лесть не означала более ничего другого, как достойно умереть. Но что касается Клавдия, он был так сосредоточен на наказании упомянутых и других, что постоянно давал воинам в качестве пароля ту строку относительно необходимости «суметь отразить человека, напавшего первым»[317]. Он высказал и многие другие намеки такого рода по-гречески, как им, так и в сенате, с тем исходом, что те, кто смог понять хотя бы один из них, смеялись над ним. Таковы были некоторые события в то время. Также трибуны в связи со смертью одного из них сами созвали сенат с целью назначить его преемника, хотя на месте были консулы.
17. Когда Клавдий в третий раз стал консулом[318], он отменил многие дни благодарения и многие праздники, поскольку им была отведена большая часть года к немалому ущербу для общественных дел. Кроме этого сокращения праздников он урезал разными путями все, что мог. То, что было роздано Гаем безо всякой справедливости и основания, он потребовал от получивших назад, но он вернул дорожным магистратам все штрафы, какие они заплатили в царствование Гая по наущению Корбулона.
Кроме того, он дал указание наместникам, избранным по жребию, так как они даже в то время медлили покинуть город, что они должны были начинать свое путешествие ранее середины апреля. Он лишил ликийцев свободы за то, что они восстали и умертвили некоторых римлян, и он включил их в состав провинции Памфилия[319]. Во время расследования этого дела, которое велось в сенате, он задал вопрос на латыни одному из послов, который был но происхождению ликийцем, но получил ранее римское гражданство, и когда человек не смог понять, что он сказал, он лишил его гражданства, говоря, что не пристало быть римлянином человеку, не знающему языка римлян[320].
Многие другие лица, недостойные гражданства, также были лишены его, в то время как другим он даровал гражданство совершенно без ущемления кого-либо, в некоторых случаях отдельным лицам, в некоторых — целым общинам. Ибо так как римляне имели преимущество перед иностранцами практически во всех отношениях, многие добивались этой льготы личным обращением к императору, а многие покупали ее у Мессалины и вольноотпущенников императора. По этой причине, хотя сначала эта милость продавалась только за большие деньги, она сделалась впоследствии настолько обесценившейся благодаря легкости, с которой ее можно было достичь, что стало общим мнением, будто всякий человек мог стать гражданином, дав нужному лицу несколько кусков битого стекла.
За свои действия в этой области Клавдий поэтому навлек на себя насмешки[321], но его хвалили за поведение в другом направлении. Кажется, что были сделаны доносы против многих новых граждан, в некоторых случаях на то, что они не приняли имени Клавдия, а в других — что они не оставили ему после смерти имущество, что было укоренившимся, и говорили о тех, кто получил гражданство от него, что они должны были делать обе эти вещи. Клавдий тогда запретил кого бы то ни было вызывать в суд по таким основаниям.
Мессалина и его вольноотпущенники получали подношения за продажу оптом и в розницу не только льгот и военного командования, прокураторства и управления провинциями, но также всего вообще, и в таких размерах, что там возникла нехватка всех товаров, и как следствие Клавдий вынужден был собирать плебс на Марсовом поле, и с возведенного на нем возвышения определять цены на разные товары. Клавдий также дал на поле гладиаторские бои, по случаю чего надел воинский плащ. День рождения ею сына был отмечен преторами по их собственному почину представлениями и обедом. Все из них, кто решил это, поступали также и в дальнейшем.
18. Между тем Мессалина не только выставляла напоказ собственную распущенность, но также заставляла других женщин показывать себя настолько же бесстыжими. Она побудила многих из них совершить прелюбодеяния прямо во дворце, в то время как их мужья присутствовали и смотрели на это. Таких мужчин она любила, ласкала и вознаграждала почестями и должностями, но других, которые не хотели предоставлять своих жен для таких дел, она ненавидела и обрекала на гибель всеми возможными способами.
Эти поступки, однако, несмотря на подобную природу и то, что совершались столь открыто, долгое время ускользали от внимания Клавдия, ибо Мессалина заботилась о нем, подкладывая ему разных служанок, и старалась обезопасить себя от тех, кто мог бы сообщить ему какие-либо сведения, то ли оказывая им милости, то ли подвергая их наказанию. Например, она устранила в то время Катония Юсга[322], начальника преторианской охраны, прежде, чем он смог бы осуществить свое намерение рассказать императору кое-что об этих делах. И, приревновав к Юлии, дочери Друза, сына Тиберия, а затем жене Нерона Германика, она стала причиной того, что её убили[323]. В это же время один из всадников, обвиненный в заговоре против Клавдия, был сброшен с Капитолия трибунами и консулами[324].
19. Пока в городе происходили эти события, Авл Плавтий[325], прославленнейший сенатор, совершил поход против Британии, ибо некий Берик[326], изгнанный с острова вследствие восстания, убедил Клавдия послать туда войско. Таким образом случилось, что Плавтий предпринял этот поход, но имел затруднения в том, чтобы побудить свое войско выступить вне Галлии. Ибо воины возмутились при мысли о том, чтобы совершить поход за пределы ведомого мира, и не желали оказывать ему повиновения, пока Наркисс, присланный Клавдием, не поднялся на возвышение рядом с Плавтием и не попытался обратиться к ним. Тогда они пришли в ярость от этого и не дали Наркиссу произнести и слова, но внезапно выкрикнули на одном дыхании хорошо известный возглас: «Ио, Сатурналия!» (ибо на празднике Сатурна рабы надевали одежду своих хозяев, и это был древний праздник), — и тут же решили следовать за Плавтием.
Их задержка, однако, сделала их отплытие слишком поздним для этого времени года. Они были отправлены тремя отрядами с тем, чтобы им не помешали при высадке — как могло бы случиться с одним войском, — и во время их переправы они сначала были повергнуты в уныние, потому что первоначально сбились с пути, но затем собрались с духом, поскольку вспышка света, появившаяся на востоке, промчалась к западу, в направлении, в котором они плыли.
Так они высадились на острове и не встретили никого, кто сопротивлялся бы им. Ибо бритты вследствие своей неосведомленности не предвидели, что они придут, и потому заблаговременно не собрались. Но даже если бы они и собрались, они не стали бы близко подходить к стоянкам римлян, но укрылись бы в болотах и лесах, рассчитывая, что терпение завоевателей истощится в бесплодных усилиях, так что, точно так же, как в дни Юлия Кесаря[327], они должны будут отплыть назад, ничего не достигнув.
20. Плавтий, соответственно, имел некоторые затруднения в том, чтобы разыскать их; но когда, наконец, он все же их обнаружил, сначала нанес поражение Каратаку, а затем Тогодумну, сыновьям Кунобеллина, который умер[328] (британцы не были свободными и самостоятельными, но были разделены на части между разными царями).
После бегства этих царей он овладел по договору частью бодуннов, которыми управляло племя катуэлланов; и, оставив там сторожевой отряд, он продвинулся дальше и достиг реки[329]. Варвары подумали, что римляне будут не в силах переправиться через нее без моста и, соответственно, беспечно стали лагерем на противоположном берегу; но он послал переправиться подразделения германцев, которые были привычны легко преодолевать в полном вооружении самые бурные потоки. Те неожиданно набросились на врагов, но вместо того, чтобы стрелять в кого-либо из людей, ограничились тем, что ранили лошадей, впряженных в их повозки; и в последовавшей свалке даже вражеские всадники не могли спастись.
Плавтий вслед за тем послал переправиться также Флавия Веспасиана (человека, который в последствии стал императором[330]) и его брата Сабина, действовавшего как его заместитель. Так они, кроме того, переправились через реку тем же способом и убили многих врагов, застав их врасплох. Уцелевшие, однако, не обратились в бегство, но на следующий день снова вступили в схватку с ними. Исход борьбы был неопределенным, пока Гней Госидий Гета, после того, как едва избежал плена, в конце концов, не добился поражения варваров так умело, что получил триумфальные украшения, хоть и не был консулом.
Оттуда британцы отступили к реке Тамесу[331] недалеко от того места, где она впадает в океан и во время прилива образует залив. Ее они легко преодолели, так как знали, где можно было найти в тех местах твердую почву и удобные броды, но римляне в попытке преследовать их не были так успешны. Впрочем, германцы опять переплыли ее, и некоторые другие преодолели по мосту чуть выше по течению, после чего они тут же набросились на варваров с разных сторон и истребили многих из них. Неосторожно преследуя остатки, они зашли в болота, из которых трудно было выбраться, и так потеряли некоторых людей.
21. Вскоре после этого Тугодумн погиб[332], но британцы, далекие от того, чтобы подчиниться, все объединились более прочно, чтобы отомстить за его смерть. Из-за этого обстоятельства и из-за трудностей, с которыми он столкнулся на Тамесе, Плавтий стал осторожным, и вместо того, чтобы сколько-нибудь продвигаться дальше, занялся охраной того, что уже приобрел, и послал к Клавдию. Ибо он имел предписание поступить так в случае, когда встретит какое-либо особо упорное сопротивление и, в самом деле, многочисленное снаряжение, включая слонов, было уже собрано для похода.