После нескольких успешных тренировочных набегов на «Уэбер» я почувствовал себя достаточно уверенным, чтобы перейти к следующему этапу. В Седону с кратким визитом приезжала Фредди и могла мне помочь в обучении собаки. На сей раз я встречал ее в аэропорту Финикса. Надеялся, что в Финиксе найду то, что отсутствовало в зоомагазинах Седоны, – рабочую упряжь для Кометы. Все, что мне предлагали до сих пор, не подходило на непомерно большую грудь борзой, резко переходившую в деликатное брюшко, вполне достойное карликового пуделя. Я видел упряжи на боксеров – собак, похожих на Комету по конституции, но меньших по размеру. Наверное, нужная мне упряжь найдется в зоомагазинах большой торговой сети, и один из таких располагался на пути в аэропорт.
– О чем задумалась, Комета? – спросил я.
Мы с борзой остановились на пороге торгового зала. Уши собаки торчали к потолку, глаза широко раскрыты, нос принюхивался к летающим в воздухе таинственным запахам. Эти запахи, как все, что находилось перед глазами, вызывали такое восхищение, что собака подрагивала от удовольствия. В кои веки дитя попало в кондитерскую! Комета пришла в такой восторг, что не заметила других бродящих по магазину собак с хозяевами. Я решил, что подобная экскурсия необходима: пусть мозг борзой сообразуется с ее трепещущими чувствами, когда она смотрит на хомячков и змей, рыбок и рептилий и принюхивается к кормам для животных.
Мы уже углубились в магазин, когда из угла раздался полный боли пронзительный крик. Комета остановилась как вкопанная. Ее тело содрогалось с такой частотой, что я испугался, как бы не началась фибрилляция сердца. Внезапно она дернула поводок и потащила меня на звук. Через несколько секунд мы оказались перед клеткой с попугаем. За сеткой топталась и вопила птица в оранжево-зеленом оперении. Комета подняла уши, резанула взглядом, словно лазером, попугая и, готовясь к прыжку, присела на задние лапы.
– Нет! – Я потянул собаку назад. – Пук перьев ценой в тысячу долларов мне не по карману.
С тех пор всякий раз, когда мы попадали в зоомагазин, борзая обходила зал, выискивая того омерзительного крикуна.
В отделе ошейников и поводков нам повезло. Примерив Комете несколько упряжей, я остановился на черной с коричневатым оттенком и золотистыми заклепками. Борзая одобрила мой выбор. Сбруя выглядела потрясающе на ее черной в коричневую полоску груди. И я не сомневался, что собака понимала это. Она не протестовала, когда, отправившись встречать Фредди, я оставил упряжь на ней.
Уже на подъезде к аэропорту мне пришло в голову, что у Кометы может случиться психическая перегрузка, если я возьму ее с собой в терминал, но ее энтузиазм по поводу нового наряда оказался заразительным.
– Когда-то же тебе надо привыкать к аэропортам, – произнес я, пристегивая поводок. И Комета с проворством пантеры выпрыгнула из задней дверцы.
Лифт поднял нас с парковки на третий уровень. Мы завернули за угол, и перед нами во всплесках неоновых надписей и многоцветной радуге лиц и одежд открылся центральный зал аэропорта. Воздух гудел от телефонных разговоров, смеха, объявлений о прилетах и отлетах по трансляции и возбужденных голосов пассажиров. У Кометы буквально отвалилась челюсть.
Я вспомнил свое первое посещение цирка: мелькающие огни, свистящие звуки органа каллиопе, запахи сахарной ваты и арахиса, львы, слоны, коверные шуты и усыпанные блестками кружащиеся в туманной высоте воздушные гимнасты. Праздник чувств настолько потряс меня, что закружилась голова и я ощутил себя почти больным еще до того, как мой двоюродный брат предложил мне первую в жизни сигарету. Уверен, я и на вид был таким же оглушенным, каким себя чувствовал.
Вот и на морде Кометы, когда мы оказались в зале с его суетой и шумом, застыло то же выражение: пасть открыта, вытаращенные глаза шарят по сторонам. Борзая постоянно застывала в потоке людей; взгляд, охватывая панораму, скользил вправо и влево и, вобрав все, останавливался, прежде чем собака поворачивалась в другую сторону, чтобы закончить обследование этой ошеломляющей картины. То был один из немногих случаев в наших отношениях, когда Комета не сознавала, что я с ней рядом. У стойки прилета появилась Фредди, и собака скакала на поводке, словно ей не терпелось рассказать, какие нас ждут невероятные испытания, если мы хотим пробиться обратно через толпу.
– Комета, в своем новом костюме ты выглядишь очень элегантно и деловито, – похвалила борзую жена.
И мы, следуя за борзой по терминалу, захихикали, словно юнцы на первом свидании. Собака тащила нас за собой, будто являлась хозяйкой этого места и хотела показать, где вкуснее всего пахнет булочками с корицей или бургерами. Мы едва успевали приблизиться к одному месту, как Комета тянула нас в другое.
Оказавшись во внедорожнике, Фредди устроилась за рулем и произнесла:
– А я уже готовилась сказать, как ты бледен, а тут впору вести речь об улыбке, которая словно приклеилась к твоей физиономии. Не ожидала, что ты настолько соскучился по мне.
– Просто не рассказать, как все было забавно! – воскликнул я и поспешно добавил: – А улыбаюсь, конечно, потому, что ты приехала.
– Вот и отлично. – Мы немного помолчали, и наши глаза на мгновение встретились. – А то уж я вовсе забыла, как выглядит счастливый Вулф. – Фредди посмотрела в зеркальце заднего вида на борзую. – Надо подобрать Комете новый наряд. Красная жилетка под сбруей не очень ей идет.
По дороге в Седону у меня было достаточно времени рассказать о своем плане самостоятельно летать на самолете домой с борзой в качестве помощницы.
– Сначала я решил научить ее катать тележку в гастрономе, а затем и инвалидное кресло.
Не отрываясь от руля, Фредди изумленно сощурилась, искоса взглянув на меня.
– Ты приехала очень вовремя: поможешь мне.
Брови жены взлетели вверх, губы сложились в неодобрительную усмешку, но она промолчала.
Я предоставил ей целый день, чтобы прийти в себя, и только после этого повел в наш «Уэбер». К тому времени Комета стала там желанным клиентом, и владелец больше не ходил за нами по пятам. Я бросил в тележку несколько тяжелых предметов и, пропустив поводок борзой спереди под рамой, дал его конец в руки жене.
– Прицепи к сбруе Кометы, – попросил я. – Тележка нагружена, но не сильно. Я буду придерживать ее сзади, чтобы она не наезжала на собаку, когда та будет останавливаться. Пусть привыкает, что, когда она работает, я нахожусь сзади.
– А мне что делать? – прошептала Фредди. – Давать ей угощение за то, что она вообще движется, или когда начнет тянуть тележку? – Жена двинулась вперед, намереваясь укрыться за каталкой.
Я понятия не имел, как научить собаку тянуть, и приходилось полагаться на метод проб и ошибок.
– Если ты пойдешь вперед, – поучал я Фредди, – Комета, наверное, постарается не отстать. Только не позволяй ей пугаться, когда она почувствует натяжение поводка. – Я бросил стыдливый взгляд в проход, желая убедиться, что мы не привлекаем внимания посторонних.
– Пошли, Комета, пошли, девочка! – позвала жена и сделала несколько шагов, повернувшись к собаке лицом, к проходу спиной и ухитряясь при этом двигаться крадучись. Комета мгновение глядела, как она удаляется, затем повернула голову, призывая меня остановить это унизительное публичное представление. – Идем, моя радость, – произнесла Фредди, но Комета не двигалась. – Видимо, тебе надо сказать ей, чтобы она шла за мной.
Несколько человек провезли мимо нас груженые тележки и недоуменно покосились на непонятную картину. Я чувствовал, что еще немного, и за нас возьмется охрана магазина.
– Нужно попробовать что-то иное. Давай я пойду вперед, а ты станешь придерживать тележку.
Я поменялся с Фредди местами, почесал борзую между ушами и, опираясь на палки, двинулся по проходу. Комета немедленно последовала за мной, но замерла на месте, почувствовав, что вес груза натянул поводок. Комета повернулась с явным намерением упрекнуть Фредди: мол, такие шутки неуместны во время работы.
– Иди сюда, девочка, – ласково позвал я и, поманив собаку рукой, показал ей печеночный крекер. – Вези сюда тележку. – В моем голосе прозвучало отчаяние.
Комета натянула поводок, остановилась и опять оглянулась. Фредди толкнула тележку вперед, ослабляя нагрузку на сбрую. Борзая посмотрела на меня – теперь собака тянула тележку, а Фредди толкала ее сзади. Через два шага Комета взяла из моей руки угощение. Мы медленно продвигались по отделу фасованных продуктов; тележка подпрыгивала и дергалась каждый раз, когда собака натягивала поводок. Вкусные крекеры и моя радость от того, что она с готовностью усваивала урок, укрепляли уверенность борзой.
Когда мы миновали хлебную секцию и повернули к полкам с вином, тележка катилась за Кометой, словно пивная бочка за клайдздельской гнедой. Для полноты картины я добавил в нее упаковку из двенадцати банок пива «Оук крик». Продавцы бросили выкладывать на полки товары и, не веря собственным глазам, улыбались нам. Я отвечал им снисходительным взглядом умудренного человека. Мол, люди ведут себя так, словно никогда не видели, чтобы борзая тащила за собой тележку в супермаркете!
В следующие дни мы накупили множество продуктов и отточили до совершенства технологию управления нашим грузовым транспортом. После случая, когда Комета потянулась за угощением в руке Фредди и, дернув поводок, заставила меня выпустить ручку тележки и грохнуться на пол, я решил, что она не должна тянуть, пока я не подам ей команду, цокая языком. Собака поняла, что небезопасно стоять слишком близко к стеклянной дверце холодильника в отделе замороженных продуктов. Если я терял равновесие, дверца выскальзывала у меня из рук и, распахиваясь, могла ударить по любому оказавшемуся в радиусе ее действия носу. Борзая выработала стратегию передвижения и всякий раз, когда мы останавливались у полок, укрывалась за тележкой. Соображаешь, собачка!
Еще мы выработали план действий в труднопроходимых местах, особенно там, где были выставлены бьющиеся товары. В наш последний перед отъездом Фредди визит в супермаркет мы оставили Комету у штабелей картонных коробок, а сами пошли выбирать бутылку вина к планируемой на вечер бараньей грудинке. Борзая не знала, как следует поступать, если во время посещений магазина я вдруг удаляюсь от нее, и двинулась в нашу сто