Симона де Бовуар
Она размышляет о том, что человек осознает, что он смертен и на протяжении короткой жизни ему недоступна полная свобода. Таким образом, он всегда сталкивается с проблемой ответственности в общении «с другими». Наибольшие трудности связаны, по ее мнению, с общением между полами. Симона де Бовуар подчеркивает возможность поиска согласия между ними не в сфере секса и принятии привилегированного статуса мужчины, а в совместном поиске смысла жизни. Она всей своей жизнью пыталась доказать, что между мужчиной и женщиной возможны прочные отношения, не обусловленные их биологической сущностью. Именно поэтому отказалась иметь детей. Именно поэтому всегда была рядом с Сартром, хотя у каждого из них была своя личная жизнь. Об этом удивительном гражданском союзе ходили и ходят легенды.
Философские сочинения Симоны де Бовуар отличает интеллект, кругозор, хороший стиль изложения, просветительское начало, но в обществе она нравилась далеко не всем. «Второй пол» критики восприняли как «женский бунт», являющийся не столько обоснованием необходимости эмансипации, сколько свидетельством необузданной гордыни и отражением личных жизненных коллизий, — ведь именно свою судьбу писательница подвергала безжалостному анализу и в художественных произведениях, и в научных исследованиях. Уже в первом своем романе «Гостья» о жизни пары, слаженную гармонию которой разрушает вторгшееся в их жизнь юное существо, она описывает свои отношения с Сартром. Не секрет, что рядом с великим философом постоянно присутствовали юные поклонницы.
Для Симоны творчество писателя — еще и способ самопознания: «Мужчина действует и таким образом познает себя. Женщина же, живя взаперти и занимаясь трудом, не имеющим весомых результатов, не может определить ни свое место в мире, ни свои силы. Она приписывает себе высшее значение именно потому, что ей недоступен никакой важный объект деятельности… Желание жить женской жизнью, иметь мужа, дом, детей, испытать чары любви не всегда легко примирить со стремлением добиться намеченной цели». Вряд ли ей самой удалось это примирение. Но она сознательно выбрала свой путь.
Симона де Бовуар была истинной француженкой. Она обладала отличным вкусом. Любила и умела носить модную и красивую одежду. С фотографий периода романтических отношений с Сартром на нас смотрит уверенная в себе, очаровательная женщина. Но позже ей пришлось выслушать столько нелицеприятного в свой адрес, что, по легенде, у нее появился комплекс некрасивой женщины. Независимость мышления и яркие публикации в защиту женской эмансипации создали образ феминистки, не признающей традиционную женственность. Симона не опровергала эти обвинения. Более того, она одна из немногих осмелилась развенчивать возникший после войны новый культ женственности: «Вести…жизнь, пронизанную чувством стиля, и не страдать при этом от стресса было под силу лишь хорошо обеспеченным людям, которым не приходилось наряду с этим заботиться о детях и кухне, о стирке и глажке, покупках и уборке»[68].
Работы Симоны де Бовуар — пример тесной взаимосвязи феминизма и философии. Она, наряду с Сартром, была ярким представителем экзистенциализма.
Мода начала «оттепели»
Зато везде найдется много охотников решительно осудить слишком открытое, по их мнению, платье у женщины. Тут советуют уже призывать милиционера!..
Смерть Сталина в марте 1953 года стала преддверием оттепели в политике советского государства. Словом «оттепель» сейчас привычно обозначают время хрущевского правления (вторая половина 50-х и начало 60-х). Оно, безусловно, отмечено рядом позитивных изменений в жизни общества. Разоблачен культ личности, наступил конец политическим репрессиям, реабилитированы некоторые народы, депортированные во время войны: чеченцы, ингуши, балкарцы, карачаевцы и калмыки. Им разрешено вернуться на историческую родину. Запущен в космос первый советский спутник. Советский Союз, по словам Никиты Хрущева, должен за четыре года догнать и перегнать Америку по производству мяса, молока и масла.
Гендерный аспект перемен выразился в реформе школьного образования, восстановившей в 1954 году совместное обучение мальчиков и девочек, и в отмене постановлений ЦИКа и СНК СССР от 1936 г. о запрещении абортов в 1955 году, что возвращало женщинам право самостоятельно решать свою судьбу.
Чуть приоткрылся железный занавес, и большим событием стал Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Москве летом 1957 года. Гости фестиваля шумными компаниями бродили по улицам Москвы и Ленинграда, пели песни на непонятных языках, их одежда поражала. Советские граждане смотрели на них как на диковинку, обменивались с гостями значками и пластинками, девушки улыбались смуглым кубинцам и черным как уголь конголезцам. Молодежь собиралась на вечеринки в кафе, клубах, квартирах. Молодые поэты стали публично читать стихи на улицах. Нельзя сказать, что наступила полная свобода действий и мыслей, но ее стало ощутимо больше, и это сразу отразилось и в манере поведения, и в манере одеваться.
Лицом второй половины пятидесятых, безусловно, была героиня Людмилы Гурченко из комедии Эльдара Рязанова «Карнавальная ночь» — Леночка Крылова. Именно она изменила традиционный, лакированый образ «советской девушки», героини труда, сделала его живым, современным, противостоящим тупости, пошлости, бюрократизму. Лейтмотивом фильма стала «победа нового над старым». В нем зазвучала новая музыка, джазовые оркестровки, несмотря на то, что джаз тогда, мягко говоря, не поощрялся. Фильм стал важным этапом в жизни советского общества. Герои ее, молодые люди, умеющие радоваться жизни, искренне и азартно высмеивали надоевшее старое и косное.
В те пятидесятые на нашей эстраде ни о каких пластических передвижениях не могло быть и речи. Резче, «чем надо», выставишь ногу — «вульгарно, развязно, дурной тон». Я сама через все это прошла. Некоторые делали свои замечания вслух, а некоторые в письменном виде: «Смотрел вашу комедию. Смеялся до слез… Но хочу сделать Вам серьезное замечание: когда Вы танцуете в черном платье, в танце, при повороте, у вас неприлично поднялась юбка, выше нормы. Это недостойно нашей советской девушки» …Это письмо написал молодой человек. А ведь герой фильма Огурцов что-то подобное произносит в сцене, где замечательно танцует балетная пара:
— Теперь сам. танец, о чем он говорит?
— О молодости, о любви… Серафим Иванович.
— Это я понимаю, тоже женатый. Вот вы — кто по профессии?
— Вообще-то я экономист.
— Так-так, и много вы встречали экономистов в таком виде?
— Но ведь танец так поставлен!
— Переставьте! Короче, танец переставить, ноги изолировать…
Даже не верится, что было такое. Сейчас вспоминаешь и невольно смеешься. А ведь в начале съемок картины даже челку на моем лбу запретили — вульгарно. Зато к концу работы челка на моем лбу победоносно загуляла. Простили и тот злополучный «кусок ноги». «Убедила», сказали. И на студии всем делегациям показывали нашу комедию: вот, мол, как у нас поют, танцуют, шутят и острят.
Костюмы начала оттепели
Платья начала оттепели
Черное платье с белой муфточкой, в которой героиня пела «Песню о хорошем настроении», стало чрезвычайно популярным образцом модной одежды. А ведь наряды героини были сшиты точно в западном стиле New look. Таким образом, и наши девушки восприняли новый образ, о котором в книге «Искусство одеваться», выпущенной Лениздатом в 1959 году, сказано так: «В женской одежде сохраняется силуэт пышной кринолиноподобной юбки с затянутой талией, плечо покатое, женственное, вырез ворота различный — от умеренного до большого декольте; фасоны выреза тоже разнообразны: полукруглый, каре, удлиненный, фасонный, очень модны воротники». Конечно, никаких ссылок на западную моду не было, да и быть не могло по идеологическим соображениям. Так что название New look осталось незнакомым советским гражданам.
…Я шла подпрыгивающей походкой по коридору студии «Мосфильма» в огромной широченной юбке, затянутая в талии так, что Аолите Торрес и не снилось. Голова моя в колечках и с челочкой была чуть ли не вдвое больше талии. В моде были нижние юбки. Если другие девочки носили одну, то я — сразу две, да такие накрахмаленные, что лучше не садиться… И я весь день была на ногах. Вечером еле-еле доплеталась до общежития — пешком, троллейбусом, электричкой — и падала замертво. Зато фасон держала целый день!
Я шла по коридору студии «Мосфильма». На лице у меня было написано: «Все хочу, все могу, всех люблю, все нравится».
Ив Монтан и Симона Синьоре.
На нем пальто с шалевым воротником (РГААИ)
В ней было что-то магическое… В нем было все элегантно: и движения, и черный костюм (РГААИ)
«На ней было красивое пальто, богато отделанное мехом. Сразу видно, не нашего покроя» (РГАЛИ)
Это был образ сильного мужчины, для которого в толпе поклонников, среди большого числа официальных лиц была главным — она (РГАЛИ)
С позиций гендерного анализа обращает на себя внимание то, что когда железный занавес приоткрылся, стал особенно заметен контраст сложившихся отношений между полами в России и на Западе. Событием стал приезд в Москву французских артистов Ива Монтана и Симоны Синьоре. Описание этого визита есть в книге Людмилы Гурченко «Аплодисменты». Ее поразила не только, и не столько их «не нашего покроя» одежда, но подчеркнуто внимательное, любовное отношение Монтана к своей супруге, которое он не стеснялся проявлять на людях. Это был образ сильного мужчины, для которого в толпе поклонников, среди большого числа официальных лиц была главным — она. Такое поведение было новым для советской публики, где невозможно было проявление чувственности, сексуальности, где к женщине в публичной сфере обращались со словом «товарищ», а в частной жизни доминировал образ матери при малозаметной роли мужчины. Пример западных гостей являлся откровением, прецедентом возможности «другого», маленьким зернышком, попавшим на российскую почву, из которого могли появиться ростки перемен.