[384], лаконично описал эти связи между тремя уровнями войны: «Тактика делает шаги, из которых складывается оперативный скачок; стратегия же указует путь»[385]. Это соблазнительно простое описание не утратило ценности и сегодня.
Во время Крымской войны при защите Крыма в целом и Севастополя в частности от атаки союзников русские столкнулись с несколькими дилеммами оперативного уровня; то же самое относится к их противникам, надеявшимся захватить город. Анализ этих проблем поможет объяснить, почему осада Севастополя продолжалась так долго и обошлась так дорого. Могла ли каждая из сторон делать необходимые «оперативные скачки» в ответ на вызовы, чтобы привести кампанию к быстрому успешному завершению, зависело как от принимаемых решений командирами и их штабами, так и от рвения и искусства сражающихся войск. К сожалению, на протяжении всей войны профессионализм командиров оставлял желать лучшего, причем в равной мере у всех противоборствующих сторон. Оглядываясь назад, можно сказать, что у русских генералов и генералов союзников был общий недостаток — неспособность представить и спланировать последовательность действий и таким образом превратить достигнутый тактический успех в оперативный для достижения наилучшего эффекта с точки зрения стратегии. Столь же одинаково неудовлетворительной была работа штабов, особенно в британской и русской армиях. Штабы были неэффективными, приказы часто не исполнялись, были нечеткими или запоздалыми. Результатом становились разнообразные сочетания растерянности, ошибочных указаний и задержек. Ненужная атака Легкой бригады под Балаклавой — всего лишь один из многих примеров некомпетентности. На первом этапе и у британцев, и у русских чрезвычайно неэффективными были управление тылом и медицинское обеспечение. В российской армии Генеральный штаб был организован по прусской модели, а в британской этот институт появился только в 1905 г., после неудач Англо-бурской войны. Но опыт Крымской войны, по крайней мере, привел к появлению в британской армии штабного колледжа, основанного в 1858 г.
Главная оперативная проблема, с которой столкнулся российский главнокомандующий (в его подчинении находились как армейские подразделения, так и военно-морской флот) адмирал князь Александр Сергеевич Меншиков, заключалась в том, как противостоять предполагаемому вторжению союзников. Поскольку российский Черноморский флот не мог вступить в открытое столкновение с объединенными силами современных кораблей британского и французского флотов, в составе которых находилось много пароходов, союзники обеспечили себе господство на море. Более компетентные подчиненные Меншикова из числа флотских офицеров явно осознавали эту ситуацию. Таким образом, оперативная инициатива принадлежала противнику: он мог определять время и место вторжения в зависимости от того, какое сопротивление предполагал встретить на берегу. В идеале в таких обстоятельствах обороняющийся должен держать значительные силы, чтобы помешать десантной операции противника, а затем разбить его у самой береговой линии или недалеко от нее. Но если бы Меншиков пытался защитить все возможные места высадки на побережье Крыма, ему пришлось бы слишком сильно распылить свои ограниченные силы. Если же он предпочел бы не вступать в бой на берегу и позволил союзникам беспрепятственно высадить десант и сконцентрировать силы, то не было никакой гарантии, что у русской армии хватит сил и ресурсов, чтобы противостоять им в решающем сражении.
Вторая проблема для Меншикова, тесно связанная с первой, заключалась в защите Севастополя. Что лучше: собрать все силы для защиты города или развернуть максимальное количество войск для того, чтобы дать бой союзникам, прежде чем они начнут наступление? Не секрет, что их главной целью был захват Севастополя и уничтожение Черноморского флота, поскольку намерения союзников открыто обсуждались в Лондоне, в том числе на страницах газет. Безопасность операций союзников была на таком низком уровне, что для получения разведывательной информации русские могли использовать открытые источники. Кто-то из русских однажды заявил, что «нам не нужны шпионы, поскольку у нас есть „Таймс“»[386]. В идеале русским следовало иметь достаточно войск, чтобы надежно охранять Севастополь и разбить армию союзников в сражении, если не во время высадки, — задолго до того, как они будут готовы предпринять стремительный бросок или приступить к запланированной осаде. Но жестокая действительность состояла в том, что у русских не хватало сил. Меншиков, которого британские военные историки высмеивали за «глупые и бесцельные действия» из-за неудачного руководства во время сражения на Альме, вовсе не был глупцом[387]. В докладе, отправленном в Санкт-Петербург 20 июня 1854 г. (ст. ст.), он точно предсказал, что союзники высадятся на западе Крыма в окрестностях порта Евпатория, а затем начнут наступление на Севастополь по суше, сделав бросок на юг на расстояние ста километров по дорогам и тропам. С учетом того, что в середине лета 1854 г. Меншиков имел в своем распоряжении только двадцать шесть пехотных батальонов и тридцать шесть легких пушек, 30 июня он попросил прислать подкрепления[388].
В конце августа прибыли подкрепления (в основном 16-я дивизия из Одессы) численностью около тридцати пяти тысяч человек, но союзники еще не высадились на берег. Меншиков ошибочно решил, что непосредственная угроза Севастополю миновала. Например, всего за два дня до вторжения союзников 14 сентября 1854 г. он с уверенностью писал: «Мои предположения полностью оправдались; враг не осмелился на высадку, и окончание летнего сезона делает десант невозможным»[389]. Однако русский главнокомандующий не учел политическое давление на руководителей армии и флота союзников, которое заставило их отважиться на высадку в Крыму ранней осенью, несмотря на растущую опасность сезонных штормов и краткий период кампании до начала зимы. Меншиков не был одинок в своем заблуждении: сам царь Николай I считал, что если союзники и решатся на вторжение, то только весной. К сожалению, время было не на стороне русских.
Для защиты Севастополя с северной и южной стороны срочно требовался ремонт уже существующих фортов и сооружение новых. Например, старый Звездный форт на севере совсем обветшал. На юге строительство полукольца оборонительных сооружений шло медленно — как и укрепление существующих. Две русские дивизии, вышедшие маршем из Бессарабии (современная Молдова) после высадки союзников на крымском берегу в середине сентября, прибыли только к началу Инкерманского сражения 5 ноября 1854 г. В отсутствие железных дорог им пришлось пройти пешком около 500 километров. Таким образом, Меншиков был вынужден принимать бой на реке Альма не в той ситуации, в которой ему хотелось бы, а подчиняясь обстоятельствам. К несчастью для русских, он совсем не подходил для решения этой важной задачи — из-за личных качеств и отсутствия профессионального опыта. Более того, несмотря на ограниченные подкрепления, которые получил Меншиков, а также развернутые позже, Севастополь не был в безопасности. Исход этого первого сражения между российской армией и войсками союзников дал направление всей последующей кампании, хотя и не предопределил ее[390]. Многие критические моменты зависели от личностей и действий командиров, от боевого духа и стойкости солдат, а также в значительной степени от столкновения мнений, ошибок и случайностей.
Сражения на суше, несмотря на совершенствование военной техники и тактики на протяжении столетий, по-прежнему в значительной степени зависят от местности и от таких оперативных факторов, как соотношение сил, время и пространство[391]. Меншиков догадывался, что союзники могут высадиться в окрестностях Евпатории, но не был уверен, что они не попытаются выйти на берег где-то еще. И действительно, любая первая высадка могла оказаться либо отвлекающим маневром, либо операцией поддержки, а не главным событием. Затем силы союзников могли соединиться у Симферополя, административного центра полуострова, или, что более вероятно, у военно-морской базы Севастополя, который считался целью кампании. Поэтому перед русскими войсками стояли четыре задачи: защищать Севастополь, охранять южное и восточное побережье, в том числе Керченский полуостров, обезопасить линии снабжения в Крыму и, наконец, противостоять предполагаемому главному десанту союзников на западном побережье.
В дополнение к Черноморскому флоту, базировавшемуся в Севастополе, российские сухопутные войска, расквартированные в Крыму летом 1854 г., включали три основные группировки: гарнизон Севастополя, который впоследствии был усилен флотскими экипажами и осужденными моряками, войска, охраняющие внутреннюю часть Крыма и коммуникации, а также регулярная армия. Структура управления этими силами была сложной — два отдельных главнокомандующих и несколько подчиняющихся им высших офицеров армии и флота, обладавших значительной автономией. Например, Меншикову не подчинялся генерал П. Ф. Хомутов, под началом которого находилось около двенадцати тысяч человек на востоке Крыма и на северо-западе Кавказа. В его обязанности входила защита главной линии снабжения от Азовского моря к Севастополю через Керчь и Феодосию. Между сухопутными и военно-морскими силами, находившимися под командованием Меншикова, тоже не было достаточной координации. Он сам занимал должность командующего Черноморским флотом, но на практике управлял им его начальник штаба вице-адмирал Корнилов. Под началом Корнилова как губернатора Севастополя находился гарнизон города. Командная структура еще больше усложнялась тем, что у Корнилова был помощник — заместитель командующего флотом вице-адмирал Нахимов (номинально его начальник), а у Меншикова — генерал-лейтенант Ф. Ф. Моллер. Более того, значительная часть — но не все — войск, которые можно было мобилизовать на отражение вторжения союзников, находилась в составе 6-го армейского корпуса под командованием генерала от инфантерии Петра Дмитриевича Горчакова. Из трех дивизий его корпуса только две (16-я, полностью укомплектованная, и 17-я, без одного полка) под командованием генерал-лейтенантов О. А. Квинцинского и В. Я. Кирьякова соответственно уже находились в Крыму.