Тем временем команды подрывников не покладая рук трудились в бухте и на верфях, готовя к уничтожению русские корабли и боеприпасы. Например, 23-го числа «были затоплены три большие подводные лодки». В тот же день Калм-Сеймур отказался присоединяться к адмиралу Амету на переговорах с делегацией большевиков, на том основании, что это «противоречит интересам генерала Деникина», а также что «большевики — не те люди, с которыми можно договариваться». Утром 25 апреля после подтверждения приказа британским главнокомандующим «остальные подводные лодки были отбуксированы… и затоплены, машины оставшихся эсминцев, крейсеров и линкоров уничтожены с помощью взрывов»[1099]. Таким образом, российский Черноморский флот был не разбит врагом в сражении, а приведен в негодность бывшим союзником, который не желал передавать его большевистским властям. Во второй половине дня перемирие продлили до 29-го числа, и британцы получили время для завершения своих разрушительных работ. К вечеру 28 апреля союзники закончили эвакуацию из Севастополя. В данном случае большевики сдержали слово и не атаковали город после приостановки боевых действий 17-го числа. Тем временем 25 апреля в городе начал работу большевистский Революционный комитет. Утром 29 апреля 4-й полк Заднепровской дивизии Красной армии вступил в Севастополь, население которого — по версии советских источников — «с радостью встретило советские войска»[1100].
Калм-Сеймур не сомневался в том, кто повинен в потере города. «Последствия прискорбной эвакуации, — отмечал он, — будут серьезными и воодушевят большевиков. Она была совершенно ненужной и вызванной неумелостью и некомпетентностью французов». Оценивая те события, следует признать это суждение слишком резким. Британские войска, за исключением Королевского флота, не участвовали в боевых действиях и не подвергались риску в Севастополе; главной военной силой в городе были французы. Учитывая более широкий политический контекст, обязательства союзников на юге России были довольно ограниченными, а о желательности и возможности продолжительной интервенции не могло быть и речи. Тем не менее Гоф-Колтроп в докладе британскому Адмиралтейству от 1 мая 1919 г. сообщал: «После эвакуации французов из Севастополя враг получает первоклассную военно-морскую базу в центре Черного моря»[1101].
Часть французских кораблей задержались в Севастополе еще на несколько дней. По просьбе французов до ночи со 2 на 3 мая в гавани оставался корабль Королевских ВМС «Калипсо». Калм-Сеймур объяснял это тем, что, во-первых, французы хотели, чтобы это выглядело как эвакуация «союзников», а не только французская, а во-вторых, их офицеры «не могли доверять своим людям и предпочитали, чтобы рядом на случай осложнений оставался британский корабль». Если учесть, что в послевоенный период на Королевском флоте тоже возникали беспорядки, замечания Калм-Сеймура выглядят не совсем справедливыми. Например, 25 мая 1919 г. Гоф-Колтроп докладывал в Адмиралтейство, что 57 кочегаров и 76 матросов крейсера Королевских ВМС «Европа», стоявшего на рейде у острова Мудрос, «отказались нести службу и были помещены под арест». Все они «подлежали демобилизации или отслужили установленный срок»[1102]. Таким образом, от войны устал не только французский флот.
Большевики заняли Севастополь в конце апреля 1919 г., но продержались недолго. Когда в июне армия Колчака приблизилась к Москве на расстояние 650 километров, Красной армии на главном фронте потребовались подкрепления, и Троцкий перебросил войска из самого спокойного сектора на юге России. В результате Деникин сумел вырваться с Керченского полуострова. Вскоре Белая армия уже отвоевывала Крым. 13 июня город и крепость Севастополь были объявлены на осадном положении. 25 июня большевистские части оставили город. Союзники, помня о вынужденной эвакуации в апреле, возвращаться не спешили. 29-го числа Гоф-Колтроп информировал британское Адмиралтейство о нежелании отправлять в Севастополь судно крупнее эсминца по четырем причинам: это будет прецедент, потребующий от Королевского флота держать там корабль на более или менее постоянной основе; возникнет неприятная ситуация, если «Добровольческая армия начнет репрессии против подозреваемых»; он не уверен, следует ли признавать Крым «французской зоной»; поддержка Добровольческой армии «должна быть строго ограничена активными операциями»[1103].
По указанию Гоф-Колтропа, первым кораблем, вошедшим в Севастопольскую бухту 26 июня, стал белогвардейский эсминец «Живой». Согласно докладам, которые получал Калм-Сеймур, красные флаги «были спущены и заменены флагами Добровольческой армии, а на кораблях подняли старый военно-морской флаг». Неназванный командир «Живого» «полностью взял под контроль город и назначил своих офицеров на разные должности». На следующий день к русским присоединился эсминец Королевских ВМС «Спортив»: с него пришло подтверждение, что в Севастополе «все совершенно спокойно». 6 июля 1919 г. Калм-Сеймур доложил Гоф-Колтропу, что Добровольческая армия пока не проводила никаких репрессий. Тем не менее, предупреждал он, «бывшие офицеры, которые оставались под большевистской оккупацией и о которых известно, что они помогали большевикам, будут допрошены военной контрразведкой». Это было большим достижением в условиях Гражданской войны в России. В том же докладе Калм-Сеймур отмечал, что перед уходом большевиков из Ялты произошли «серьезные эксцессы»: «в понедельник, 23 июня, на волноломе были расстреляны около 40 человек»[1104].
В июле Королевский флот планировал поддержать белых при захвате Херсона, открыв реку Днепр. Так же как и во время Крымской войны, это операция требовала подавления крепостей в устье реки, в том числе Очакова. Необходимые военно-морские силы, собранные в Севастополе и у Тендровской косы, имели в составе крейсеры, эсминцы, корабли наблюдения, авианесущее судно и минный тральщик. Объединенные военно-морские и наземные операции у Очакова, докладывал Калм-Сеймур 19 августа 1919 г., «успешно продолжились», способствуя взятию Херсона 14 августа[1105]. С учетом сомнений Гоф-Колтропа, никто не мог сказать, станет ли Севастополь снова оперативной базой для британского флота; кроме того, у него не хватало кораблей.
Соединенное Королевство наряду с Францией, Соединенными Штатами и Японией было одной из крупных стран, которые тщетно пытались поддержать Белое движение, боровшееся против власти большевиков в России[1106]. Участие британской армии и флота в Гражданской войне достаточно хорошо документировано, однако факт использования вооруженных сил Британии в Крыму и Севастополе часто ускользает из поля зрения историков. Уинстон Черчилль, занимавший посты военного министра и министра авиации, сыграл существенную роль в обосновании и направлении действий Британии во время этого конфликта. В речи, произнесенной во дворце лорд-мэра 19 февраля 1919 г., он назвал большевиков «свирепыми обезьянами-бабуинами»[1107]. 11 апреля 1919 г. на обеде в «Олдвич-Клаб» Черчилль вновь проявил явную враждебность к революции в России, заявив: «Из всех тираний большевистская тирания — наихудшая, самая разрушительная и губительная в истории человечества… При советской власти русский народ страдает гораздо больше, чем при царе». Он напомнил слушателям, что «русские войска под командованием адмирала Колчака и генерала Деникина, как мы знаем, всегда оставались верны делу союзников, а сейчас они отважно и отнюдь не безуспешно борются против большевистского режима, открыто использующего преступные наклонности и животные потребности безликой людской массы». Поэтому «мы делаем все возможное, в границах наших полномочий, чтобы помочь этим людям»[1108].
Помощь Британии оружием, боеприпасами и советниками была существенной, однако она становилась все более непопулярной. Критически настроенная пресса называла интервенцию «личной войной Черчилля», и против нее протестовали не только члены Лейбористской партии и профсоюзов, симпатизировавшие большевикам, но и широкие слои Либеральной и Консервативной партий. Премьер-министр либерального правительства Дэвид Ллойд Джордж стремился ограничить энтузиазм Черчилля. Выступая в палате общин 16 апреля 1919 г., он заявил, что «попытка [дальнейшей] военной интервенции в Россию будет величайшей глупостью, которую только может совершить правительство»[1109].
К тому времени, как 28 июня 1919 г. был заключен Версальский мирный договор, положивший конец войне с Германией (и который не подписывала Россия), британские вооруженные силы были развернуты как минимум на пяти театрах военных действий в разных концах бывшей царской России. На севере страны со своих баз в Архангельске и Мурманске британские войска и вооруженные группы, которых Британия помогала формировать, тренировать, экипировать и снабжать, продвинулись на юг на несколько сотен километров. На Дальнем Востоке гораздо меньший по численности британский контингент поддерживал Белую армию, которая шла на запад вдоль Транссибирской железнодорожной магистрали. Войска также были размещены в Прибалтийских государствах, чтобы поддержать наступление белых на Петроград. На юге, в Прикаспийском регионе, к востоку от Каспийского моря, небольшой контингент из Индии поддерживал местные антибольшевистские силы. К лету миссии на севере и в районе Каспийского моря были свернуты.