Григорий IX официально никого не призывал оказывать помощь, чтобы этот мир, о благих последствиях которого непрестанно говорил император, как следует соблюдался, но тем не менее довольно много знатных баронов и вельмож принимало крест. Во Французском королевстве первыми приняли на себя такие обязательства в 1239 г. крупные феодалы, которые, провинившись в организации более или менее открытого мятежа в малолетство короля Людовика IX (Святого), должны были, чтобы получить отпущение грехов, отправиться в Святую землю и сражаться там немало лет. Тибо IV Шампанский, возглавлявший противников Бланки Кастильской, обещался провести там семь лет. Этих феодалов сопровождали многочисленные родичи, «верные» и союзники, такие как герцог Гуго IV Бургундский и графы Макона, Форе, Невера и Сансерра. Молодой король Людовик IX поощрял их, давая или ссужая деньги. Так что, несмотря на отсутствие короля, можно говорить, что это было «королевское» военное предприятие, в котором участвовала гораздо более сильная армия, чем все отряды в предыдущие годы.
Высадившиеся в Акре вожди похода не стали считаться ни с мирным договором 1229 г., ни с соглашениями или перемириями, подписанными где бы то ни было. Не рассуждая, ничего не зная о соотношениях сил и о союзах, они принялись грабить караваны, шедшие из Египта в Дамаск. Плохо осведомленные и в любом случае не желавшие слушать людей иерусалимского короля, они двинулись дальше на юг, словно бросая вызов египтянам. Вторгшись на незнакомую территорию, попав в окружение под Газой, оставшись без воды и провизии, в одном-единственном сражении они потеряли несколько десятков рыцарей и сотни пехотинцев. Те, кто выжил, нашли убежище в Яффе и почти все отплыли обратно на Запад во главе с графом Тибо IV Шампанским.
Через несколько дней прибыли англичане под командованием Ричарда Корнуэльского, младшего брата короля Генриха III, и Симона V де Монфора, графа Лестера[169], которые наняли много воинов на деньги папы и английского короля. Едва высадившись, они начали распрю с приверженцами Фридриха II, которые сами толком не знали, идти им войной на Каир или на Дамаск. Мир, столь хрупкий, грубо нарушило вторжение орд хорезмийцев, которые пришли в огромном количестве из Центральной Азии и стали грабить и устраивать набеги, наводя ужас на все франкские земли. 2 августа 1244 г. они атаковали Иерусалим, который, не получив никакой помощи, пал при первом же приступе. «Эти варвары напали на нас, применяя мечи, стрелы, камни и всевозможные метательные снаряды, которые разрывали нас на куски. Нас было около семи тысяч мужчин и женщин, и варвары устроили нам такую резню, что кровь, о чем мне весьма прискорбно говорить, текла рекой по склонам горы в море. Молодых мужчин и девушек собрали в городе, где перерезали горло монахиням, больным, неспособным выдержать путь до невольничьих рынков»[170]. Хорезмийцы оставили город обескровленным и ушли через пустыню в поисках союза с египтянами.
РАЗГРОМ ПРИ ФОРБИИ
17 октября 1244 г. армия франков и мусульман столкнулась под Газой, в месте, называемом Форбия, или Харбийя, с армией Айюба, султана Египта, усиленной отрядами хорезмийцев. Первой командовал Готье IV де Бриенн; в составе трех армейских корпусов он собрал сеньоров Святой земли, рыцарей трех военных орденов, кипрских рыцарей, эмира Хомса и франков Трансиордании, а также около двух тысяч бедуинских всадников; в целом войско было гораздо больше, чем у противника. «В этой войне сирийские мусульмане были поставлены, так сказать, в подчинение неверным; христиане шли, воздев свои кресты; в боевых рядах находились и их священники; они раздавали благословения и открыто демонстрировали знаки своей религии; они даже мусульманам предлагали свои чаши для питья. Подобный союз не мог привести к успеху. Еще не было дня, столь славного для ислама, даже во времена Нур ад-Дина и Саладина». В первой конной атаке франки обратили египтян в бегство и разграбили их обоз, но Готье отказался продолжать бой, пока с него не снимут отлучения, объявленного ему в Яффе за то, что он присвоил укрепления, которые должны были находиться под охраной патриарха. Епископ Рамлы отменил это отлучение, и христиане, центр которых возглавлял Бриенн, вместе с союзниками предприняли несколько атак. Египтяне выдержали их, а потом контратаковали, прорвав неприятельский боевой порядок в центре. Для франков этот прорыв стал роковым. Покинутые союзниками и окруженные хорезмийцами, они были перебиты. Их численность доходила до пятнадцати тысяч всадников и десяти тысяч пехотинцев; уцелело в резне, попав в плен, всего восемьсот человек. «Я приходил на следующий день на поле боя и видел людей, которые с папирусом в руке подсчитывали мертвых. Государь Эмесы [Хомса] прибыл в Дамаск почти один, потеряв свой обоз, коней, оружие и почти всю армию. Я слышал, что после боя он не нашел и лоскута своего стяга, чтобы преклонить голову, и, расплакавшись, он сказал: “Я очень сомневался, чтобы наше начинание, если мы выступили под знаменами и крестами франков, могло иметь успех”». Спастись бегством смогло только несколько бедуинских всадников. Якобы насчитали шесть тысяч убитых и всего семьсот пленных. Великий магистр ордена тамплиеров был убит в бою, а великий магистр госпитальеров попал в плен. Есть сообщения, что оба этих ордена позже обвиняли тевтонцев — те якобы не помогли им ни в бою, ни позже в освобождении пленных[171]. Египтяне двинулись дальше на север, захватили Тивериаду и предприняли войну на море с кипрской эскадрой, попытавшись высадиться на побережье и отрезать франков от всякого снабжения, в то время как хорезмийцы продолжали разорять земли и жечь изолированные крепости.
Поражение при Форбии, о котором в своих книгах мы говорим недостаточно, уже предвещало конец последних латинских государств на Святой земле. Оно знаменовало провал политики, которая в отсутствие реальной помощи с Запада вынуждала франков Святой земли вступать в союзы с мусульманскими вождями. Слишком малочисленные, эти колонисты в решительные моменты дорого расплачивались и за раздоры — в том числе за ссоры с немцами Тевтонского ордена, которые даже в отсутствие императора еще боролись с франками, издавна обосновавшимися на Святой земле.
ЛЮДОВИК СВЯТОЙ ПРЕДПРИНИМАЕТ СЕДЬМОЙ КРЕСТОВЫЙ ПОХОД
В конце декабря 1244 г. король Людовик IX, уже знавший о взятии Иерусалима и разорении города, дал обет отправиться в Святую землю, чтобы провести там кампанию и возвратить город христианам. Заболев, он вернул крест (писали, что он это сделал по настоянию матери, Бланки Кастильской, желавшей удержать его при себе). Но он снова принял крест менее чем через год, а на собрании баронов и прелатов в Париже 9 октября 1245 г. его братья Роберт д’Артуа, Альфонс де Пуатье и Карл Анжуйский, несколько князей и вельмож, архиепископы Реймсский и Буржский, немалое количество епископов во главе с епископом Бовезийским поклялись его сопровождать. Однако королевский флот поднял паруса в Эг-Морте только почти через три года, 25 августа 1248 г. Чтобы собрать союзников и восстановить силы, они провели долгую зиму на острове Кипр, с сентября 1248 г. по май 1249 г. Людовик и его люди высадились в Египте на пляже под Дамьеттой 5 июня 1249 г. и с ходу захватили город. Но, потерпев поражение под крепостью Мансурой в начале февраля 1250 г., король вскоре попал в плен и был вынужден отказаться от всего завоеванного в Египте. В мае 1250 г. он высадился в Акре, где остался почти на четыре года, до 24 апреля 1254 г., чтобы прибыть в Йер 10 июля того же года.
Шесть лет отсутствия! Ни один монарх — ни король, ни император — никогда так долго не оставался на таком удалении от своего государства. Но Людовик не устранился от дел королевства. С ним была его супруга Маргарита Прованская, родившая за эти шесть лет двух детей. Ему активно помогали братья, находившиеся при нем, — к лучшему или к худшему. Мы часто писали, что он якобы поручил «регентство» матери, Бланке Кастильской. Утверждать это — значит проявлять чрезмерную легкость пера и впадать в анахронизм, ведь к тому времени уже миновал период, когда юный девятилетний король лишь наблюдал, как мать вразумляет тех, кто во главе с графом Шампанским поднял мятеж против королевской власти. Сколь бы удивительным это ни могло показаться с учетом расстояния и трудностей связи, но король прочно держал королевство в руках, ни в коем случае не желая оставаться в стороне от его дел.
Ему это, можно сказать, дало прекрасную возможность избавиться от опеки. Бланка улаживала лишь мелкие проблемы, а он старался получать информацию каждый день, держа совет и принимая решения обо всем, иногда вникая в частности. Его решения и приговоры исполнялись тем лучше, что нельзя было ни ждать отмены приказа, ни обжаловать его[172]. Эти войны и пребывание на Востоке позволили королю избавиться от целых групп представителей администрации, в частности от людей из большой курии. Он выбрал тех, кто поедет с ним, и до возвращения собирал при себе совет из верных бойцов, сформировав тем самым другую курию, советников которой тоже назначал сам. За эти шесть в Святой земле было подписано гораздо больше актов, чем в Париже. Присутствие королевского правительства на Востоке предполагало обмен и сбор сведений, отправку писем с указами, использование гонцов или капитанов быстроходных судов — активность, масштаб которой сегодня трудно вообразить.
У короля было достаточно времени, чтобы подготовиться к этому большому предприятию. За пределами королевства его призывы встретили слабый отклик, но он собрал куда более многочисленную армию, чем бароны в иные времена, и огромные суммы денег. Папа ввел налоге городов королевства. Тех, кто не желал его выплачивать, наказывали, приговаривая заплатить больше, чем двадцатую часть доходов с церковных бенефициев. Главное, что король издал указы о суровых наказаниях: если сеньор провинился в том, что не оказал помощи отряду на марше, его замок ровняли с землей, а монахов монастыря, отказавшегося платить, расселяли по другим обителям. Подсчитать размер огромной военной казны невозможно из-за нехватки полноценных документов. Но счета бальи и сенешалей на Вознесение 1248 г. в сумме составляют 7879 вьеннских ливров, в том числе 3816 на провизию и вино для погрузки в Эг-Морте и 5926 — на холст и мачты для кораблей. Готье Блондель, сборщик налогов в бальяжах Руана, Кана и Кутанса, выручил не менее 2444 турских ливров с продажи древесины