наказания их хозяевам. Столь велико, в самом деле, было число тех, кто оказался публично казненным, что статую Августа, стоявшую в том месте, убирали в другое, чтобы не показалось, что он тоже присутствует на этой бойне, или же закрывали.
Этим поступком Клавдий навлек на себя насмешки, ибо он жадно насыщался теми самыми зрелищами, на которые, по его мнению, не подобало бы смотреть даже неодушевленной бронзе. Он испытывал особое удовольствие, наблюдая за теми, кого безжалостно истребляли в перерывах между представлениями в обеденное время; и все же он приказал умертвить льва, натасканного пожирать людей на превеликую потеху толпы, заявив, что не к лицу римлянам глазеть на такие зрелища.
Но за некоторые деяния его громко хвалили — за свободное общение с народом на представлениях[307], за то, что он снабжал их всем, чего они желали, а также за то, что он очень редко использовал глашатаев, но вместо этого доводил до сведения о большинстве событий посредством сообщений, написанных на досках.
14. После того, как он приучился таким образом вдоволь насыщаться кровью и резней, ему легче было перейти к другим видам убийств. Императорские вольноотпущенники[308] и Мессалина были ответственны за это, ибо всякий раз, когда они желали добиться чьей-либо смерти, они запугивали Клавдия, и как следствие им позволялось делать все, чего бы им не захотелось. Часто, когда в миг внезапной тревоги охватывавший его страх приводил к тому, чтобы приказать о чьей-либо казни, впоследствии, придя в себя и возвратившись в чувство, он, бывало, проводил разыскание об этом человеке и, изучив, что же произошло, оказывался огорченным и раскаивающимся.
Он начал этот ряд убийств с Гая Аппия Силана[309]. Он послал за этим человеком, который происходил из очень благородной семьи и был в то время наместником Испании, делая вид, что нуждается в его услугах, женил его на матери Мессалины и некоторое время содержал его в чести, среди самых близких и дорогих себе. А затем внезапно убил его. Причина заключалась в том, что Силан оскорбил Мессалину, самую распутную и похотливую из женщин, отказавшись переспать с ней, и этим пренебрежением, проявленным к ней, испортил отношения с Наркиссом, императорским вольноотпущенником. Так как у них не было правдивого или хотя бы правдоподобного обвинения, чтобы выдвинуть против него, Наркисс придумал сон, о котором заявил, что будто бы видел Клавдия, убитого рукой Силана; затем рано утром, когда император еще находился в постели, весь дрожа, он сообщил ему о своем сне, а Мессалина, подхватив эту тему, преувеличила его значение[310].
15. Так тог погиб просто из-за видения. После его смерти римляне больше не тешили себя надеждами на Клавдия, и Анний Виникиан[311] с некоторыми другими сразу же составил против него заговор. Анний был одним из тех, кого предлагали на престол после смерти Гая, и отчасти именно страх, вызванный этим обстоятельством, подвигнул его на мятеж. Так как он, однако, не располагал военной силой, он послал к Фурию Камиллу Скрибониану[312], правителю Далматии, который имел множество граждан и союзнических войск, и заручился их поддержкой; ибо Камилл уже вынашивал собственные замыслы о восстании, главным образом из-за того, что ранее был оговорен перед императором.
Когда Анний зашел так далеко, многие сенаторы и всадники примкнули к нему, но они оказались бесполезны, ибо воины, когда Камилл выразил перед ними надежду увидеть восстановленной республику и пообешал вернуть им давнюю свободу, заподозрили, что у них опять будут смуты и раздоры, и не захотели дальше слушать его. Из-за этого он испугался и бежал от них, и когда прибыл на остров Исса, наложил на себя руки[313].
Клавдий тем временем находился в большом страхе, и готов был добровольно отказаться от своей власти в пользу Камилла, но затем к нему возвратилось мужество[314]. В первую очередь он разными способами вознаградил воинов, особенно, побудив сенат дать легионам, составленным из граждан (седьмому и одиннадцатому), прозвания Клавдиевых, Верных и Любящих Отчизну[315].
Затем он произвел розыск тех, кто составил против него заговор, и по этому обвинению многих приговорил к смерти, среди прочих претора, которого сначала отстранил от должности. Некоторые, правда, включая Виникиана, совершили самоубийство. Ведь Мессалина и Наркисс со всеми прочими товарищами-вольноотпущенниками ухватились за этот случай, чтобы дать выход своей самой злобной мести. Они использовали, например, рабов и вольноотпущенников как доносчиков против их собственных хозяев. Эти хозяева и другие, самого высокого происхождения, одинаково иностранцы и граждане, и не только плебеи, но и некоторые всадники и сенаторы, были подвергнуты пыткам вопреки тому, что Клавдий в самом начале своего правления поклялся не подвергать пытке ни одного свободного человека.
Клавдий. Римский бюст I века н. э.
Херея, главный организатор убийства Калигулы, заявил, что будет ужасно, если римляне после полоумного передадут власть слабоумному, имея в виду Клавдия. Подозрения в умственной полноценности Клавдия высказывал еще император Август. По описаниям современников, Клавдий беспрестанно тряс головой, тянул правую ногу, а говорил «невнятным шамкающим голосом», так что его трудно было понять.
16. Вследствие этого многие мужчины и женщины были казнены в то время, и некоторые из последних даже встретили свою судьбу в той же тюрьме. И когда они должны были умереть, даже женщины, их вели в цепях на место казни, как пленников, и их тела сбрасывали по Лестнице Стенаний, а в случае тех, кого казнили где-нибудь вне города, только их головы были выставлены там. Некоторые из наиболее виновных, впрочем, посредством услуг или взяток спасли свои жизни при помощи Мессалины и императорских вольноотпущенников из окружения Наркисса. Всем детям приговоренных к смерти была дарована неприкосновенность, и некоторые даже получили деньги. Обвиняемых судили в сенате в присутствии Клавдия, префектов и вольноотпущенников. Он зачитывал обвинения, сидя между консулами на председательской трибуне или на скамье, затем он переходил на свое обычное место, а трибуну занимали консулы. Такому же порядку следовали в других случаях особой важности.
Случилось в то время, что Галес, вольноотпущенник Камилла, будучи приведенным в сенат, оправдывался с очень большой свободой в словах вообще, и, в частности, сделал замечание, достойное того, чтобы быть упомянутым. Наркисс взял слово и сказал ему: «Что бы ты делал, Галес, если бы Камилл стал императором?» Тот ответил: «Стоял бы позади него и помалкивал».
Так он стал знаменитым из-за этою замечания, также как Аррия из-за другого. Эта женщина, которая была женой Кекины Пета, не захотела жить после того, как тот был приговорен к смерти, хотя, будучи в очень близких отношениях с Мессалиной, могла бы занять видное положение. Тем не менее, когда ее супруг проявил малодушие, она укрепила его решимость, ибо она взяла меч и ранила себя, затем передала его мужу, говоря: «Смотри, Пет, мне не больно!»[316].
Эти двое, таким образом, заслужили похвалу; ибо из-за долгой череды бедствий дошли до того, что доб