[1692]. Поддерживаемые Россией силы прекрасно умели использовать современные формы тактики «совместных боевых действий», а также методы информационной войны. Использование ими дезинформации в Крыму или в этом конфликте старо как мир — это не что иное, как еще одна разновидность обмана. Однако дезинформация относится скорее к стратегическим, чем тактическим или оперативным инструментам. Она остается основой политических и военных действий с целью запутать и дезорганизовать противника, отсрочить его ответ.
Как проницательно заметил Эндрю Монахэн, использование «ярлыка гибридности служит для маскировки обычных аспектов войны на востоке Украины»[1693]. Таким образом, следует проявлять осторожность, делая выводы из последних войн в Крыму, особенно при экстраполяции их в будущее. Герасимов в своей статье подчеркивал:
«Действительно, каждая война представляет собой частный случай, требующий понимания своей особой логики, своей уникальности. Поэтому характер войны, в которую может оказаться втянутой Россия или наши союзники, сегодня предвидеть очень трудно. Тем не менее решать эту задачу надо. Грош цена любым научным изысканиям в сфере военной науки, если военная теория не обеспечивает функцию предвидения»[1694].
Таким образом, ирония операции «Русская весна» заключается в том, что на Западе некоторые восприняли ее как некую новую разновидность войны. Но она не может служить шаблоном, и ее следует рассматривать в соответствующем контексте — конкретная реакция на особый набор обстоятельств, самыми важными из которых были присутствие военных баз и поддержка большинства местного населения. На Донбассе и украинские, и пророссийские силы (а также их марионетки) действовали совсем иначе. Там шли интенсивные бои, похожие на сражения на территории между Доном и Днепром в 1943 г., во время Великой Отечественной войны, хотя и с использованием современных вооружений. Будущий конфликт не обязательно будет похож на то, что происходило в Крыму или на востоке Украины, не говоря уже об Афганистане, Ираке или Сирии. Подробный анализ оперативных методов, использованных российскими силами в Крыму в феврале 2014 г., может отвлечь внимание от того, как Россия мобилизовала свои информационные, экономические и военные ресурсы для достижения политических целей.
Термин «гибридная война» придумали вовсе не российские военные. Российские комментаторы просто использовали заимствованный термин hybrid warfare для описания «того, что Запад в настоящее время ведет с Россией»[1695]. Главная цель маскировки — ввести противника в заблуждение относительно ваших истинных намерений, создавая полностью правдоподобный ложный след. Поэтому большое внимание, которое в советской и российской военной доктрине уделялось дезинформации, обману и внезапности, по-прежнему заслуживает тщательного изучения: убедительным примером может служить присоединение Крыма в 2014 г.[1696].
По всей видимости, из событий 2014 г. в Севастополе, Крыму и на востоке Украины следует извлечь важный урок общего характера. Если «неявная» война действительно соответствует своему названию, то она должна развиваться в неявном виде. Если ее цели, способы и средства становятся слишком очевидными, то она больше не заслуживает такого названия. То есть попытки слишком точно ее кодифицировать, вероятно, обречены на провал — как и стремление определить начало кризиса, включающего эту неявную войну. Решительный враждебный акт всегда будет маскироваться уклончивостью и отрицанием. Поэтому конфликт может уже развернуться в полную силу, прежде чем его увидит обороняющаяся сторона. Это проявление многомерной войны — всего лишь дальнейшее развитие политического замысла.
В конечном итоге действия в Севастополе, Крыму и на востоке Украины объяснялись тем, что Российская Федерация под руководством президента Путина чувствовала себя обязанной защитить свои жизненно важные национальные интересы. Другими словами, несмотря на неприятие международного сообщества, цель оправдывает средства, а использованные методы казались наиболее подходящими в данной ситуации. Если выразиться еще прозаичнее, как Тим Джуда в убедительной работе «На войне: Украинские истории» (In Wartime: Stories from Ukraine), Путин присоединил Крым, «потому что мог». В этом аргументе есть доля истины, но с российской точки зрения он искажает стратегический императив. Предположение, будто руководитель России беспринципно присоединил Крым исключительно в пику Западу как месть за признание отделения Косова от Сербии в 2008 г., выглядит маловероятным, если учесть, какое значение Севастополь всегда имел для России. За свою дерзкую и бескровную акцию Путин получил награду в виде народного одобрения, от Красной площади в Москве до проспекта Нахимова в Севастополе. Послание — как своим гражданам, так и другим странам — было совершенно недвусмысленным: «Россия вернулась!»[1697]. Екатерина Великая и Потемкин, вне всякого сомнения, были бы довольны.
После присоединения Крыма Россией позиция Украины получила широкую международную поддержку. После заседания 20–21 марта 2014 г. Европейский совет заявил о решительном осуждении «аннексии» Крыма и Севастополя Российской Федерацией и заявил, что не признает ее[1698]. Последующие документы ЕС указывают на «незаконную аннексию», подтверждают политику непризнания и вводят «ограничительные меры» на экономические связи с Крымом и Севастополем[1699]. 27 марта 2014 г. на сессии Генеральной Ассамблеи ООН мажоритарным голосованием была принята не имеющая обязательной силы резолюция, призывающая все государства не признавать изменение статуса Крыма[1700].
В результате событий 2014 г. Крым и Севастополь на какое-то время снова привлекли внимание всего мира. До этого две великие осады, во время Крымской и Великой Отечественной войн, оставались почти забытыми событиями прошлого. Но для жителей России, Крыма и Севастополя их общая история оставалась чрезвычайно важным элементом национального самосознания и национальной гордости. Принадлежность этих мест имела громадное значение. Речь не только об ультрапатриотизме, переходящем в шовинизм, но также о возрождении уверенности в себе и о гордости от чувства принадлежности к сильной, решительной стране, которая вновь восстала из хаоса и растерянности после распада СССР. Национальное возрождение связывают с именем Владимира Путина. Севастополь вполне может стать его главным наследием, каким он стал для Потемкина.
В период 2008–2013 гг. появлялось много тревожных признаков будущего спора или конфликта, на которые не обратили должного внимания. Поэтому для большинства внешних наблюдателей, особенно тех, кто игнорировал недавнюю историю Крыма, кризис 2013–2014 гг. стал неожиданностью. Разногласиям между Россией и Украиной в начале 1990-х гг., в том числе «войне законов» между Киевом и Симферополем, когда Крым попытался добиться независимости, не придали значения — или даже забыли о них. Анализ долгой и бурной истории Севастополя раскрывает истинное значение города. Это не просто историческое место на окраине страны и туристическая достопримечательность. Севастополь — средоточие интересов в международных отношениях. Более 230 лет он оставался важным символом — стратегическим центром притяжения — российской военно-морской и государственной мощи, как Портсмут для Великобритании или Норфолк для Соединенных Штатов Америки. Таким образом, Севастополь для России — это не самостоятельная заморская база, а неотъемлемая часть ее территории, один из ее главных бастионов.
Для историка соблазнительно излагать и объяснять события, произошедшие после окончания холодной войны, в хронологическом порядке, но охлаждение и потепление в российско-украинских отношениях и изменения политики, иногда на противоположную, указывают на недальновидность такого подхода. Многие решения, принятые до подписания договора о дружбе в 1997 г., а также после него, свидетельствуют о неуважении к этому договору и о его бесполезности. Более широкий внутренний и международный контекст помогает понять пути, по которым пошли обе страны. Можно выделить три основных фактора, хотя это и будет некоторым упрощением. Во-первых, многие русские искренне сожалели, что Украина больше не желает признавать, не говоря уже о том, чтобы почитать, общее наследие. Во-вторых, Россия и Украина никогда не были и не будут равными партнерами. Экономическое и военное превосходство России над западным соседом означает, что при любом кризисе или конфликте интересов она будет действовать с позиции силы. В-третьих, при Владимире Путине Россия восстановила свой статус мировой державы — выросшие доходы от продажи нефти и газа позволили развивать экономику и увеличивать военные расходы. Однако сокращение этих доходов и экономические санкции Запада ухудшили положение российского народа, лишенного политического выбора.
Постсоветская Украина, в отличие от России, всегда жила трудно. С самого окончания холодной войны страна пыталась ступить на путь экономического развития. Но невиданные масштабы коррупции и воровства разрушали государственное управление и мешали развитию экономики. Украина не смогла обеспечить ни консенсус, ни преемственность в своей внутренней и внешней политике. Бо́льшую часть периода 1991–2014 гг. Украина, подобно двуликому Янусу, смотрела одновременно на восток и на запад. Как выяснилось, это было невозможно; внутренний раскол, вероятно, был неизбежен, поскольку пророссийские сообщества, такие как в Севастополе, обращались к Москве за материальной и моральной поддержкой.