Русские люди! Ведя неравную борьбу с угнетателями, Русская Армия защищала последний клочок России, на котором сохранились закон и справедливость.
Многие самые кровавые и жестокие конфликты в мире были гражданскими войнами, и горький опыт России, Украины, Крыма и Севастополя в период 1918–1920 гг. не стал исключением. Как отмечал один из ведущих историков Гражданской войны в России Брюс Линкольн, «трагедии, формирующие истории государств… оставляют незаживающие шрамы, поскольку поражение в гражданской войне уничтожает принципы, за которые сражались проигравшие, а победа поднимает убеждения победителей до уровня новой самоочевидной истины, которая меняет судьбу страны»[1057]. Война стала причиной огромных разрушений и гибели десятков тысяч человек — матросов, солдат и гражданского населения — в Крыму и Севастополе. Борьба между большевиками и контрреволюционной Белой армией за полуостров и главную военно-морскую базу на юге России стала эпилогом этого ужасного конфликта.
Обычно в трудах о Гражданской войне в России судьбе Крыма и Севастополя уделяется не слишком много внимания, однако происходившие там события во многом характерны и для других частей Российской империи. Конфликт был обусловлен не только внутренними столкновениями разных идеологических и политических платформ. Интервенция союзников — Антанты — в Россию, изначально предназначенная для того, чтобы помешать захвату немцами значительного количества вооружений и боевой техники, вылилась в попытки ограничить распространение власти большевиков посредством активной поддержки Белого движения[1058]. Это обстоятельство существенно повлияло на интенсивность и продолжительность конфликта.
Победителю, Советской России, было выгодно преувеличивать влияние иностранной интервенции — иначе чем еще объяснить, что необученная и разлагающаяся Белая армия сопротивлялась так долго? В то же время советские историки, наоборот, иногда приуменьшали значение интервенции союзников, желая показать, что большевики были достаточно сильны, а их победа в Гражданской войне — неизбежна. Страны, решившиеся на интервенцию, не только недооценили сложность ситуации в революционной России, но и проявили непоследовательность в своем подходе, а зачастую не координировали свои действия[1059]. Но что еще хуже, их несогласованные усилия в конечном итоге оказались тщетными, поскольку негодная политика (результат непонимания ситуации) усугублялась плохой стратегией с неопределенными конечными целями и недооценкой доступных средств[1060].
Поддержка белогвардейских армий Антантой на русской земле оставила по себе горькую память в Советском Союзе — на целое поколение. Интервенция подтвердила верность марксистско-ленинского положения, что «капиталисты-империалисты» не могут позволить и не позволят социалистической революции одержать победу. Ощущение неизбежности такой борьбы определяло внутреннюю и внешнюю политику советской власти на протяжении многих десятилетий.
Присутствие иностранных войск не повлияло на исход Гражданской войны, а лишь продлило страдания обеих сторон. По мнению историка Джонатана Смила, «ничто не могло предотвратить поражение белых», но вмешательство союзников, возможно, стало «ключевым фактором в предотвращении победы красных во всей Европе, которую предсказывал Ленин»[1061]. Эта интересная гипотеза остается предметом научных споров, но не подлежит сомнению, что в самих странах Антанты интервенция не пользовалась популярностью. Британскому и французскому правительствам было сложно обосновать дорогостоящие операции за границей, в то время как перед ними стояли другие важные задачи в условиях окончания мировой войны и последовавшей за ней экономической разрухи. Из-за быстрой демобилизации военные ресурсы обоих государств также были ограничены. Многие высшие офицеры французской армии скептически относились к идее интервенции: солдаты устали от войны, и существовала опасность влияния на них большевистских идей[1062]. Похожие настроения наблюдались в Британии, где политические дебаты, проявившиеся, например, в кампании «Руки прочь от России!» в конечном итоге привели к прекращению интервенции[1063].
После Октябрьской революции в России Британия и Франция 23 декабря 1917 г. договорились о распределении зон ответственности в операциях против большевиков на юге России и турецкой армии на Кавказе. По этому соглашению Франции доставалась зона вдоль западного и южного побережья Черного моря, включающая Бессарабию (Румынию), Украину и Крым. Британия должна была сосредоточить усилия на юго-восточном регионе Черного моря, включая «казацкие территории Кавказа, Армению, Грузию и Курдистан»[1064]. Севастополь, расположенный в центре Причерноморья, на пересечении двух зон ответственности, был в равной степени важен для Британии и Франции. Без контроля над российским Черноморским флотом безопасность в регионе не могла быть гарантирована.
В любой сухопутной или военно-морской операции, в которой участвуют союзники или партнеры по коалиции, для максимальной эффективности совместных действий необходимо объединенное командование. Несмотря на создание в ноябре 1917 г. Высшего военного совета, вопрос об объединенном командовании союзных сил, в том числе при проведении военно-морских операций, оставался предметом дискуссий. Например, в октябре 1918 г. британский премьер-министр Ллойд Джордж и его французский коллега Клемансо обменялись гневными письмами по поводу командования военно-морскими силами, действовавшими против Турции. Каждая страна стремилась обеспечить себе общее руководство, а профессиональное соперничество и личная неприязнь между адмиралами еще больше подрывали единство союзников. Капитан Джордж Четвуд, командовавший кораблем Королевских ВМС «Бленхейм», докладывал с военно-морской базы Мудрос в Эгейском море: «Наш главком [вице-адмирал сэр Сомерсет Гоф-Колтроп] здесь, но не входит в командование силами союзников». В то время эта обязанность была возложена на французского вице-адмирала Жана Франсуа Амета. Четвуд отметил, что подчиненный Гоф-Колтропа контр-адмирал Майкл Калм-Сеймур, командующий британской эгейской эскадрой, похоже, «пытается всем заправлять и совсем не ладит с Аметом». Более того, Гоф-Колтроп «обратился к Адмиралтейству с просьбой назначить командующим его, но я полагаю, что французы возражают, что делает ситуацию довольно странной, поскольку в настоящее время Колтроп здесь только в качестве советника»[1065]. По неизвестной причине британцы затем исключили Амета из договоров о перемирии с Турцией, соглашение о котором было подписано в Мудросе 30 октября; такие действия вряд ли можно считать примером сотрудничества союзников.
Тем временем на юге России белогвардейская Добровольческая армия обретала силу и уверенность в себе. Когда Кош входил в Крым, другие немецкие соединения начали наступление на Ростов-на-Дону и в первую неделю 1918 г. заняли город. Их поддержали донские казаки, которые уже выбили силы красных из своей столицы Новочеркасска. Поэтому белые с помощью казаков получили надежную базу для своих операций. В период с июня по август 1918 г. Белая армия под командованием генерала Антона Ивановича Деникина (бывшего генерал-лейтенанта Российской императорской армии) провела успешную кампанию и заняла Кубань[1066]. Самое главное, что 26 августа белым удалось занять порт Новороссийск, чему способствовали подкрепления из Крыма; среди прибывших был и Врангель, который вышел из своего убежища. 8 октября 1918 г. умер командующий Добровольческой армией Михаил Васильевич Алексеев, и руководство Белым движением перешло к Деникину[1067]. С тех пор судьба Крыма и Севастополя во время Гражданской войны в России была неразрывно связана с судьбами Деникина и его самого талантливого подчиненного и преемника Врангеля.
В конце ноября 1918 г. население Севастополя с нетерпением ждало прибытия флота Антанты: это событие обещало стать праздником дружбы России с союзниками. Естественно, люди радовались неизбежному уходу немецких оккупантов. Но что важнее, многие верили, что союзные войска принесут мир и порядок в эти нелегкие времена. Последующие события показали, что ни британцы, ни французы до конца не осознавали риски и не воспользовались возможностями для поддержки антибольшевистских, предположительно либеральных властей в Крыму, а также на юге России и на Украине. Неспособность разобраться в обстановке и вложить достаточное количество ресурсов в задачу интервенции с самого начала значительно уменьшила шансы на успех. Урок здесь достаточно прост: плохо продуманные и нерешительные действия зачастую ведут к полной неудаче. Однако наша недавняя история полна невыученных уроков.
«В чудесную солнечную погоду» в 10:30 утра в воскресенье 24 ноября 1918 г. британский крейсер «Кентербери» с эсминцем сопровождения вошли в гавань Севастополя. Прибытие двух военных кораблей Королевского флота наконец убедило жителей Севастополя и немецких оккупантов, что Великая война закончилась. Для Хопмана это был «горький момент», но население собралось на набережной, чтобы наблюдать за радостным событием. Корабли Черноморского флота во главе с «Волей» в знак приветствия подняли Андреевские флаги. В полдень капитан «Кентербери» Перси Ройдс в сопровождении переводчика, лейтенанта Уильяма Хозьера, сошел на берег для переговоров с Хопманом. Их цель состояла в том, чтобы подготовиться к прибытию главной боевой эскадры союзников. Хопман записал несколько технических деталей, которые они обсуждали, но больше всего, похоже, его поразила доброжелательная манера, в которой проходил весь разговор (преимущественно на английском): «очень гладко и без резкостей, благодаря дружелюбию и юмору Ройдса»