[1548]. В книге «Россия в войне 1941–1945» Верт размышлял о быстром успехе операции 4-го Украинского фронта по освобождению Севастополя и разгрому немецких и румынских войск:
«Можно задать себе вопрос, почему, несмотря на подавляющее превосходство немецко-румынских войск в танках и авиации, а также на значительное превосходство в живой силе, Севастополь смог продержаться в 1941–1942 гг. 250 дней, а в 1944 г. Красная армия овладела им за четыре дня. Немецкие авторы объясняют сейчас этот факт просто огромным превосходством советских войск в живой силе, авиации и другой боевой технике. Но разве немецко-румынские войска не имели такого же превосходства в 1941–1942 гг.? Дело в том, что в 1941–1942 гг. русские действительно были готовы защищать город русской славы Севастополь до последней капли крови, а в апреле 1944 г. боевой дух немцев — по крайней мере, в таком отдаленном месте от Германии, как Крым, — не мог уже находиться на должной высоте. Ибо мы знаем, что потом, когда война пришла на территорию Германии, немецкие солдаты все еще могли там оказывать противнику самое отчаянное сопротивление»[1549].
В сущности, Верт сам ответил на свой вопрос: вне всякого сомнения, несмотря на количественное превосходство советских войск в 1944 г., их боевой дух (поддерживаемый убежденностью в правоте своего дела и уверенностью в успехе) был сильнее, чем у противника. Боевая мощь войска зависит не только от теоретического (как сражаться) и материального (чем сражаться) факторов, но и от нравственного — сочетания лидерства и мотивации. Этот фактор эфемерен — то, что годится для одной оперативной обстановки, не всегда применимо в другой. Не подлежит сомнению, что Крымская стратегическая наступательная операция, которой руководил Толбухин, была одной из самых организованных и хорошо управляемых крупных операций Красной армии во время Второй мировой войны.
В последний вечер, проведенный в Крыму, Верт получил возможность познакомиться с местными жителями. Его поселили в доме у татар. Вот что он вспоминал:
«…там жили старик, старуха, их сын, мальчик лет пятнадцати или шестнадцати. За домом у них был большой собственный огород… а за огородом обширные поля зеленой пшеницы. Но татарская семья выглядела угрюмой и испуганной; они почти все время молчали, а женщина сказалась больной… Я помню выражение страха на лице старика, когда советский офицер постучал в дверь — как выяснилось, просто для того, чтобы определить меня на постой»[1550].
В тот самый день 18 мая 1944 г. было объявлено о принудительном выселении всего татарского населения Крыма в республики Средней Азии, в частности в Узбекскую ССР[1551]. В татарских общинах и диаспоре это судьбоносное событие до сих пор вспоминают как Кара Гун (Черный День). Вне всякого сомнения, семья, в доме которой ночевал Верт, тоже была выселена безжалостными бойцами НКВД. Под дулами автоматов население целых деревень и населенных татарами районов городов, таких как Симферополь, Бахчисарай и Старый Крым, увозили, почти не дав времени на сборы, сначала грузовиками, а затем поездами. Александр Солженицын описывал, как все происходило, в знаменитой книге «Архипелаг ГУЛАГ»:
«Автоколонны не подходили к самым селениям, они были на узлах дорог, аулы же оцеплялись спецотрядами. Было велено давать на сборы полтора часа, но инструктора сокращали и до 40 минут — чтобы справиться пободрей, не опоздать к пункту сбора и чтоб в самом ауле богаче было разбросано для остающейся от спецотряда зондеркоманды. Заядлые аулы, вроде Озенбаша близ Биюк-озера, приходилось начисто сжигать. Автоколонны везли татар на станции, а уже там, в эшелонах, ждали еще и сутками, стонали, пели жалостные песни прощания»[1552].
Таким образом, отмечает Солженицын, Сталин в конечном счете добился того, о чем мечтали русские чиновники и землевладельцы Таврической губернии в 1860-х гг. и что отказался одобрить Александр II[1553].
К середине 1944 г. татары стали «народом в изгнании». Их обвинили в сотрудничестве с нацистским агрессором. Советское руководство предполагало, что такое сотрудничество с врагом было повсеместным: тысячи жителей деревень или советских военнопленных поступили на службу в полицию или непосредственно в немецкие пехотные части. Однако тысячи других крымских татар сражались против немецких и румынских оккупантов в рядах Красной армии или в партизанских отрядах. Поэтому коллективное наказание затронуло многие тысячи лояльных татар, которые рисковали собственной жизнью и жизнями близких ради Советского Союза.
Татары были не единственным народом, лишившимся дома. В июне 1944 г. из Крыма были депортированы армяне (9620), болгары (12 420) и греки (15 040); немцев (2300) выселили еще в августе 1941 г. Согласно советским документам, из Крыма депортировали не менее 228 543 мужчин, женщин и детей, в том числе 191 014 крымских татар (более 47 тысяч семей). Не пощадили и смешанные семьи. Например, если муж был крымским татарином, а жена русской, обоих записывали татарами и высылали[1554].
Рассказ татар о перевозке по железной дороге свидетельствует о системной жестокости сталинского режима:
«Это был не расстрел. Это была медленная смерть в вагонах для скота, набитых людьми, словно передвижные газовые камеры. Дорога занимала от трех до четырех недель и приводила их в знойные летние степи Казахстана. Забирали красных партизан Крыма, бойцов большевистского подполья, советских и партийных руководителей. Инвалидов и стариков. Остальные мужчины сражались с фашистами на фронте, но после войны их тоже ждала депортация. А пока запихивали в вагоны женщин и детей — их было подавляющее большинство. Смерть косила стариков, маленьких детей и слабых. Они умирали от жажды, нехватки воздуха и невыносимого зловония… На длинных перегонах трупы грудой складывали в вагонах, и на коротких остановках, где раздавали еду и воду, людям не разрешали хоронить мертвых — тела просто оставляли рядом с железнодорожными путями»[1555].
По оценке историков, во время депортации в последующие годы голода, болезней и лишений погиб каждый десятый татарин. Некоторые татарские источники утверждают, что общие потери были еще больше, до 50 %. Советское правительство так оправдывало свои действия:
«В период Отечественной войны многие крымские татары изменили Родине, дезертировали из частей Красной армии, обороняющих Крым, и переходили на сторону противника, вступали в сформированные немцами добровольческие татарские воинские части, боровшиеся против Красной армии; в период оккупации Крыма немецко-фашистскими войсками, участвуя в немецких карательных отрядах, крымские татары особенно отличались своими зверскими расправами по отношению к советским партизанам, а также помогали немецким оккупантам в деле организации насильственного угона советских граждан в германское рабство и массового истребления советских людей»[1556].
Ни советская верхушка, ни русское большинство населения Крыма не выражали сочувствия татарам. Например, в Севастополе Верт стал свидетелем вспышки гнева руководителя города Ефремова. Татары, утверждал он, «отличались особой жестокостью, выслеживая переодетых в штатское советских солдат». Не усомнившись в достоверности этих обвинений, Верт сделал вывод: «В общем татары показали себя как нельзя хуже. Они сформировали полицейские отряды, подчинявшиеся немцам, и принимали самое активное участие в деятельности гестапо…»[1557]
В XIX и начале XX в. в Севастополе татары всегда были меньшинством. Жили они в основном на восточном берегу Южной бухты между железнодорожным вокзалом и флотскими казармами, в районе, который получил название «Татарское». Предлогом для депортации крымских татар стало их сотрудничество с врагом, но обстановка в стране была не такой спокойной, как казалось на первый взгляд. Власти выслали не только татар, но и других мусульман — чеченцев, ингушей, балкар, — чьи земли граничили или находились в непосредственной близости от давнего врага, Турции. Как выразился один из историков, специализирующихся на этом вопросе, Отто Поль, советское правительство испытывало параноидальный страх:
«…что эти народы будут не совсем лояльными к СССР в случае конфликта с Турцией. По мнению Сталина и Берии, эти этнические группы представляли собой потенциальную протурецкую пятую колонну, живущую в непосредственной близости от уязвимых советских военных объектов. Таким образом, одной из главных причин депортации этих групп было предотвращение с их стороны шпионажа, саботажа, диверсий или других видов помощи Анкаре».
То есть советские руководители верили, что контроль над Черноморским регионом «зависел от безусловной лояльности населения Крыма»[1558]. Этот императив не удивил бы Потемкина и Екатерину Великую и нашел новый отклик в 2014 г., когда Россия вернула себе полуостров.
Депортация крымских татар в мае 1944 г. привела к изменению статуса Крыма. Поскольку татарского населения там не осталось, 20 июня 1945 г. автономная республика в составе РСФСР стала обычной областью[1559]. Но в 1948 г. Севастополь получил особый статус, означавший, что он стал городом федерального подчинения, то есть напрямую подчинявшимся Москве. Неудивительно, что депортированные крымские татары затаили обиду на советскую власть, которая так обошлась с ними. Важным пунктом перестройки, начатой Горбачевым, было разрешение татарам вернуться на свои земли из Узбекской и других среднеазиатских республик. После постановления Верховного Совета СССР от 14 ноября 1989 г. о признании «незаконными и преступными репрессивных актов против народов, подвергшихся насильственному переселению» началось массовое возвращение татар