Будуика во главе войска примерно в 230 тысяч человек сама ехала на колеснице и определила другим их места каждому в отдельности. Паулин не мог бы выстроить свою линию вдоль всего ее строи, так как, даже ели бы люди были поставлены только в один ряд, они не могли бы растянуться достаточно далеко, настолько они уступали в численности[463].
Но, с другой стороны, он не отваживался вступить в бой одним плотно построенным отрядом, из страха быть окруженным и разрезанным на части. Вследствие этого он разделил войско на три подразделения с тем, чтобы сражаться в нескольких разных местах в одно и то же время, и он сделал каждое из этих подразделений настолько сильным, чтобы невозможно было легко прорваться сквозь него.
9. Пока он выстраивал и располагал своих людей, он также воодушевлял их, говоря: «Вставайте, однополчане, вставайте, римляне! Покажите этим проклятым негодяям, насколько далеко мы превосходим их даже среди злой судьбы. Вам было бы стыдно, в самом деле, бесславно уступить ныне то, что лишь краткое время назад вы завоевали своей доблестью. Долгое время, несомненно, как мы сами, так и наши отцы, во много меньшем числе, чем мы имеем сейчас, завоевывали гораздо более многочисленных неприятелей. Не бойтесь же их численности и их мятежного духа, ведь их храбрость остается ничем большим, нежели опрометчивое безрассудство, не подкрепленное оружием или упражнениями. Тем более, не бойтесь их из-за того, что они сожгли пару городов, ибо они не взяли их силой или после боя, но один был предан, а другой оставлен им. Добейтесь для них ныне надлежащей кары за эти поступки, и пусть они выучат на собственном опыте разницу между нами, когда мы оскорблены, и ими».
Поппея Сабина, вторая жена Нерона. Римский бюст I века н. э.
Поппея отличалась редкой красотой, умом, образованностью, при этом была властной и амбициозной. В выборе мужей и возлюбленных она руководствовалась не чувствами, а корыстью и властолюбием. Когда Нерон стал императором, она соблазнила его и фактически женила на себе. Поппея жила в непревзойдённой роскоши, вела крайне расточительный образ жизни, обладала огромным влиянием на императора и принимала немалое участие в принятии государственных решений.
10. После того, как он обратился с этими словами к одному подразделению, он пошел к другому и сказал: «Ныне время, однополчане, для рвения, ныне время для отваги. Ведь если сегодня вы проявите себя храбрецами, вы вернете все, что потеряли; если вы возьмете верх над этими врагами, никто больше долго не выстоит против нас. Одной такой битвой вы и обезопасите то, чем сейчас обладаете, и подчините остающееся; так как повсюду наши воины, даже если бы они были в других землях, будут подражать вам, а враги будут охвачены ужасом.
Итак, так как в ваших возможностях то ли править без страха всем человечеством, как народами, которые ваши отцы оставили вам, так и теми, кого вы сами добыли в дополнение, то ли быть лишенными всего этого, выбирайте свободу, правление, жизнь в достатке и радость от процветания скорее, чем, избежав усилий, испытать противоположное всему этому».
11. Сделав обращение такого рода к этим людям, он пошел к третьему подразделению, и тем сказал: «Вы слыхали, какие гнусности эти проклятые люди совершили против нас, более того, вы даже оказались свидетелями некоторых из них. Выбирайте же, хотите ли вы сами подвергнуться такому же обращению, какое испытали ваши товарищи, и оказаться кроме того полностью выброшенными из Британии, или же, завоевав их, отомстить за павших и одновременно дать остальному человечеству пример не только великодушной милости к покорившимся, но также неотвратимой суровости к мятежным.
Со своей стороны я надеюсь больше всего, что победа будет наша; во-первых, потому что боги являются нашими союзниками (ибо они почти всегда на стороне оскорбленных), во-вторых, из-за нашей храбрости, которую мы унаследовали, ведь мы римляне и справляли триумф надо всем человечеством благодаря нашей доблести (потому что мы победили и подчинили этих самых людей, которые сейчас выстроились против нас); и, наконец, из-за нашего уважения к себе (ведь те, с кем мы сейчас вступим в схватку — не противники, но наши рабы, которых мы покорили и тогда, когда они были свободными и независимыми).
Даже если исход должен будет доказать противоположное моим надеждам, — ведя я не уклоняюсь от упоминания и такой возможности, — было бы лучше для вас пасть, храбро сражаясь, чем оказаться взятыми в плен и посаженными на кол, смотреть на собственные внутренности, вырезанные из ваших тел, быть изжаренными на вертелах или погибнуть, сваренными в кипятке — одним словом, испытать, что будет, если бы нас бросили беззаконному и нечестивому зверью. Давайте же, поэтому, или победим их, или умрем на этом самом месте. Британия будет достойным памятником нам, даже если остальные римляне будут изгнаны отсюда, ведь в любом случае наши тела должны будут навсегда обладать этой землей».
12. Обратившись к ним с такими и похожими словами, он подал знак к бою. Вслед за тем войска приблизились друг к другу, варвары с большим криком, смешанным с угрожающими боевыми песнями, а римляне в молчании и строем, пока не подошли к неприятелю на расстояние броска дротика. Затем, пока их враги еще продвигались навстречу им шагом, римляне бросились вперед по команде и обрушились на них на полной скорости, и, когда, произошло столкновение, легко прорвались сквозь неприятельские ряды, но, так как они были окружены большим числом врагов, они должны были сражаться повсюду одновременно.
Их стычки происходили многими способами. Легковооруженные части обменивались бросками метательного оружия с легковооруженными, тяжеловооруженные противостояли тяжеловооруженным, конница столкнулась с конницей, а против варварских повозок сражались римские лучники. Варвары хотели смять римлян натиском своих повозок, беспорядочно ударив по ним, но, так как те бились в нагрудных доспехах, сами были отражены лучниками. Всадники топтали пехотинцев, а пехотинцы стаскивали всадников; часть римлян, став сомкнутым строем, двинулась навстречу повозкам, а другие были рассеяны ими; отряд британцев вышел отрезать место с лучниками и уничтожить их, тогда как другие довольствовались тем, что спасались от их стрел на расстоянии; и все это происходило не в одном только месте, но со всеми тремя подразделениями одновременно.
Они сражались долгое время, обе стороны, вдохновляемые одинаковой злостью и отвагой. Но, в конце концов, римляне стали брать верх, и они убили многих в бою возле телег и у леса, и также многих взяли в плен. Тем не менее, немало из них спаслось и готовилось опять сражаться[464]. Тем временем, однако, Будуика заболела и умерла[465]. Британцы глубоко скорбели но ней и устроили ей роскошные похороны; но, почувствовав тогда, наконец, что они в самом деле побеждены, они рассеялись по домам.
13. В Риме Нерон сначала развелся с Октавией Августой ради своей сожительницы Сабины, а позже приговорил ее к смерти[466].
Сабина, опасаясь, что Октавию однажды могли бы позвать назад, подговорила некоторых ложно обвинить ту в прелюбодеянии и колдовстве, таким образом она навлекла на неё сначала изгнание, а затем и смерть[467].
Он сделал это вопреки возражениям Бурра, который стремился предотвратить их развод, и как-то сказал ему: «Хорошо, но тогда верни ей её приданое», — под которым он имел в виду верховную власть. В самом деле, откровенность в высказываниях была отличительной чертой Бурра, и он пользовался ею ее с такой смелостью, что однажды, например, когда император во второй раз спросил его мнение о деле, по поводу которого тот уже высказался, он сердито ответил: «Когда я уже высказал своё мнение, не нужно спрашивать меня еще».
Так Нерон избавился от него[468] при помощи яда; и он назначил в качестве одного из двух человек, начальствовавших над преторианцами, некоего Софрония Тигеллина, превзошедшего всех своих современников в распутстве и кровожадности[469].
Тигеллин, превзошедший всех своих современников в распутстве и кровожадности, стал преемником Бурра. Именно ему, говорят, был дан ответ замечательной Питии, которая одна отказалась даже под жестокими пытками оболгать свою госпожу и, в конце концов, так как Тигеллин продолжал принуждать её, плюнула ему в лицо, сказав: «Лоно моей госпожи чище, Тигеллин, чем твой рот»[470].
14. Нерон сделал бедствия своих родственников предметом шуток и острот. Например, после убийства Плавта[471] он бросил взгляд на его голову, когда ее принесли ему, и заметил: «Я и не знал, что он такой носатый», — будто чтобы сказать, что мог бы пощадить его, если бы знал это обстоятельство раньше! И хотя он почти полностью посвятил свое существование жизни в тавернах, он запретил другим покупать в тавернах что-нибудь вареное, кроме зелени и горохового супа.
Он разделался с Паллантом[472], так как тот скопил огромное состояние, оценивавшееся в сто миллионов денариев. Он часто проявлял высокомерие: например, он отказывался говорить со своими служителями из вольноотпущенников, но вместо этого кратко записывал все свои пожелания и приказы на табличках.
Когда многие из собравшихся в Антиуме погибли, Нерон устроил по этому поводу празднество.
Некий Трасея выразил мнение, что для сенатора высшей мерой наказания должна быть ссылка[473].
15. Распущенность Нерона достигла таких размеров, что он в самом деле правил на публике колесницами. А в одном случае после представления охоты на диких зверей он тут же подвел по трубам воду в театр и показал морской бой, затем опять отвел воду и устроил сражение гладиаторов. Наконец, он еще больше затопил это место и дал роскошный общественный пир. Тигеллин был назначен распорядителем пиршества, и все, что угодно, было предоставлено в расточительном изобилии.