[62]. Теперь они могли меньше требовать от своих вассалов и, вместо того чтобы рыскать в поисках добычи и обирать города и деревни, предпочитали сохранять мир, помогали восстанавливать разрушенное и брали на свой кошт многочисленных воинов.
Историю первой колонизации и заселения Святой земли не написал никто, потому что источников слишком мало. Хронисты и историки даже утверждают, что сотни или десятки тысяч бедных паломников, сопровождавших баронских рыцарей и пехотинцев, почтив святыни, сразу вернулись на родину. По земле или по морю и за какие деньги? Можно ли представить, чтобы для таких толп нашлось место даже на больших судах — во времена, когда морского сообщения еще почти не было? И не все бедняки бросались в новые авантюры: многие рассеялись по окрестностям, оседая на земле, чтобы возделывать ее, развивать источники, внедрять новые сельскохозяйственные культуры. Другие нанялись участвовать в перевозках или в оборонительных работах.
Нередко ряды этих первопроходцев росли, когда приходили суда, из года в год привозившие новых пионеров.
НОВАЯ ВОЛНА И ПЕРВЫЕ ПОРАЖЕНИЯ
На соборе, созванном в Ансе, в области Лиона, папа произнес долгую речь, призвав к новым походам. То же он сделал в Бордо, а потом в Пуатье и пригрозил отлучением тем, кто в 1096-1097 гг. принял крест, но остался дома. Священники бичевали с амвона уклонистов и дезертиров, покинувших своих вождей в Италии или Северной Сирии. Знатные дамы, которых начинали сторониться и на которых соседки показывали пальцем, изводили мужей, добиваясь, чтобы те вернулись в Святую землю. Так случилось со Стефаном Блуаским, который покинул осаждавших Антиохию, позорно ударившись в бегство. В свою очередь пришлось идти и Гильому IX Аквитанскому, который в 1096 г. не откликнулся на призыв папы.
В начале сентября 1101 г. множество сеньоров во главе с графом Гвибертом Пармским, Уго ди Монтебелло, Альберто да Бьяндрате и архиепископом Миланским торжественно приняли обеты; к этим баронам и их свите быстро присоединилась бесчисленная масса бедняков. Их переход через Австрию и Греческую империю был не более славным, чем поход бедняков Петра Пустынника и главарей немецких разбойников, о котором мы уже знаем. Плохой прием со стороны населения, которому тогда пришлось нелегко и которое это помнило, и нехватка провизии заставили их всю дорогу грабить зерно на ригах; они попытались силой ворваться в Константинополь, император же переправил их в Азию и добился, чтобы они разбили лагерь под Никомедией.
Туда с ними поехал Раймунд IV Тулузский, прибывший в Константинополь просить помощи и добившийся от императора выделения отряда в пятьсот всадников-туркополов. К ним там присоединилась большая армия, в состав которой, помимо Стефана Блуаского, искупавшего измену 1097 г., входили Эд Бургундский, епископы Парижа, Суассона и Лана, несколько знатных сеньоров и сотни рыцарей. Их тоже сопровождало множество бедняков — мужчин, женщин, детей, и проповедники-визионеры. Последние утверждали, что прежде всего надо освободить Боэмунда Тарентского, которого каппадокийские турки держали в плену на самом востоке Анатолии, в высоких горах недалеко от Трапезунда. Они настояли на своем, и обе армии двинулись на восток, все более отдаляясь от дороги на Иерусалим. 23 июня 1101 г. они взяли крепость Анкиру и, непонятно почему свернув северней, под Кастамоном столкнулись с турками, которые ждали их, выстроившись в правильном порядке, и перебили на месте тысячи пеших. Выжившие не попытались добраться до побережья, где их могли бы подобрать греческие корабли: растерявшись, двигаясь наугад, они по-прежнему пошли на восток; турки их постоянно тревожили, не принимая ближнего боя, а под Амасьей атаковали, рассеяли и перебили либо захватили в плен, обрекая на рабство. Некоторые обвиняли ломбардцев в том, что те якобы уклонились от боя, но, похоже, Раймунд IV Тулузский, укрывшийся в долине, защищенной каменным завалом, первым подал сигнал к бегству. По пути в Иерусалим, в порту Святого Симеона под Антиохией, Раймунд был схвачен одним из приближенных — Бернаром Иноземцем, сеньором фьефа Лонгинаш в Киликии, и выдан Танкреду Готвильскому.
Он стал узником замка Сервантикар к юго-западу от Аназарба, и освободили его только благодаря ходатайству латинского патриарха Антиохии.
Всего через несколько недель та же участь постигла еще две армии. С Гильомом II, графом Неверским, шли одни только воины, но они тоже направились на восток и после Анкиры, свернув наконец на юг, на дорогу к Иерусалиму, так страдали от зноя и жажды в районе соленого озера, что подошли к Иконию совершенно измотанными. В конце августа 1101 г. под Ираклией они были окружены турками: после бойни уцелели очень немногие: кого не убили, тот бежал, многих поймали и обратили в рабство. Гильом IX Аквитанский, Гуго де Вермандуа, Гуго де Лузиньян и Жоффруа, виконт Туара, к которым в Германии присоединились Вельф IV баварский и Ида, графиня Австрийская, более пяти недель оставались под стенами Константинополя (июнь 1101 г.). Атакованные 5 сентября под Ираклией, они тоже были окружены и понесли большие потери. Только Гильом Аквитанский и Вельф Баварский были приняты в Антиохии Танкредом Готвильским, а через некоторое время, в феврале 1102 г., продолжили путь в Иерусалим, куда дошли к Пасхе.
Вести об этих поражениях, о первых проигранных боях на Востоке, вызвали на Западе много шума: и церковь, и монархи свою задачу выполнили, и их голоса были услышаны, но из тысяч людей, которые собрались в поход, до Иерусалима добралось только несколько десятков рыцарей, бежавших с поля боя. Говорили о ссорах между вождями, а прежде всего обвиняли императора Алексея I Комнина и его чиновников, якобы намеренно оставивших латинян без помощи и проводников или вообще выдавших их туркам. Гвиберт Ножанский, который не был на Востоке и начал писать только через три года, в 1104 г., целиком выдумал письмо императора эмиру с предупреждением о приближении франков: «К вам идут самые жирные овцы Французского королевства, которых ведет пастух, наделенный невеликой мудростью»[63]. Матфей Эдесский, больше заслуживающий доверия, в своей хронике, начатой с 963 г., тоже обвиняет Алексея в том, что тот дал указание две недели вести войско Гильома Аквитанского по пустыням, где нет ни одного источника и взгляду не открывается ничего, кроме бесплодной земли и суровых горных склонов[64]. Было ли это легендой в чистом виде или попыткой отвлечь внимание от того факта, что все три экспедиции отклонились от пути, намереваясь оказать помощь не Балдуину I, а норманнам Антиохии и Эдессы? Пойти снова по суше рискнули только почти через полвека — германский император Конрад III и французский король Людовик VII.
Латино-Иерусалимское королевство выжило только благодаря помощи, поступавшей по морю: тем, кто приезжал этим путем, не приходилось выдерживать испытания сухопутных дорог и принимать бой с турками или даже, на равных, с египтянами. Главное, что очень регулярно появлялись все новые паломники, прежде всего обеспечивая заселение территории; важное значение имели и вооруженные операции пиратов и северян, за счет которых в королевство поступали бойцы, охранялись морские границы и существенно ослаблялись силы противников. И, наконец, помощь оказывали итальянцы, тоже сражавшиеся на стороне франков и прочно обосновавшиеся в прибрежных городах, обеспечивая регулярные перевозки и основывая колонии — зародыши будущих колониальных империй.
Еще в сентябре 1097 г. Балдуин Булонский, заодно пытаясь помешать Танкреду Готвильскому завоевывать города и замки в области Тарса, пригласил флот паломников из Фландрии, Гелдерна и Фризии под командованием Гинемера Булонского, «господина и предводителя пиратов», который восемь лет как покинул Фландрию и с тех пор грабил и обирал побережья Испании, Северной Африки и Греции. Тот дал ему триста человек для обороны Тарса. Вскоре Гинемер захватил Лаодикею, которую защищал греческий стратиг, губернатор Кипра Евмафий Филокал, и принес оммаж Раймунду IV Тулузскому. Императорский флот под командованием двух пиратов, Эдгара Этелинга и Роберта Годвинсона, при содействии варягов из гарнизона Баффы (Пафоса) рассеял корабли Гинемера, а последний был взят в плен. Боэмунд добился его освобождения и направился к побережью Палестины с грузом продовольствия для христиан, взятым на Кипре, тогда как английские корсары повели своих людей осаждать Бейрут.
Прибывавшие из северных стран пираты, корсары или знатные воины, которые командовали эскадрами из нескольких кораблей, начиная с 1097―1097 гг. годами оказывали большую помощь латинянам. Их экспедиции, в которых не участвовал ни один княжеский приближенный или духовник, упоминаются в хрониках лишь бегло; греки жаловались на набеги и грабежи тех, кого они называли «норманнскими» пиратами. Но известно, что в августе 1098 г. суда, пришедшие из «земель на Рейне», бросили якоря и высадили воинов для помощи франкам в осаде Антиохии. Через несколько лет одна бременская хроника сообщает о кораблях, поднявших якорь, чтобы идти за добычей к побережьям Греции и Сирии[65].
Альберт Ахенский, описывая второй поход египтян из Аскалона в 1101 г., с восторгом сообщает о флоте в двести кораблей, бросившем якорь под Яффой. Он опознает прибывших плохо и, несомненно, не может этого сделать, но все-таки называет имена четырех вождей: Бернар Витраж из земель Галисии, англичанин Хардин, Отон и Хадеверк, «один из самых могущественных среди вестфальцев». Приблизившись на всех парусах и на веслах, при помощи попутного ветра, они без труда оттеснили корабли египтян, а «их люди, немедленно высадившись, отправились на равнину, чтобы поставить шатры напротив вражеских»[66]. Тот же свидетель пишет о другом флоте, который в 1106 г., накануне последней большой атаки Фатимидов, якобы доставил несколько тысяч вооруженных паломников — англичан и жителей Фландрии