[1226]. Так началась война.
Севастополь был предупрежден о немецком налете чуть более чем за полтора часа. Прожекторы находили в небе немецкие самолеты, направляя на них огонь корабельной и береговой зенитной артиллерии. Три самолета были сбиты: два над городом и один над морем. Военный историк Севастополя В. Б. Иванов так описывает цель и результаты немецкой бомбардировки:
«Как оказалось, фашистские самолеты, совершив внезапный налет, сбросили морские мины. Немецкое командование решило в первые же часы войны заминировать севастопольские бухты и фарватеры новыми, неизвестными нам неконтактными магнитными и магнито-акустическими минами и таким образом „закупорить“ корабли флота в бухте, а затем ударами авиации уничтожить их. Так был задуман план ликвидации основных сил Черноморского флота»[1227].
Немецкий налет не удался по нескольким причинам. Во-первых, количество немецких самолетов (Heinkel He-111), вылетевших со своей базы в Румынии, было слишком мало, и они сбросили только восемь мин. Во-вторых, противовоздушная оборона города и военно-морской базы находилась в состоянии полной боевой готовности и встретила врага точным и интенсивным огнем. Тем не менее несмотря на минимальный ущерб кораблям Черноморского флота и его инфраструктуре на берегу, тридцать жителей города были убиты и двести ранены. Приложив недостаточно усилий, немцы не смогли повторить успех британских ВВС в Таранто и упустили возможность нанести противнику сокрушительный удар. Японцы не повторили эту ошибку при атаке на Перл-Харбор 6 декабря 1941 г. Советский Союз вступил в войну; через полгода за ним последовали Соединенные Штаты Америки.
Рано утром 22 июня 1941 г. Жуков получил свежую информацию об обстановке в Севастополе. «В 4 часа, — вспоминал он, — я вновь разговаривал с Ф. С. Октябрьским. Он спокойным тоном доложил: „Вражеский налет отбит. Попытка удара по нашим кораблям сорвана. Но в городе есть разрушения“». В мемуарах Жуков подчеркивал, что «Черноморский флот во главе с адмиралом Ф. С. Октябрьским был одним из первых наших объединений, организованно встретивших вражеское нападение»[1228]. Однако нападение на крымский город было примечательным и в других отношениях. Для Советского Союза война началась именно здесь: жители Севастополя стали первыми — из 27 миллионов советских людей — жертвами этого конфликта. Памятник на бывшей улице Подгорной увековечивает имена двадцати одной жертвы войны — людей, погибших в то трагическое утро.
Днем 22 июня жизнь большинства жителей города почти не изменилась. Детей и женщин из пострадавших от бомбежки семей, в том числе Задорожниковых, эвакуировали в Симферополь, который не считался вероятной целью для немецких налетов. Главные бои шли еще далеко, но по мере того, как город переходил на военные рельсы, реалии войны постепенно начали брать верх. Флот, армия и военно-воздушные силы получили пополнение из резервистов и пребывали в состоянии боевой готовности. Вскоре корабли Черноморского флота начали операции у берегов Румынии, но первые результаты оказались неутешительными. Когда 26 июня 1941 г. лидеры «Харьков» и «Москва» начали обстрел порта Констанца, случилась катастрофа. Румынский эсминец «Регина Мария» перехватил «Москву» и после короткого боя потопил советский корабль[1229]. Поврежденный в результате воздушной атаки «Харьков» сумел уйти и вскоре встал на ремонт в Севастополе.
Остаток июня и весь июль Октябрьский жонглировал ограниченными ресурсами флота, чтобы удовлетворить разнообразные требования по сохранению контроля над прибрежными водами и поддержке наземных сил в Черноморском регионе. Адмирал столкнулся с многочисленными проблемами. Среди них: слабая противолодочная защита (например, примитивная аппаратура эхолокации), нехватка судов сопровождения для защиты конвоев (в штабе также не было структуры для управления конвоями), слабая противовоздушная оборона и не в последнюю очередь неразвитая поисково-спасательная служба — экипажи сбитых самолетов терялись в море. Многие корабли находились в ремонте. Еще не было найдено способа борьбы с немецкими магнитными минами. На главной базе в Севастополе требовалось больше укрытий для защиты морской пехоты от воздушных атак[1230]. Для устранения недостатков, накопившихся за предвоенный период, требовалось много времени, сил и средств, но Октябрьский и его штаб придерживались прагматичного подхода. При необходимости он приказывал разбирать корабли, чтобы получить запасные части и вооружение. Фраза «необходимость — мать изобретения» стала его лозунгом. Он находил время отмечать в своем дневнике и события, не связанные с военно-морским флотом. Так, 13 июля 1941 г. он писал: «Сегодня объявлено по радио, что нашим правительством подписано соглашение между СССР и Великобританией о совместной войне против фашизма. Медведь и лев против коричневой чумы! Это гениально, это победа!»[1231]. К несчастью для Севастополя и для всего Советского Союза, до победы было еще очень далеко.
А пока война подходила все ближе. 12 июля 1941 г. Моргунов издал приказ об организации защиты главной базы и отражении непосредственной угрозы вражеского нападения с суши и с воздуха. Тот, кто знаком с тактикой ведения оборонительного боя, поймет, что этот приказ был проработан во всех подробностях. Среди прочих задач он требовал от ответственных за выделенные секторы:
«С получением настоящего приказа в своих секторах и участках произвести рекогносцировку местности. Распределить секторы для ведения огня в дневных и ночных условиях, составить стрелковые карточки, измерить расстояния до основных рубежей и ориентиров, произвести выбор КП, основных и запасных ОП, КП и НП для артиллерии, мест расположения артиллерийских парков, БПП и РПП. Наметить места и систему боевого охранения, пути движения, связь с ними и систему сигналов в дневное и ночное время»[1232].
Какими бы дальновидными и разумными ни были планируемые меры по защите города, для завершения необходимых работ требовалось много сил и средств. 17 июля Октябрьский жаловался, что «в Крыму очень мало войск, боеспособных, устойчивых… Это еще более ослабляет Крым. Обстановка на юге все более сгущается. Штаб фронта сообщил, что нами 16.07 вечером оставлен Кишинев». В тот же день он отмечал, что получил приказ «Дунайскую флотилию вывести в Одессу»[1233]. Оборона этого города (его осада румынскими войсками началась 14 августа) стала его главной заботой; затем, в первые две недели октября 1941 г., ему пришлось заниматься организацией эвакуации города[1234].
Пока продолжались бои за Одессу, в Севастополе круглосуточно шли работы по укреплению обороны против атак с воздуха, моря и суши. 31 июля Октябрьский записал в дневнике, что крымский город «почти полностью превратился в военно-морской бастион»[1235]. Правда, в этом заявлении есть определенная доля самообмана, поскольку необходимые работы были далеки от завершения. Меньше чем через месяц, 23 августа, Моргунов издал приказ «О форсировании строительства оборонительных сооружений Главной базы Военно-Морского Флота». Военный совет Черноморского флота признал противотанковую оборону главной базы «недостаточно эффективной» и требовал усилить ее «созданием всевозможных противотанковых препятствий и строительством артиллерийских казематов закрытого типа». Более того, командирам секторов предписывалось «продолжать подготовку личного состава секторов усиленными темпами, имея целью: изучение материальной части, местности, приемов борьбы по уничтожению танков, умению пользоваться бутылками с горючей жидкостью, бросать под гусеницы танков связки гранат, укрываться в окопах от танков»[1236].
Немецкий план вторжения в Советский Союз имел несколько серьезных недостатков. Решающим стало игнорирование географических ограничений, накладываемых на стратегию. По мере того как три группы армий наступали по заранее определенным направлениям, ширина их фронтов увеличивалась. Соответственно увеличивалось и расстояние, покрываемое передовыми танковыми частями и следовавшей за ними пехотой. Линии снабжения удлинялись, нагрузка на логистическую систему постоянно росла. Все это привело к рассредоточению и ослаблению боевой мощи, в том числе на просторах Украины. Более того, Красная армия яростно сопротивлялась, и потери немцев в живой силе и технике угрожающе росли. У немецкой армии не было второго оперативного эшелона наступления, не говоря уже о стратегическом. Невозможность своевременного восполнения потерь ослабляла войска. Эти просчеты и трудности с самого начала если и не обрекали всю кампанию на неудачу, то значительно осложняли ее. В результате после начала операции «Барбаросса» высшее командование Германии было вынуждено латать тришкин кафтан.
Когда Гитлер приказал танковым группам из группы армий «Центр» усилить группу армий «Юг» (директива № 33 от 19 июля 1941 г.), чтобы завершить окружение советских войск в районе Киева, это задержало главное наступление на политический центр Советского Союза Москву и, таким образом, предопределило его результат. Задолго до начала операции «Тайфун» против столицы страны, 2 октября 1941 г., Гитлер изменил главную военную цель кампании, которая ранее заключалась в разгроме Красной армии. В директиве фюрера от 21 августа 1941 г. отмечалось: «Главнейшей задачей до наступления зимы является не взятие Москвы, а захват Крыма, промышленных и угольных районов на Донце и лишение русских возможности получения нефти с Кавказа; на севере — окружение Ленинграда и соединение с финнами»