[1045]. Хопман понял, что в такой сложной политической обстановке ему придется изъять в пользу немецкого правительства как можно бо́льшую часть Черноморского флота, инфраструктуры и ценного военного снаряжения в Севастополе.
Хопман был не только ведущим техническим специалистом немецкого флота, но и талантливым стратегом, прекрасно разбиравшимся в политических нюансах запутанных и нестабильных взаимоотношений между Германией, Украиной, Россией и Крымом. Например, в подробной записке, отправленной в Берлин 27 мая 1918 г., он предложил глубокий анализ международного положения. Хопман критиковал тех, кто требовал расчленения России и дальнешего господства в ней Германии. Уважая внутреннюю силу русского народа, основанную на «общности языка, религии и культуры», он считал Россию не «умирающим стариком», а «сильным молодым человеком» (ein kräftiger Bursche), который лежал в сильной лихорадке и поэтому был совершенно беззащитен, но который обязательно «выздоровеет». В частности, Хопман писал, что «мы не можем разделить русскую нацию». Однако он определенно ошибался, когда утверждал, что «Украина и Великороссия всегда будут стремиться к объединению под действием стихийных сил»[1046].
Перейдя от политической сферы к практическим задачам, стоявшим перед немецкими оккупационными силами в Севастополе, две недели спустя Хопман писал о том, что рабочие доков «после нашего прибытия немедленно объявили забастовку, официального прекращения которой удалось добиться после долгих переговоров». Часть забастовщиков хотела вернуться к работе, другие, находившиеся «под влиянием большевиков», отказывались. Доки предназначались для ремонтных работ и были гораздо удобнее, чем в Николаеве, где строились корабли. Более того, в Севастополе имелись большие запасы материалов, необходимых для немецкого флота, в том числе «медь, бронза, асбестовая набивка и пеньковые канаты». Если не считать проблем с промышленностью, первый период оккупации был для немцев «медовым месяцем». «Жизнь здесь, — писал Хопман, — полностью мирная. До сих пор не было никаких беспорядков, а улицы заполнены праздношатайками обоего пола». Несмотря на очень высокие цены, «места для развлечений, гостиницы и театры переполнены»[1047]. Какое-то время немцы и русские, не испытывавшие друг к другу особой любви, мирно сосуществовали, как, например, в Морском клубе, где «немецкая армия заняла первый этаж, а второй оставила русскому флоту» и где они «холодно отдавали друг другу честь» у общего входа[1048]. Это было очень необычное время.
Хотя в середине июня 1918 г. обстановка в Севастополе выглядела неизменной, если не считать нескольких забастовок, но общая политическая ситуация запутывалась все больше. По мере того как усиливалось напряжение между Украиной и Крымом, в регионе росло влияние большевиков. В конце апреля, еще до оккупации Крыма, Кош встречался в Симферополе с представителями татарского курултая. Его попытки достичь соглашения с бывшим главой татарского народного собрания Джафером Сейдаметом и сформировать устраивающее немцев крымское правительство ни к чему не привели: требования Сейдамета об образовании независимого ханства представлялись Кошу чрезмерными. Поэтому формирование новой администрации было поручено более покладистому человеку, литовскому татарину и генерал-лейтенанту царской армии Матвею Сулькевичу. Но тут поспешил вмешаться Киев, и 12 июня правительство Скоропадского вручило германскому послу барону Альфонсу фон Шварценштайну ноту о необходимости присоединения Крыма к Украине. Сулькевич не мог на это пойти, и 25 июня новое крымское правительство объявило о независимости полуострова от России и Украины и ввело крымское гражданство[1049].
Затем возникли странные споры о таможне между Украиной и Крымом, хотя обе территории находились под немецкой оккупацией. В сентябре Скоропадский обострил ситуацию, блокировав полуостров, что вынудило крымское правительство присоединиться к Украине на правах автономии[1050]. Отчасти по этой причине (хотя были и другие факторы, в частности неминуемое окончание немецкой оккупации после поражения Германии на Западном фронте и подписания Компьенского перемирия 11 ноября 1918 г.) 16 ноября администрацию Сулькевича сменило новое антисоветское и антисепаратистское правительство во главе с Соломоном Крымом, либеральным политиком и караимом по происхождению[1051].
Весь этот период татарские националисты не отказывались от стремления к полной независимости. 21 июля они направили немецкому верховному командованию письмо, в котором заявляли: «Крымский татарский народ, который благодаря падению Крымского ханства 135 лет тому назад подпал под русское иго, счастлив иметь возможность довести о своих политических надеждах до сведения германского правительства»[1052]. Утверждая, что представляют большинство населения (намеренное преувеличение, поскольку на самом деле их было 30 %), они выдвигали следующие требования: «Преобразование Крыма в независимое нейтральное ханство, опираясь на германскую и турецкую политику; достижение признания независимости Крымского ханства у Германии, ее союзников… образование татарского правительства в Крыму с целью совершенного освобождения Крыма от господства и политического влияния русских»[1053]. Почти сто лет спустя, в марте 2014 г. часть татар и украинцев объединилась в противостоянии повторному присоединению Крыма Россией.
Пока в 1918 г. решалась судьба Крыма, 11–12 июня большевики предприняли дерзкую десантную операцию на побережье Азовского моря к западу от Таганрога. Отряд численностью около десяти тысяч человек разгромил город; это была часть более масштабной операции, предназначенной для ослабления и в конечном счете уничтожения Украинского государства. Германия проявляла все большее недовольство, поскольку большевики не позволяли ей завладеть кораблями Черноморского флота, стоявшими в гавани Новороссийска. 14 июня Германия потребовала, чтобы корабли вернулись в Севастополь не позднее 19 июня, гарантировав, что после окончания войны флот будет возвращен России. Если Россия не выполнит этого требования, начнется наступление на всех фронтах. В ответ на этот ультиматум Ленин издал тайное указание затопить корабли. Однако в экипажах мнения разделились. 19 июля восемь кораблей, включая «Волю», направились в Севастополь, а дредноут «Свободная Россия» и пять эсминцев были затоплены в Новороссийске.
Брожение усиливалось и на немецком флоте. 28 июля состоялось тайное матросское собрание на борту «Гёбена», который стоял на ремонте в севастопольских доках. Собрание обнаружили, и шестьдесят немецких моряков были арестованы по подозрению в симпатии к большевикам. Впоследствии советские источники утверждали, что нескольких человек расстреляли за подстрекательство к мятежу[1054].
Крым и Севастополь оставались под немецкой оккупацией все лето и начало осени, когда положение Центральных держав серьезно осложнилось, вместе с чем ослаб боевой дух и уверенность Хопмана. Серия крупных наступлений Людендорфа на Западном фронте остановилась после второго сражения на Марне в середине июля. 8 августа начались наступательные операции союзников, и в результате так называемой стодневной кампании немецкие войска оттеснялись все дальше на восток, к Рейну. Перемирие, заключенное 11 ноября, в значительной степени было обусловлено выходом из войны союзников Германии, а также усиливавшимися беспорядками внутри страны, в результате которых 9 ноября кайзер Вильгельм II отрекся от власти. В России Добровольческая армия сражалась с Красной армией на Кубани, и боевые действия вскоре распространились на Крым. Плохие новости для немцев приходили со всех фронтов.
Уже в середине октября Хопман столкнулся с двумя проблемами: как устранить вновь возникшую угрозу со стороны большевиков и как защитить Севастополь от возможной атаки сил Антанты. Для решения первой проблемы Хопман обсуждал с местной властью возможность формирования местной гвардии (Schutzwache), которая «в случае неожиданного ухода немецких войск обеспечит защиту жизни и собственности». Международные новости, в том числе предложение Турции от 18 октября 1918 г. о заключении сепаратного мира, почти ежедневно «вызывали слухи о появлении флота Антанты у Севастополя». По мере того как «конец» становился «все ближе», Хопман все больше беспокоился о том, что у него слишком мало сил для защиты Севастополя, а береговые батареи находятся в неудовлетворительном состоянии — многие из них были разграблены и испорчены. Хопман надеялся на возвращение в состав флота «Воли» и радовался, что «Кагул» приведен в частичную боеготовность, наивно полагая, что экипажи этих кораблей будут с кем-нибудь сражаться, не говоря уже о флоте союзников[1055].
Перемирие 11 ноября Хопман называл «самым черным днем во всей немецкой истории». Через две недели британские, французские и итальянские корабли были радостно встречены в Севастополе. На следующий день (12 ноября) Хопман получил приказ эвакуировать немецкие силы из Крыма. Эта сложная задача, сразу понял Хопман, требовала переговоров с представителями военно-морского флота Антанты, а также их согласия. Как это ни странно, свои услуги в качестве посредника предложил бывший командующий Черноморским флотом адмирал Колчак. Его предложение было отвергнуто. Вскоре он уже командовал силами Белой армии в Сибири.