Доблесть, проявленная в боях, и воинская слава не означают, что мы должны забыть о политических, экономических и социальных причинах и последствиях войн. Крымская война не исключение. Наиболее глубоким оказалось ее влияние на Россию. Через пять лет после окончания войны царь Александр II, пытавшийся модернизировать Россию, отменил крепостное право и провел серьезную реформу армии, разработанную военным министром Дмитрием Алексеевичем Милютиным. Для Севастополя последствия войны были катастрофическими. Потребовалось почти двадцать лет, чтобы восстановить разрушенный город, заново построить уничтоженный порт и военно-морскую базу. Но непокорный дух «города самопожертвования», как стали его называть многие русские, сохранился. Кровь, пролитая здесь во время осады 1854–1855 гг., а затем во время Второй мировой войны, обессмертила город в истории страны[368].
Если мы попытаемся назвать войну, которая началась по самому незначительному поводу, то первым кандидатом будет так называемая Крымская война. Ее причину — как и в случае атаки Легкой бригады — никак нельзя назвать убедительной[369]. Вероятно, основой конфликта стал спор за обладание ключами от базилики Рождества Христова в Вифлееме между армянской, православной и католической церквями. Споры из-за святых мест продолжились дискуссией о том, у кого есть право реконструировать храм Гроба Господня в Иерусалиме и кому будет позволено «восстановить» гробницу Богородицы в Гефсиманском саду. Франция поддерживала католиков, Россия — православных. Османская империя, старавшаяся оставаться в стороне, вскоре оказалась втянутой в нелепый спор между «неверными», который продолжался все 1840-е и начало 1850-х гг.[370]. Противоречия и недоверие между Российской и Османской империями были давними: за войной 1686–1700 гг. последовало не менее шести военных конфликтов на протяжении всего XVIII и первой половины XIX в. Краткий период мира после подписания Ункяр-Искелесийского договора стал просто исключением из правил. Достаточно было небольшой искры, чтобы давнее соперничество русских и турок за гегемонию в Черноморском регионе разгорелось вновь.
Кроме религиозного спора и давних напряженных отношений между участниками, у конфликта был еще более широкий европейский контекст. Глубокие и непримиримые разногласия между христианскими церквями подготовили почву для не менее острых дебатов между ведущими европейскими державами. Каждая из них стремилась получить геостратегическое преимущество и влияние в так называемом восточном вопросе — как вести дела с Османской империей, этим «больным человеком Европы» (в большинстве случаев использовать ее слабости)[371]. Политика «силы», преобладавшая над дипломатическими маневрами, в конечном итоге принесла в Европу большую войну, первую за сорок лет после разгрома Наполеона Бонапарта. Помимо султана Османской империи Абдул-Меджида I, которого поддерживали британцы, опасавшиеся русской экспансии, главными действующими лицами этой драмы были русский царь Николай I и новый французский император Наполеон III. Последний стремился развалить Священный союз, непрочную коалицию из Австрии, Пруссии и России. Эти консервативные, автократические государства стремились сохранить политический статус-кво, который в 1815 г. на Венском конгрессе был навязан Франции победителями. Подавляя угрозу либерализма, возникшую в «год революций» (1848), эти три страны, разделявшие общую цель сохранения монархии, подавляли народные призывы к демократии.
Франция, а если точнее, то ее правитель, желала вернуть себе силу и славу — при необходимости за счет других. Наполеон III в духе своего выдающегося тезки (приходившегося ему дядей) стремился восстановить величие Франции и ее репутацию ведущей европейской державы. Быстро индустриализировавшаяся Британия, которая во время Наполеоновских войн вступила в союз с Пруссией и Россией против Франции, опасалась экспансии России в сторону Персии, Персидского залива и Афганистана, а также ее явных попыток подорвать могущество Османской империи[372]. Таким образом, два давних врага, Франция и Британия, все больше склонялись к выводу, что у них общая цель с Османской империей — сдерживание территориальных претензий России, особенно на Дунайские княжества.
Военные действия начала Россия, отклонив дипломатическое решение кризиса; это произошло 2 июля 1853 г. Армия численностью 50 тысяч человек пересекла границу Османской империи, вторглась в Дунайские княжества и дошла до самого Бухареста. В ответ Высокая Порта потребовала отвода войск, что получило название турецкого ультиматума. Хотя в этом документе предлагалось удовлетворить требования русских относительно прав христиан, Россия проигнорировала его. Лихорадочная дипломатическая активность, уже начавшаяся в австрийской столице в попытке разрешить кризис, завершилась Венской нотой, составленной австрийским министром иностранных дел графом Карлом фон Буоль-Шауэнштейном в июле 1853 г. Помимо других условий, в ней содержалось обещание соблюдать положения Кючук-Кайнарджийского (1774) и Адрианопольского (1829) договоров, а также уважать предыдущие соглашения между Россией и Османской империей, в том числе защиту христиан в последней. Далее в нем заявлялось, что Высокая Порта не будет вносить никаких изменений в соглашение о святых местах «без предварительного согласия правительств России и Франции»[373]. Россия приняла ноту, которая, однако, оказалась слишком пророссийской по тону и содержанию и поэтому была отвергнута Османской империей. В результате в конце октября 1853 г. две империи оказались в состоянии войны. Турецкие наземные войска успешно наступали на Дунайском фронте, тесня русских. Но их флот потерпел сокрушительное поражение 30 ноября 1853 г., когда эскадра Черноморского флота под командованием вице-адмирала Нахимова заперла и уничтожила турецкую флотилию в бухте Синопа, порта на северном побережье Анатолии.
А что же Франция и Британия? В них ширилось общественное возмущение «безжалостным» уничтожением турецкого флота, во время которого были убиты или ранены три тысячи турецких моряков, тогда как потери России были минимальными. Для союзников это стало последним оправданием объявления войны России в начале 1854 г. В конце марта граф Кларендон, британский министр иностранных дел, сформулировал цели Британии в войне следующим образом: «сдержать и отразить несправедливую агрессию России… и установить почетный для Турции мир»[374]. Стратегический императив британского правительства заключался в том, чтобы блокировать любые попытки русских захватить столицу Османской империи Стамбул и таким образом не допустить распространения влияния России на Средиземное море и дальше. Еще со времен Екатерины II и Григория Потемкина Россия открыто заявляла о подобных целях и настойчиво пыталась их достичь. Эта долговременная политика не составляла секрета для ведущих европейских держав.
Пропуская часто игнорируемую, но стратегически значимую британскую морскую операцию на Балтике, которая выходит за рамки нашего рассказа о военной истории Севастополя, необходимо упомянуть о британской стратегии до начала развертывания британского и французского флота и армии для охраны Стамбула и прилегающих районов летом 1854 г. В качестве базы британских и французских сил был выбран черноморский порт Варна, в настоящее время «морская столица» Болгарии. Отсюда можно было планировать самые разные наступательные операции. Однако с начала 1854 г. военные моряки настаивали, что российский Черноморский флот, базировавшийся в Севастополе, должен быть уничтожен. Первый лорд Адмиралтейства сэр Джеймс Грэм заявлял:
«Война между Россией и Англией должна принять военно-морской характер, а главный театр такой войны следует ограничить Эвксином [Черным морем] и Балтикой. Англия не в состоянии нанести смертельный удар в сердце России на обоих этих морях. Но Севастополь является ключом к Черному морю и должен стать центром военно-морских операций; он расположен с наветренной стороны и надежно защищает российский флот… и пока русские удерживают Севастополь, превосходство британского флота на Черном море должно рассматриваться как временное и неустойчивое преимущество»[375].
В записке Кларендону от 1 марта 1854 г. Грэм развил свои аргументы относительно того, что Севастополь должен стать главной целью союзников, если они хотят обезопасить Стамбул от российской угрозы:
«Дарданеллы должны быть в безопасности; позиция пред Константинополем защитит и город, и Босфор, но операция нужна запоминающаяся и решительная; это захват и разрушение Севастополя. Моя цель — вырвать у медведя клыки, а пока его флот и военно-морской арсенал на Черном море не уничтожены, не будет ни безопасности Константинополя, ни гарантии мира в Европе»[376].
Но русский медведь защищался, яростно сопротивляясь попыткам вторжения союзников. Примечательно, что копия письма, сохранившаяся у Грэма, снабжена примечанием «delenda est Sevastopol» (Севастополь должен быть разрушен) — аллюзия на знаменитую фразу Катона Старшего в римском сенате, во II в. до н. э. настаивавшего на разрушении Карфагена. На этом этапе в нашем повествовании появляется генерал-лейтенант [впоследствии фельдмаршал] сэр Джон Фокс Бергойн, знаменитый инженер, всегда имевший собственное мнение. Назначенный советником по стратегическим вопросам к британскому командующему лорду Раглану, он считал (как выяснилось, верно), что турецкая армия в состоянии отразить любое наступление русских на Дунае. И открыто предупреждал о рисках экспедиции в Крым: