ообщить матери, «что у них тоже красный флаг. Наверное, безотчетно думая о том, что раз флаги одинакового цвета, то и все будет как прежде, все будет в порядке»[1444]. Вскоре его детская наивность развеялась без следа.
Во второй половине дня 42-я пехотная дивизия полковника Эрнста Майзеля заняла площадь Ленина (ныне Нахимова). Манштейн не устоял перед искушением посмотреть на разрушенный город и лично поздравить свои победоносные войска. Ранним вечером он прибыл на площадь Ленина, выслушал рапорт Майзеля, огляделся и вернулся на командный пункт в селе Юхары-Каралез. Никакого сравнения с бескровным занятием города Кошем 1 мая 1918 г.
Размышления Манштейна, который вместе со своим штабом обсуждал бои последних месяцев и вспоминал погибших товарищей, были прерваны специальным радиосообщением о падении Севастополя:
«Над городом развеваются немецкие и румынские флаги. Германские и румынские войска под командованием генерал-полковника фон Манштейна при постоянной поддержке закаленного в боях воздушного корпуса генерал-полковника фон Рихтгофена после двадцати пяти дней ожесточенных боев сегодня в середине дня заняли самую мощную сухопутную и морскую крепость из всех, что когда-либо существовали в мире».
Вслед за радиосообщением пришла телеграмма от фюрера:
«Командующему Крымской армией генерал-полковнику фон Манштейну
С благодарностью отмечая Ваши особые заслуги в победоносно проведенных боях в Крыму, увенчавшихся разгромом противника в Керченском сражении и захватом мощной Севастопольской крепости, славящейся своими естественными препятствиями и искусственными укреплениями, я присваиваю Вам чин генерал-фельдмаршала. Присвоением Вам этого чина и учреждением специального знака для всех участников крымских боев я перед всем немецким народом отдаю дань героическим подвигам сражающихся под Вашим командованием войск.
Адольф Гитлер»[1445].
Поздний вечер 1 июля 1942 г. стал часом триумфа Манштейна, во многих отношениях вершиной его карьеры. Как оказалось, это был и главный в текущем году военный успех немецкой армии, которая вскоре была разбита на заснеженных вершинах Северного Кавказа и, главное, разрушенных улицах Сталинграда.
Разумеется, победа под Севастополем — заслуга не только немецкой армии. Активное участие в битве за город принимали румынские войска, в том числе в последние дни обороны. Например, 1 июля, когда солдаты 1-й горной дивизии вошли в город, их товарищи из 18-й пехотной дивизии очистили от противника Балаклаву, взяв 10 тысяч пленных и уничтожив почти всю 109-ю стрелковую дивизию[1446]. Затем 1-я горная дивизия продолжила движение вдоль южного берега бухты, подавляя сопротивление остатков 388-й стрелковой дивизии и батарей на мысе Фиолент[1447].
Теперь Севастополь находился в руках немецких и румынских войск, но бои в Крыму еще не прекратились. На западной оконечности Херсонесского полуострова советские войска продолжали сражаться; центром сопротивления стала батарея береговой обороны № 35. 1 июля в 18:00 немецкие войска находились в одном километре от этого укрепленного пункта. Защитники под массированным огнем тщетно ждали эвакуации по воздуху или морем. Они продолжали сопротивляться. Сражение длилось еще три дня — по ночам советские части предпринимали попытки прорваться на восток. Атаки сменялись контратаками, в которых участвовали самоотверженные комсомольцы. В подробном рассказе о сражении за Севастополь Б. А. Борисов, председатель комитета обороны города, описывает трагическую судьбу двух таких добровольцев, Нади Краевой и Саши Багрия:
«Багрий и Надя… примкнули к одному из воинских подразделений… Они взяли у убитых краснофлотцев винтовки и патроны и вместе с другими… решили пробиться в горы, к партизанам… На них обрушился смерч огня… На поле боя осталась половина смельчаков… Вскоре была сделана вторая попытка, но и она не увенчалась успехом. А на рассвете… гитлеровские войска перешли в наступление. Ответные выстрелы советских бойцов были слышны реже и реже… Краснофлотцы и красноармейцы нередко отражали атаки в рукопашной схватке… Нади не стало… А через несколько дней, еле-еле передвигая ноги, в колонне пленных брел Саша… Его видели еле живым, харкающим кровью и тяжело раненным в Бахчисарае, потом в Симферополе…»[1448]
Только 4 июля немцам удалось сокрушить оборону советских войск на Херсонесском полуострове; 57-й пехотный полк 9-й дивизии занял береговую батарею № 35, последний оплот советской власти в Крыму. К окончанию основного этапа сражения на пропитанной кровью полоске земли Херсонесского полуострова немцы захватили в плен не менее тридцати тысяч мужчин, женщин и детей. Провести эвакуацию не позволяло превосходство немцев в небе над Севастополем. Поэтому советскому командованию не удалось повторить в высшей степени успешную операцию в Одессе в октябре 1941 г.: за период с 1 по 10 июля 1942 г. из Севастополя всеми видами транспорта вывезли только 1726 человек[1449]. Всего, по утверждению немецкого и румынского командования, во время третьего штурма Севастополя в июне — июле 1942 г. было захвачено 97 тысяч пленных, в том числе 26 тысяч раненых. По любым меркам исход битвы стал серьезным ударом по Советскому Союзу.
Последние дни боев были не менее интенсивными и ожесточенными, чем начало наступления в июне. Вот одна из записей в журнале боевых действий штаба одиннадцатой армии от 4 июля:
«[В форте „Максим Горький“] нашли убежище остатки Приморской армии… и сражались, чтобы выиграть время для ожидаемой эвакуации. До сегодняшнего утра враг предпринял многочисленные контратаки, в которых участвовали вооруженные женщины, сражавшиеся с исключительным фанатизмом. Потери, которые враг понес в результате этих атак… а также наших атак на последнем этапе сражения, очень велики… Бой затих ближе к вечеру… Таким образом, битва за Севастополь была закончена».
В журнале боевых действий перечислены богатые трофеи, захваченные армией Манштейна, в том числе: 467 пушек, 824 пулемета, 758 минометов, 86 противотанковых пушек и 69 зенитных пушек. Более того, были захвачены 3597 бункеров самой разной конструкции, в том числе самые современные «Максим Горький» I и II[1450]. Немецкие и румынские саперы извлекли из земли и обезвредили 137 тысяч мин. VIII авиационный корпус нанес огромный ущерб Севастополю, его морской инфраструктуре и оборонительным сооружениям, людям и зданиям. За период с 2 июня по 3 июля немецкая авиация совершила 23 751 самолето-вылет и сбросила 20 529 тонн бомб. Потери составили тридцать один самолет — против 123 советских. На море были потоплены четыре эсминца, подводная лодка, девять малых судов, четыре транспорта и повреждено множество других судов[1451].
Оборона Севастополя обошлась Советскому Союзу очень дорого как в человеческих жизнях, так и в материальных ресурсах. Полуофициальные цифры, обнародованные только после окончания холодной войны, свидетельствуют, что в период с 30 октября 1941 г. по 4 июля 1942 г. общее число потерь Приморской армии и Черноморского флота составило 200 481 человек, в том числе 156 880 человек невосполнимых потерь. Таким образом, средние ежедневные потери составляли 808 человек[1452]. Но и войскам оси победа досталась дорогой ценой. К сожалению, подобная статистика для Крымской кампании одиннадцатой армии отсутствует. Официальные немецкие данные, опубликованные 7 июля 1942 г., указывают «общие потери», предположительно только в боях июня и июля: 872 офицера и 23 239 унтер-офицеров и рядовых, из которых соответственно 190 и 4147 убитых, 11 и 1580 пропавших без вести[1453]. Потери румынской армии составили 8454 человека[1454]. Всего во время решающего штурма Севастополя немцы и их румынские союзники потеряли более 32 тысяч человек, из которых от четверти до трети составляли убитые и пропавшие без вести[1455].
Теперь в Севастополе установился новый порядок, поддерживаемый силой оружия. Стойкое сопротивление сменилось жестокой оккупацией, место коммунизма занял фашизм. 2 июля Манштейн поручил немецкой 50-й пехотной дивизии обеспечивать безопасность в городе и назначил ее командира генерал-майора Фридриха Шмидта первым комендантом города. Два дня спустя на площади Ленина непосредственный начальник Шмидта, командующий LIV корпусом генерал от кавалерии Эрик Хансен принимал парад победы. В рассказе о своем детстве Задорожников не описывает это событие, но вспоминает свое первое впечатление о немецкой армии:
«В первый день начала оккупации мы не видели ни одного немца. На второй день примерно в 10 утра на нашей улице появились два немецких офицера… Впервые я видел немцев, да еще так близко. Они были подчеркнуто чисты и опрятны: блестящие сапоги, выглаженная форма, белоснежные подворотнички… Обычные румяные молодые лица гладко выбриты».
Прошло совсем немного времени, и юный житель Севастополя увидел совсем других оккупантов: «Вскоре у нас на улице в разное время стали появляться отдельными группами немецкие солдаты. Эти были не ухожены, грязноваты, какие-то низкорослые, корявые. Молча они забирали подушки, кастрюли, всякую ерунду, бесцеремонно рылись среди вещей». Затем, как и в ноябре 1920 г., новые власти объявили, что «все мужчины от 16 лет и старше (кажется, до 50 лет) должны явиться в комендатуру для регистрации». Более того, оставшееся в городе население должно было платить дань. Как вспоминал Задорожников, «независимо от того, есть ли у семьи подсобное хозяйство или нет, необходимо было сдавать, с определенной периодичностью, два десятка яиц и сметану или молоко»