[1275]. Но преследование Манштейном противника в Крыму внезапно остановилось — его передовые войска натолкнулись на сильно укрепленный периметр Севастополя. Оборонительные сооружения первого рубежа обороны, мощь береговой артиллерии и стойкость советских войск — все это стало неприятным сюрпризом, исключив любую возможность быстрого прорыва в город[1276]. План оборонительных рубежей Моргунова принес первые плоды: известные таланты русских в артиллерии, фортификационном деле, а также способность к импровизации со всей очевидностью проявились при обороне Севастополя от немцев.
В одном из самых первых боев за город участвовал юный Александр Романович Глушаков. В то время он был курсантом военно-морского училища — Севастопольского училища береговой обороны, которому впоследствии было присвоено имя ЛКСМУ[1277]. В конце октября Глушаков вместе с другими курсантами присоединился к наспех сформированным батальонам. Его подразделение, состоявшее из пяти пехотных рот и небольшого количества артиллерии, насчитывало 1117 преподавателей и курсантов. Обстановка была настолько серьезной, что их часть бросили в бой в ночь с 29 на 30 октября, приказав занять оборону на реке Кача к юго-западу от Бахчисарая. 31 октября немецкая артиллерия обстреляла город, после чего начался штурм. Вскоре подразделение Глушакова атаковали «немецкие моторизованные части, которых поддерживали танки и артиллерия». Против курсантов была брошена бригада Циглера. Глушаков вспоминал:
«Мы держались стойко и мужественно, а сражение было таким ожесточенным, что за четыре дня, с 31 октября по 3 ноября, мы потеряли 70 % состава. Нам приказали отойти к Мекензиевым высотам, но немцы не смогли прорваться к Севастополю. Их наступление было остановлено. Из-за очень больших потерь командование Черноморского флота приказало вывести наше подразделение с передовой. Вместе с преподавателями мы вернулись в училища и снова приступили к учебе. Мы также патрулировали Севастополь, следя за соблюдением светомаскировки и помогая поддерживать порядок в городе. В живых осталось только 300 человек»[1278].
Во время этого боя погиб курсант того же училища Александр Иванович Мальцев. Когда у него закончились патроны, он отказался сдаться в плен и с криком «Моряки не сдаются!» бросил последнюю гранату в приближающихся немцев. За проявленное мужество Мальцев был посмертно награжден орденом Отечественной войны I степени. Памятник погибшим курсантам военно-морского училища береговой обороны можно увидеть над Инкерманом, рядом с дорогой на Симферополь[1279].
Бои, подобные тому, в котором участвовал юный Глушаков и его боевые товарищи, был типичен по своей ожесточенности и потерям среди защитников Севастополя; многие бойцы этих наспех собранных частей не имели должной подготовки и оружия, а в самих подразделениях отсутствовала необходимая командная структура. Отступающие части Приморской армии еще не могли помочь в обороне города. 31 октября Петров и члены военного совета его армии собрались на совещание в маленькой деревне Сарабуз, к северу от Симферополя — как раз в это время Глушаков сражался к юго-западу от Бахчисарая, что характеризует переменчивость ситуации, когда не было конкретной линии фронта. На совещании присутствовали генерал-майоры Василий Воробьев и Трофим Коломиец, а также полковник Иван Ласкин, командующие соответственно 95, 25 и 172-й пехотными дивизиями; к ним присоединились командующие 2-й и 40-й кавалерийскими дивизиями полковники Петр Новиков и Филипп Кудюров[1280].
По свидетельству очевидцев, Петров был беспощадно честен в оценке ситуации: «Противник захватил Джанкой и преследует части 51-й армии, которые отходят к Керченскому полуострову». Затем он отметил: «Сегодня утром немецкие танки появились в нескольких километрах южнее Симферополя. Дорога на Севастополь, идущая через Бахчисарай, по-видимому, уже перерезана». Таким образом, Приморская армия может попасть в окружение: «противник обошел нас уже с трех сторон». Однако «путь на Керчь еще не закрыт». Петров подчеркнул, что «Севастополь — главная база Черноморского флота. Удержать ее необходимо ради сохранения нашего господства на Черном море. Не секрет, что с суши город не прикрыт: полевых войск там нет». В заключение он предупредил военный совет: «Если к нему не пробьется Приморская армия, если значительные силы противника ее опередят, Севастополь может пасть»[1281]. Затем Петров выслушал мнения подчиненных. Большинством всего в один голос военный совет решил идти к Севастополю, а не на соединение с остатками 51-й армии на Керченском полуострове.
Биограф Петрова отдает должное своему герою за это решение, хваля его за проявленное «широкое стратегическое мышление». Командующий Приморской армией понимал, что «с потерей Севастополя противник сможет силами флота выйти прямо к побережью Кавказа». Более того, «удерживая черноморскую базу, наши войска оставались в тылу врага и тем самым сохраняли за собой часть Крымского полуострова». Однако главным аргументом для обороны Севастополя, как и в случае Одессы, была попытка как можно дольше отвлекать максимальное количество сил врага. Все немецкие или румынские дивизии, «увязшие» в боях за Севастополь, «не смогут участвовать в наступательных операциях в направлении Кавказа»[1282]. Петров оказался прав: оборона Севастополя продолжалась 250 дней. Сопротивление советских войск отвлекло от пяти до десяти дивизий противника, а вся Крымская кампания потребовала дополнительных ресурсов.
К концу октября у Петрова почти не осталось транспорта. Поэтому его части были вынуждены пешком пробиваться к Севастополю через горы, укрываясь от немецких самолетов и разведывательных групп, которые уже действовали на окраинах города. Но штаб Петрова и несколько моторизованных артиллерийских частей сумели избежать встречи с противником, двигаясь по окружной дороге через Алушту и Ялту. Пересеченная местность, разбитые дороги и начавшиеся проливные дожди замедляли продвижение немцев — а также арьергарда советских войск. Немецкие подразделения 72-й пехотной дивизии взяли Симферополь 1 ноября, а Ялту — только утром 8-го числа. 2 ноября Петров остановился в Алуште, чтобы встретиться с адмиралом Левченко, главнокомандующим войсками Крыма. Оба понимали, как важно удержать Севастополь. Приказ Левченко был прост: как можно быстрее «вместе с командованием флота создавать надежную оборону» города[1283].
Октябрьский довольно желчно (милосердие явно не входило в число его достоинств) описывает прибытие Петрова в Севастополь 3 ноября — «еще один командующий войсками без войск». «Вошел ко мне в кабинет (так называемый кабинет) и сообщил: „Товарищ командующий флотом, разрешите доложить, я ничего не имею, войск нет, куда мне прикажете отбыть?“ Сел и натурально заплакал. Ну что тут делать?»[1284]. По свидетельству Карпова, который опускает эмоциональную сцену с Октябрьским, Петров по прибытии (вероятно, его сопровождал Моргунов) сразу же оценил обстановку и «отметил мужество, смелость, высокий моральный дух и стойкость моряков, проявленные уже в первых боях». Он «выразил уверенность, что по мере прибытия частей Приморской армии прочность обороны будет наращиваться». Вскоре его назначили руководителем сухопутной обороны Севастополя[1285]. Его отступавшая с боями армия пробилась к городу в течение следующих нескольких дней, 6–10 ноября. Немцы опоздали и не сумели предотвратить подход этого существенного подкрепления. Наибольшую боеспособность сохранила 25-я Чапаевская дивизия, которой раньше командовал Петров; к ней присоединились 95, 157 и 172-я стрелковые дивизии. Вскоре измотанные советские пехотинцы были отосланы в окопы, где на некоторых направлениях уже начались бои, в частности в северном и северо-восточном секторах обороны. Многие подразделения советских войск, сражавшиеся под Одессой и на Ишуне, не получили передышки. Для них начинались самые тяжелые испытания.
4 ноября, еще до подхода армии Петрова, Октябрьский направил телеграмму Сталину и адмиралу Кузнецову, без прикрас описав сложившееся положение:
«Немцы ведут мощное наступление с северо-востока по Бельбекской долине от Дуванкоя. Во многих местах противнику удалось занять первую линию обороны. Севастополь продолжает оборонять только Черноморский флот… После прорыва противником Ишуньских позиций войска Крыма беспорядочно отступили на восток, в направлении Феодосия — Керчь. Есть данные, что часть дивизий Приморской армии пробивается через горы на Ялту, Байдары, к Севастополю пока не подошли. Противник занял Феодосию, Евпаторию, Алушту. Я вынужден бросить на оборону ГБ весь л/с [личный состав] учебного отряда флота, курсантов военно-морского училища БО [береговой обороны], краснофлотцев из отдельных частей, в том числе аэродромные команды»[1286].
В тот же день был образован Севастопольский оборонительный район, что означало признание серьезной угрозы главной базе Черноморского флота. В результате объединялись все военно-морские, сухопутные и воздушные силы, включая части береговой обороны и ПВО, а городские власти подчинялись единому командованию.
Как отмечал Октябрьский в телеграмме Сталину, три немецкие дивизии из одиннадцатой армии Манштейна подходили к Севастополю, пытаясь успеть раньше, чем оборону города усилят части Приморской армии Петрова. К северной окраине медленно продвигались LIV корпус, а на его правом фланге 132-я дивизия. Слева 50-я дивизия пробивалась через поросшие лесом Мекензиевы высоты к востоку от города и пыталась развить наступление дальше на юг, к Черной речке. Манштейн планировал атаковать Севастополь с востока. В горах по-прежнему оставались широкие промежутки между 50-й дивизией и ближайшими подразделениями XXX корпуса, 72-й дивизией. Эта дивизия после взятия Симферополя направлялась к Алуште и Ялте на северо-восточном берегу Крыма, а затем должна была наступать по приморской дороге на Балаклаву и Севастополь. Именно от этих трех дивизий, составлявших менее половины сил под командован