бы заплатить жалованье рыцарям и пехотинцам, иначе те вернутся по домам или разбредутся. Предприятие уже обошлось дорого, и не один барон, подобно бедным паломникам, отправился обратно. В 1100 г. Роберт Фландрский и Роберт II Нормандский, а с ними и все их люди, рыцари и пехотинцы, погрузились в Яффе на корабли, поднявшие якорь, чтобы отплыть в Италию.
Всего за несколько лет — в 1099, 1101, 1102 и 1105 гг. — египтяне предприняли четыре больших наступления на территории, занятые латинянами. Очень часто хронисты, хоть они и были очевидцами, ненадолго задерживаются на описании боев, ограничиваясь несколькими словами, неизменно одними и теми же, говоря о победоносных конных атаках франкских рыцарей. Но от этих четырех кампаний нам все-таки остались подробные рассказы Фульхерия Шартрского, остававшегося при Балдуине Булонском до 1107 г.
Летом 1099 г., 4 августа, всего через три недели после взятия Иерусалима, в Аскалоне высадился фатимидский визирь Аль-Афдаль с большим войском. Среди этого множества людей франки впервые увидели нубийских вспомогательных воинов и наемников из верховий Нила и из Судана, «племя публиканов и чернокожее племя, обитателей эфиопской земли, в просторечии именуемых азопартами, а также все варварские народы, составляющие Вавилонское королевство».
В 1099 и 1101 г. франки одержали победы, но в 1102 г. они пошли в атаку, не собрав всех пехотинцев, и численное превосходство противника сказалось самым роковым образом — их окружили и перебили на месте. Некоторые укрылись в Рамле, а Балдуин Булонский был обязан жизнью только продолжительному ночному бегству, во время которого один арабский эмир, верный союзник, провел его через фатимидский лагерь. После выхода оттуда ему понадобилось три дня пути по крутым дорогам, чтобы оторваться от всадников, посланных в погоню за ним, прежде чем достичь городка Арсуф на побережье.
Египтяне возобновили наступление только через три года, их войска усилила тысяча всадников, выставленных эмиром Дамаска, но 27 августа 1105 г. франки взяли верх, вечером их пехотинцы разграбили лагерь противника, а рыцари взяли в плен трех эмиров, получив возможность потребовать крупные выкупы.
Три победы в четырех кампаниях, которые всего несколько сот рыцарей одержали над куда более многочисленными армиями, прочно удерживавшими сухопутные и морские пути, сразу же упрочили власть франков, улучшили их репутацию и, главное, существенно увеличили их силы и богатства. Всякий раз они захватывали десятки, а то и до целой сотни боевых коней и вьючных животных; «они входили в палатки, находили там сокровища — золото, серебро, плащи, одеяния и драгоценные камни, известные под такими нежными названиями, как яшма, сапфир, халцедон, изумруд, сардоникс, хризолит, топаз, берилл и аметист, а также золоченые шлемы, очень дорогие перстни, превосходные мечи, зерно, муку [...], ложа со всей постелью, сундуки, полные украшений, и славные трофеи, позволявшие им громко возгласить о своих победах на службе Богу». Роберт II Нормандский подарил церкви Гроба Господня знамя визиря, купленное за двадцать марок серебра при распродаже добычи, а меч последнего, оставшийся на земле, был продан на публичных торгах за шестьдесят золотых монет[60].
Эти успехи и подвиги, каким очень удивляешься, если представишь себе эти горстки воинов, едва поселившихся в своих крошечных королевствах и сталкивавшихся с огромными армиями египетского султана, внимания историков по-настоящему не привлекли. Правда, хронисты тех времен о них не умалчивали, но говорить, как они, только о храбрости франков и их манере боя недостаточно. В стране, которую слабо контролировали арабские эмиры, неспособные договориться между собой, особая сила латинян заключалась в том, что они построили профессиональную армию и сравнительно частую сеть укреплений.
Военные ордены, тамплиеры и госпитальеры, учрежденные для приема и защиты паломников, через несколько лет стали настоящим войском, которое состояло из людей с боевым опытом, подчиненных строгой дисциплине. Они давали пожизненный обет и обеспечивали военное присутствие в любой момент и в течение всего года. Они не испытывали недостатка ни в людях, ни в деньгах. Первые магистры сразу же обратились к знатным семействам Европы, и многие младшие сыновья приехали, чтобы вступить в зарождающиеся ордены. Потекли дары, и эта военная казна позволяла нанимать и оплачивать вспомогательные войска, туркополов (турецких наемников), которые в бою всегда следовали за рыцарями. Появилось выражение «воины-монахи», а мусульмане сравнивали их с обитателями «рибатов», пограничных замков или укреплений, куда верующие поступали служить на несколько месяцев.
ЗАМКИ И КРЕПОСТИ
Первые замки были простыми башнями, спешно возведенными во время осад, чтобы сосредоточить гарнизоны у крепостных стен. В Антиохии франки были обязаны успехом только трем большим укреплениям напротив городских ворот: укреплению Боэмунда Тарентского на севере, башне Раймунда IV Тулузского под названием Маонери, охранявшей мост через Оронт, и крепости Танкреда Готвильского на южной дороге. Через пять лет, в 1103 г., чтобы плотней блокировать город Триполи, граф Тулузский воздвиг к юго-востоку от него мощную крепость Мон-Пелерен (мусульмане называли ее Калаат Санджиль), которая, будучи заселена воинами и ремесленниками, стала плацдармом для атак на городские стены. Триполи был взят только в 1109 г., но за шесть лет Мон-Пелерен стал франкским «новым Триполи». Город Тир, последнюю морскую крепость, еще остававшуюся в руках мусульман, окружили тремя замками, которых оказалось достаточно, чтобы перекрыть снабжение, — это были Кастель-Нёф, Казаль-Эмбер и Тибнин. Аскалон, откуда выступили четыре экспедиции египтян, пал лишь очень поздно, в 1153 г., благодаря блокаде, возможность для которой дали три специально построенных замка. Хронисты и историки того времени объясняют, что это была умело согласованная стратегия, и несколько раз упоминают советы баронов, обсуждавшие, как надежней окружить крепость. Рыцари обеспечивали охрану временных лагерей и защищали обозы; паломники текущего года, поклонившись Гробу Господню, сразу шли помогать каменщикам. Каждую дорогу перекрывало какое-либо укрепление: Ибелен на севере, на берегу моря, Жибелен на востоке и Бланш-Гард на северо-востоке. Южней, на пустынной дороге в Египет, франки отстроили и укрепили стены старинного города Газы.
Впоследствии замки, которых становилось все больше, воздвигались не затем, чтобы защищать границы, слишком нечеткие, а чтобы охранять дороги. Прежде всего те дороги, по которым шли паломники. С января 1100 г. Готфрид Бульонский привлекал последних, так же как экипажи генуэзских и пизанских кораблей, к работам по укреплению Яффы. За несколько недель, работая в условиях почти постоянной угрозы со стороны противника, они сделали из Яффы крепость, способную выдерживать любое нападение с суши и с моря. Под защитой внешних стен построили склады, мастерскую по конопачению и ремонту судов и приют для паломников. Чтобы охранять их от турок или от разбойников, на северной дороге, называемой дорогой Монжуа, построили сначала простую укрепленную башню (Парва Маомерия), потом замок Эрнан (Hernant), служивший приютом, и, наконец, укрепленный собор в Лидде. На южной дороге находились два замка, отстоявшие недалеко друг от друга (Бельвуар и Бельмон), а также монастырь, обнесенный высокими стенами (Аквабелла), и Торон-де-Шевалье на месте бывшей крепости Латрун[61].
Пограничные укрепления в 1100―1130-е гг. возвели только государи Антиохии, за недолгое время создавшие три линии замков: на востоке, на границах с землями эмира Алеппо, их образовали Сере (Ceret), Сардон (Sardone) и Харим; вдоль Оронта, на правом берегу, — Арцикан (Arcican) и крупный укрепленный город Апамея. На другом берегу дальние подступы к княжеству охраняли три меньших укрепления и, еще южней, внушительный Саон.
В Иерусалиме как таковом колонизацию, управление и контроль за жителями обеспечивали крупные укрепленные бурги, хорошо защищенные монастыри и замки, каждый из которых был важным центром заселения, а в некоторых округах и единственным местом, которым христиане по-настоящему владели. В 1100 г. король совершил рискованный поход за Мертвое море, и, чтобы сделать эти области мирными, христиане воздвигли сначала два солидных замка: Монреаль в 1115 г. и Крак (именуется также Крак-де-Моав), а потом еще пять, выстроившихся вдоль караванной тропы, в том числе Тафилею, Хурмуз и Во-Муаз.
Многие крепости из числа наиболее впечатляющих были построены рыцарскими орденами или позже приобретены ими. Крак-де-Шевалье, курдский замок, завоеванный в 1110 г. Танкредом Готвильским, позже стал держанием вассала графа Триполитанского, а в 1142 г. его передали госпитальерам. Замок Маркаб, менее известный, но не менее важный, сначала был владением знатного семейства из Антиохии — Мансёров, а потом тоже отошел ордену госпитальеров. Тамплиеры держали замок Сафед к северу от Тивериадского озера, столь же внушительный. Эти замки, по существу укрепленные монастыри, были также административными центрами, резиденциями органов управления и прежде всего местами расположения войск. Гарнизон Крака-де-Шевалье нередко насчитывал две тысячи человек, а Сафеда — 2200.
Хронисты обычно очень скупо говорят о сторонней помощи, которая, из года в год увеличиваясь, позволяла этим людям, по ходу своих завоеваний словно угодившим в ловушку, стойко держаться против двух вражеских империй, отныне упорно копавших яму сами себе. Жители, по преимуществу христиане, и их эмиры-арабы с трудом терпели турок, которые, не умея установить мир на рынках, погрузили Южную Сирию и Палестину едва ли не в анархию. Попасть под власть египтян, мусульман, но шиитов, значило бы потерять всякое подобие независимости и стать не более чем бедной провинцией большой империи. Еще на всем пути франков правители городов предпочитали не запирать ворота и выдерживать долгую осаду, а платить за уход франкской армии сравнительно скромную дань и заверять военачальников, не столь опасных, потому что пришедших издалека, что станут их союзниками, если те обоснуются в Иерусалиме как победители. Первые успехи принесли и новых сторонников. В 1099 г. благодаря большой победе при Аскалоне люди Готфрида Бульонского, которых взятие Иерусалима, наполовину обескровленного городка, далекого от больших караванных путей, обогатило мало, взяли большую военную казну. «Они предали огню огромное количество палаток, копий, разбросанных на полях, луков и стрел, которых не могли доставить в Святой город, и радостно вернулись в Иерусалим, который язычники надменно грозились разрушить»