СОПРОТИВЛЕНИЕ ГРЕЧЕСКИХ КНЯЖЕСТВ
Греки уступили не всё. Императоры и свергнутый узурпатор нашли убежище вдалеке от Константинополя, достаточно надежное, чтобы тоже образовать княжества, не вошедшие в Латинскую империю. Мурзуфл отошел не более чем на четыре дневных перехода, взяв с собой жену и дочь узурпатора Алексея III. «И этот император Алексей пребывал со всеми людьми в некоем городе, называемом Месинополем, и еще удерживал за собой большую часть земли». С другой стороны, крупнейшие греческие магнаты удалились и разные места за проливами, где каждый из них стал властителем находившихся там провинций и крепостей. Мурзуфл тоже к тому времени захватил город мод названием Цурул, покоренный императором Балдуином; он его полностью разграбил «и захватил в нем столько, сколько нашел». Собирая сторонников, принимая недовольных, изгнанники из Константинополя, Салоник и нескольких больших городов, другие беглецы и представители греческой аристократии, прочно укоренившись в более или менее удаленных провинциях, демонстрировали, что отнюдь не намерены уступать место латинским чужеземцам, которые часто были вынуждены оставаться в пределах своих укрепленных лагерей, не в состоянии предпринимать больших наступлений.
Алексей и Давид Комнины, внуки императора Андроника I Комнина, которые еще в апреле 1204 г., до взятия Константинополя латинянами, стали правителями Трапезунда, сделали этот город столицей некоего подобия княжества, более века сохранявшего независимость. Михаил Комнин Дука, правитель городка Арты, провозгласил себя деспотом Эпира — государства, территория которого включала северо-восток Пелопоннеса и часть Фессалии. Его брат и наследник Феодор объявил себя императором Салоник. Самая опасная угроза исходила из Азии, где франки заняли только широкую полосу земли юго-западней проливов. Феодор I Ласкарис, связанный родством с Комнинами и Ангелами, женатый на дочери Алексея III Ангела, бежал из Константинополя и нашел убежище на землях близ Мраморного моря, а потом в ионийском Нимфее, где попытался вступить в соглашение с генуэзцами, которые, изгнанные из Константинополя, готовили свой реванш на Хиосе[153]. Во главе отряда, нанятого купцами и нобилями Генуи, он вступил победителем в Никею, где в марте 1208 г. его в качестве императора короновал новый греческий патриарх Михаил Авториан, и стал принимать к себе знать, купцов, командиров отрядов, бежавших из Константинополя. Именно Никейской империи предстояло в 1261 г. при помощи генуэзцев изгнать латинян и венецианцев из Константинополя и положить конец константинопольской Латинской империи.
Франки толком не умели удерживать эту небольшую часть бывшей империи, в Азии не захватили ничего или почти ничего, а в Европе не зашли намного дальше Салоник. Постоянно ведя войны с болгарами или непокорными греками, они получали подкрепления только в случаях приезда рыцарей, искавших богатую добычу, но плохо осведомленных, которые покидали свои фьефы или гарнизоны в Акрском королевстве, чтобы присоединиться к ним. В первое время их вылазки за пределы города на день-два, иногда на ночь, были только рискованными набегами за зерном, лошадьми, скудными трофеями. Вассалы изменяли своим вождям, в самый разгар боя обращаясь в бегство, чтобы достичь укрепленного лагеря или укрыться в Константинополе. Франков охватывали сомнения и отчаяние: вечером после тяжелого отступления пять больших венецианских кораблей, стоявших в Золотом Роге, подняли якорь и отплыли с толпой баронов, рыцарей, пехотинцев и слуг на борту.
Отдельные воинские подвиги, города, взятые приступом, сражения, выигранные благодаря конным атакам рыцарей, не могли затмить больших и тяжелых провалов. Латинские императоры много претерпели, и даже основать династию им оказалось очень непросто. Балдуин I, попав в плен 14 апреля 1205 г. под Адрианополем, умер у болгар, и никаких вестей о нем после пленения не поступило. Ему наследовал его брат Генрих I Константинопольский, который, овдовев после смерти Агнесы Монферратской в 1208 г., женился, чтобы заключить мир, на Марии, дочери болгарского хана. После его смерти в 1216 г. императором сделали Пьера II де Куртене, в то время находившегося не на Востоке. Его миропомазал в Риме папа Гонорий III. Несмотря на все усилия, до Константинополя он так и не добрался: взятый в плен в следующем году Феодором Ангелом, в 1219 г. он умер в заключении. Его старший брат отказался от короны, а сын, Роберт де Куртене, царствовал почти десять лет. Наконец, брат последнего Балдуин II оставался императором намного дольше, но в 1261 г. был изгнан греками и генуэзцами.
«ВЕНЕЦИАНСКАЯ РОМАНИЯ»
В те же самые годы, когда Латинская империя, сократившаяся до нескольких земель, силилась их сохранить ценой гибели стольких людей, империя венецианская успешно укреплялась и не прекращала расти. Взятие Зары и надежное укоренение венецианцев на Корфу и других соседних островах сделали Адриатическое море их внутренним озером, где они контролировали всю торговлю, отбросив венгров далеко от побережья и нанеся тяжелые удары по портам Апулии. Их Восточная империя, которую они называли «венецианской Романией», чтобы придать ей больше блеска и напомнить о временах, когда Венеция была тесно связана с константинопольской Римской империей, возникла, конечно, не в результате какого-то там отклонения. Уже более века как они, сначала отдельные купцы, а потом настоящая переселенческая колония, обосновались в самом Константинополе, на берегах Золотого Рога, где их поселения, пользовавшиеся широкой автономией, вытеснили все прочие — пизанские, генуэзские, каталонские и провансальские. Главные действующие лица операции 1202 г., венецианцы, сначала одни, а потом просто активней всех старались не допустить похода в Палестину. Без них «крестоносцы» не покинули бы берегов Западной Европы. Они заставили дорого за это заплатить. Балдуин I, император, получил четверть бывшей константинопольской Греческой империи, а остальное, три четверти, было разделено между франками и венецианцами, причем последние стали, согласно остроте, которую они всегда с удовольствием повторяли, «властителями четверти с половиной Греческой империи». В Константинополе они взяли под свою власть, игнорируя условия раздела, все гавани Золотого Рога, несколько богатейших дворцов, Святую Софию и почти все церкви, назначив туда священников, прибывших на борту их кораблей, а также других, намного более многочисленных, которые спешно покинули свои приходы в Светлейшей республике.
Без подвоза войск неспособные отстоять свои права на обширные территории, по существу венецианцы селились только по берегам. Например, в Короне и Модоне, ставших для них портами захода на морском пути на Восток. Однако их галеры, боевые корабли, выполнив свои задачи, стали использоваться для каперства и военных действий в средиземноморском Леванте. Их экипажи нападали на плохо защищенные острова, не считаясь с правами ни императора, ни даже дожа, забирали все себе, и некоторых вскоре постигла печальная судьба авантюристов, а другие, более удачливые, получив поддержку со стороны третьих лиц и найдя союзников среди греков, заставили признать себя властителями открытых городов. Марко Санудо повел свой флот на приступ Наксоса, потом, заняв все Киклады, принял титул «герцога Архипелага» и сделал своих родных и близких правителями Андроса, Санторина, Тиноса, Миконоса, а после особо дерзкого рейда подарил Спорады родственникам дожа — несомненно, чтобы добиться прощения. Отряды наемников на жалованье у дожа Дандоло зашли далеко на юг, добравшись до самого Крита; высадившись там, они заняли лишь отдельные полосы земли на побережье, но этого было достаточно, чтобы дождаться подкреплений из Венеции и, несмотря на упорное сопротивление греков под руководством их правителей — архонтов, в конечном счете через несколько лет захватить весь остров.
ЧЕТВЕРТЫЙ КРЕСТОВЫЙ ПОХОД: ОТКЛОНЕНИЕ ИЛИ РАСКОЛ?
Чтобы рассуждать о такой странной операции, какой был четвертый крестовый поход, задним числом нашли слово «отклонение» — вероятно, это сделали авторы учебников, выделяя то, что выглядело самым важным, а именно взятие Константинополя латинянами. Но при чтении текстов обоих главных хронистов того времени хорошо заметно: они, безусловно, хорошо осведомленные, говорят, что армия не отклонилась, а «раскололась», так как многие рыцари отказались поступать на службу к венецианцам и предпочли поехать на помощь франкам Святой земли. Очевидцы, имевшие очень разное происхождение и игравшие далеко не равные роли в походе, а потом в основании восточной Латинской империи и в управлении ею, тем не менее дружно сожалеют о том, что, умалчивая о настроениях в армии, именуют роковыми дезертирствами.
В Венеции собралась всего треть рыцарей, которых ожидали. Эти люди не преминули оповестить земляков о своем затруднительном положении, почти о нищете, и о том, как с ними обошлись венецианцы, заставившие их разбить лагерь на острове Лидо, словно в карантине. Слухи об их нужде и об огромной денежной сумме, какую им предстояло еще собрать, не ободряли, а скорей расхолаживали их потенциальных соратников, особенно бедняков, которые, зная, что неспособны оплатить свой проезд, возвращались по домам. Несколько групп сеньоров и рыцарей предполагали отплыть из Марселя, Генуи или портов Южной Италии, где они, несомненно, заплатили бы меньше и, во всяком случае, не оказались бы на службе у венецианцев. Им навстречу выехали эмиссары во главе с графом Гуго де Сен-Полем и Виллардуэном, чтобы умолить их «проникнуться жалостью к Заморской земле и убедить, что никакая другая дорога не выгодна так, как через Венецию». Те, кого они встретили в Павии, позволили себя уговорить, и тем самым «их увещевания и просьбы склонили повернуть к Венеции довольно многих людей, которые собирались было пойти другими путями в другие гавани». В самом деле, граф Луи Блуаский, который, прибыв в Италию, еще колебался в выборе пути, доехал до Венеции и в течение всей авантюры был одним из знатнейших баронов, которых оба хрониста поминают по всякому поводу. Но другие, в том числе Рено де Дампьер и Анри де Лоншан вместе со множеством вассалов, сержантов и пехотинцев (в общей сложности несколько сот человек), остановились в Пьяченце, где одно братство принимало паломников, шедших в Компостелу или Рим, и давало им советы, и выступили оттуда в Бриндизи с намерением сесть на суда. Еще одна группа, несомненно, более многочисленная, которая открыто возвышала голос на советах и заявляла, что не хочет как изменять присяге и воевать с христианами Зары, так и поступать под начало венецианцев, которые, что было хорошо заметно, намеревались поступать с этой армией как вздумается, — вышла в море без подготовки, чтобы самым прямым путем достичь Сирии. Этьен Першский, больной или, может быть, раненный при крушении своего судна во время отплытия, долго оставался со своими людьми в Венеции и в марте 1201 г. тоже поехал искать порт в Апулии.