История, которую нельзя рассказывать — страница 29 из 41

Тем временем в деревню пришла зима. В ноябре бушевали метели, и бабушка с дедушкой думали, что теперь-то неясыть точно улетит, но она осталась.

– Ох, этот клич, – запричитала как-то бабушка. – Следи за знаками, Иляна. В воздухе пахнет кровью.

– Если б мы верили в каждый знак, который ты замечаешь, вышло бы, что весь мир уже давно обречён на погибель, – вздохнул дедушка.

Бабушка выглянула из окна в кухне посмотреть на долину у подножия холма, где солдаты собрались вокруг огромного костра – дымящихся руин дома.

– Очень скоро мы это узнаем, – сказала она.

К ноябрю многие жители покинули деревню. Перед отъездом они выдернули гвозди из досок и сняли двери с петель. Солдаты, как стервятники, копошились в грудах обломков.

Немного везения нам принёс снег. Он валил непрерывно, и на крыше нашего дома с каждым днём росла снежная шапка, а кругом всё побелело. Такая погода досаждала агентам Секуритате и солдатам, которые, в отличие от жителей деревни, не привыкли к суровой зиме. Они ходили угрюмые и жаловались на холод, а их бульдозер застрял на подъёме в гору. В Румынии зимы обычно снежные, и все к этому привыкли. В Бухаресте снег шёл каждую зиму, но не так рано и не так много.

– И это только начало зимы, – сказал дедушка.

– Ты осенью ловила падающие листья? Кто поймал хоть один листок – зимой не замёрзнет, – вспомнила бабушка одну примету.

Я ничего не ловила, а потому встревожилась. Но когда я рассказала об этом Габи, она закатила глаза.

– Су-е-ве-ри-я! Только и всего, – проговорила она. – А вот рядом с печью ты не замёрзнешь.

И, как всегда, Габи была права. Кухонная печь обогревала весь дом. Снег сильно изменил уже привычную мне жизнь в горах. Теперь перед выходом на улицу я так укутывалась, что потом ковыляла вперевалку. Приходилось очень стараться, чтобы все наши животные были сыты, а вода в их поилках не замерзала. Иногда мы накрывали козочек одеялами. И было очень важно смотреть под ноги, не то провалишься в сугроб, который с виду кажется неглубоким, или поскользнешься на льду, припорошенном снегом. Впрочем, нам с Габи, пока мы соблюдали осторожность и правильно одевались – например, в дедушкину белую дублёнку, которой мы могли запросто укрыться вдвоём, – стало гораздо проще шпионить за солдатами. Мы могли мгновенно распластаться по земле или юркнуть за сугроб.

К сожалению, снег и задержка бульдозера не спасли семью Бяланов. Главный в коричневом костюме превратил таверну в свой штаб и в конце концов вынудил хозяев уехать. В тот день, когда за Йоаном и его родителями приехал грузовик, мы с Габи наблюдали за их сборами с крыльца её дома.

– Он часто вёл себя по-свински, но мне всё равно его жалко, – сказала я.

Габи кивнула. Господин Бялан погрузил в кузов грузовика последний ящик с вещами. Им разрешили взять только самое необходимое и дали на сборы всего день.

Йоан собрался было лезть в грузовик, но тут заметил нас и, попросив отца подождать, подбежал. Габи будто одеревенела.

– Вы что-то задумали, да? – спросил Йоан. – Я видел, как вы шныряете повсюду и постоянно шепчетесь.

Габи спряталась за мою спину, поэтому я выпятила грудь.

– Мы не выдадим свои секреты, даже не надейся.

Йоан сунул мне в руки листок смятой бумаги.

– Не нужны мне ваши секреты. Но можете воспользоваться моим. Это карта. Мы с ребятами постарше собирались дать отпор солдатам, но из всех остался только я. Теперь ваша очередь. Заставьте их уехать. Надеюсь, ты на самом деле храбрая, Иляна, а не просто притворяешься.

Когда Йоан ушёл, мы с Габи переглянулись и спрятали листок. Позже мы пошли по нарисованной на нём карте, и она повела нас сначала к замёрзшему ручью, затем дальше, в глубь леса. Наконец в маленькой расщелине, скрытой низко нависшими еловыми ветками, мы нашли то, что прятали мальчишки: оружие. Там была огромная груда булыжников и снежков с камнями внутри, самодельные рогатки и остро заточенные палки. Увидев всё это, мы вытаращили глаза.

Полдня мы с Габи сидели в пещерке и строили планы. Нападать на солдат в открытую было бы глупо, но надо быть готовыми к тому, что они могут на нас напасть. Поскольку меня чуть не раскрыли возле дома Старой Константы, возвращаться к церкви мы теперь боялись, поэтому пещера стала нашей штаб-квартирой.

Габи чертила схемы и графики. Я просматривала свои записи, пытаясь найти зацепки. Ещё мы натренировались подавать сигналы птичьими голосами. Моим позывным был отрывистый предостерегающий клич неясыти, а Габи подражала пению её дружка-самца. Оружие мальчишек мы спрятали в разных местах по всей деревне: что-то рядом со школой, что-то возле нашего холма. Самую крепкую и острую палку мы засунули в засыпанные снегом кусты под забором во дворе Габи.

Иногда, если госпожа Сала не открывала школу – а такое в последнее время случалось всё чаще, – мы с Габи тайком убегали в поля и устраивали тренировки по рукопашному бою.

– Смотри, если вот это таверна и кто-нибудь отсюда выйдет, – я махнула рукой на промёрзший стог сена, – ты можешь выбить пистолет у него из рук вот так.

Я продемонстрировала приём с помощью палки.

– А если бы ты стояла около лавки, – подхватила Габи, – можно было бы запульнуть камень ему в голову.

И она натянула резинку на рогатке. Целилась Габи очень хорошо.

Места наших тайников с оружием и убежища, где можно спрятаться в случае беды, были обозначены на карте Габи зашифрованными значками. Но нам пришлось запоминать эти значки – чтобы, если карта попадёт в руки врага, никто не смог её прочитать.

Слежка за солдатами шла своим ходом. Один из них выкуривал по четыре сигареты подряд, поджигая новую от тлеющего бычка. У другого солдата была аллергия на молочные продукты, и он сердился, если ему предлагали сыр. Офицер Секуритате, который тогда остановил меня на улице, иногда насвистывал народные песни, если был один. Всё это казалось нам важными сведениями.

Но как бы тщательно мы ни продумывали свои действия, большинство вещей мы не могли предусмотреть.

Всем, кто ещё остался в деревне, главный в коричневом костюме приказал по очереди явиться в таверну. Когда он поговорил с госпожой Юрсу, до сих пор носившей траур по мужу, та вернулась к себе домой, взяла сумку с вещами и пошла прочь из деревни. Какой-то солдат предложил её подвезти, но она послала его к чёрту, и он отстал.

С упрямыми старыми фермерами вроде моих бабушки с дедушкой, которые, в отличие от господина Бялана, более спокойно заявили, что никуда не уедут, главный в коричневом костюме проявлял притворное терпение. Он кивал их словам, будто бы сочувствовал. Потом сказал, что рано или поздно им придётся смириться с положением вещей, и намекнул, что, если они не уедут к новому году, им предстоит столкнуться с неприятными последствиями.

На самом деле, если бы солдатам было надо, чтобы оставшиеся жители уехали, они в любой момент могли нас выгнать. Их настоящая цель не имела отношения к самой деревне. Мы с Габи закутывались в дедушкину дублёнку и, сливаясь со снегом, собирали зацепки. Так мы узнали, что отряды солдат уходят в лес и не возвращаются по нескольку дней. В таверне на стене, которую было видно через окно с улицы, висела карта наших гор с воткнутыми в разных местах флажками. Накрытая брезентом груда металлических ящиков с каждой неделей росла всё выше и выше.

– Это опасно, но мы должны узнать, что это такое, – сказала я Габи. Она кивнула.

Вечером, когда бабушка с дедушкой прибирались после ужина, я соврала, что забыла кое-что в школе, и уговорила их отпустить меня в деревню. Я взяла фонарик и встретилась с Габи у леса. Она стояла на страже, пока я по-пластунски ползла по сугробам. Подобравшись к накрытой брезентом груде поближе, я перевернулась на спину и прочитала написанное по трафарету слово на ящиках: «Боеприпасы».

– Как думаешь, в лесу и правда прячутся террористы? – спросила Габи, когда мы ушли оттуда подальше.

– Мой дядя, конечно, крутой, но до Рэмбо ему далеко, – сказала я. – Вряд ли всё это для сражения с ним.

– Какой ещё Рэмбо? – Габи недоумённо посмотрела на меня.

– Это такой персонаж из фильма – качок в бандане.

Вдобавок ко всему в других краях нашей страны творились разные события. Иногда мы с бабушкой и дедушкой ходили к Габи послушать новости. Её мама сначала выглядывала на улицу проверить, не следит ли кто за домом, а потом приносила из подвала портативное радио господина Юрсу, которое оставила его жена. Санда протягивала длинный тонкий провод через окно наружу, чтобы поймать запрещённые американские программы. Так мы узнали о студенческом протесте в столице, о гражданских беспорядках во время одного обращения Вождя – похоже, всё было страшно серьёзно. Взрослые не знали, что и думать.

– Как считаете, в чём дело? – шёпотом спросила Санда.

– Может, здешние события как-то с этим связаны? – предположила бабушка.

– Пожалуйста, убери радио! – сказала Габи, дёргая маму за рукав.

Когда радио доставали, Габи переживала, что солдаты нас поймают, и была уверена, что те снаряды они припасли как раз для таких случаев.

– Не волнуйся, – сказала я Габи однажды вечером, после того как мы ушли к ней в комнату. – Если они нападут, мы знаем, что делать.

– Я бы так не сказала, Иляна. Вот, гляди. – Она кивнула на пустой ящик на полу. – Даже моя мама поговаривает о том, чтобы уехать. И вообще, давай серьёзно. Мы с тобой одни. Как мы будем сражаться с солдатами? Они же просто пришлют подкрепление, если мы на них нападём.

– Ну и что? – Я пожала плечами.

Габи смотрела на меня круглыми глазами, но мне было нечего добавить. Я не могла рассказать ей о встрече с Константой – что бы старуха ни говорила, я не имела права повторить историю, которую нельзя рассказывать.

Я до сих пор не определилась насчёт Белого Волка – да и в свои собственные сказки я больше не верила, разве что призраки в моих историях были как взаправдашние. Но Старая Константа говорила очень убедительно. И верить, что Белый Волк явится и спасёт нас, было гораздо лучше, чем совсем потерять надежду.