Гордон не чурался работы, хотя и наслаждался комфортом «довольно теплой», двойной палатки. Энергичный и предприимчивый офицер, он регулярно дежурил в траншеях, руководя бригадами рабочих, а также ходил в ночную разведку на ничейную землю между позициями союзников и русских. В извилистых британских траншеях, которые тянулись к русским оборонительным укреплениям и состояли из «параллелей» и ответвлений, ночью без фонаря было легко заблудиться. Самыми надежными проводниками были инженеры и унтер-офицеры; говорят, что именно тогда родился популярный в британской армии призыв: «Следуй за сапером!»[645] Первый раз под обстрел Гордон попал в результате дружественного огня во время одного из ночных дозоров, когда двое часовых по ошибке открыли огонь по его рабочей команде, что тут же вызвало «град пуль» со стороны русских[646]. Изобретательные русские устроили линию «стрелковых ячеек» — еще одно нововведение Тотлебена, — выдвигая их к французским и британским траншеям и батареям. Оказалось, что с этими аванпостами очень трудно бороться, а засевшие в них русские снайперы были очень опасны для войск союзников. Гордону повезло остаться в живых, когда в конце февраля он попал под снайперский огонь неприятеля. Он отдавал должное меткости русских стрелков: «Выстрел… был максимально близок ко мне. Пуля была выпущена на расстоянии 180 ярдов, не меньше, и она прошла на дюйм выше моей головы, вошла в холм, мимо которого я проходил»[647].
В конце марта Гордон с оптимизмом отзывался о ходе осады:
«Говорят, что русским не хватает орудий и боеприпасов, и на это очень похоже, поскольку они не очень много стреляют. Наша артиллерия наносит большой урон их новым работам и тому, что они только что возвели на Мамелоне; практический опыт — вот что важно. Железная дорога продвигается медленно. Она не очень далеко от нашего места… Мы все живем в хороших условиях, и солдаты выглядят первоклассно»[648].
Впечатления Гордона резко контрастируют с пессимистическими репортажами из британской армии, которые так возбудили общественное мнение в конце прошлого года. Он саркастически замечает: «Если бы люди здесь знали, какой мусор появляется в газетах, они бы очень удивились. По эту сторону каждый утомлен и устал от прошлого недовольства. Нет ничего проще, чем искать виновных»[649]. И действительно, британская армия быстро восстанавливалась от зимней напасти в виде болезней и бездействия. Теперь по железной дороге из Балаклавы доставлялось большое количество боеприпасов, продовольствия и других необходимых материалов. Гордон отмечал, что «на батареи доставлено более 500 ядер на одну пушку»[650].
К концу апреля Гордон писал еще об одном признаке изменения характера войны. «Электрический телеграф готов… через 12 часов мы услышим Лондон, и это доступно для всех офицеров по цене 1 фунт 12 шиллингов 6 пенсов за сообщение»[651]. Этот способ связи был дорогим, и Гордон, похоже, им не пользовался. Тем не менее телеграф представлял собой важное техническое достижение. В результате командующие войсками союзников установили более тесную связь со своими правительствами в Париже и Лондоне. Письменные приказы, которым до недавнего времени требовалось несколько недель или даже месяцев, чтобы дойти до театра военных действий, теперь можно было заменить телеграфными сообщениями, на доставку и расшифровку которых уходило несколько часов (в худшем случае день). Таким образом, закончилась эпоха ничем не ограниченных экспедиций. Децентрализованный «либеральный» подход, долгое время практиковавшийся на флоте и гораздо позже принятый в некоторых армиях как «принцип директивного управления», теперь ограничивался политическими запросами или, с точки зрения военных, чрезмерной опекой и вмешательством в ведение боевых действий. Командующим войсками вскоре пришлось смириться с новой ситуацией. Возврата к прежним взаимоотношениям политики и армии уже не будет.
7. Поражение и вызов
Храбрость солдат и посредственность генералов являются отличительными чертами обеих сторон, участвующих в нынешней войне[652].
Как показывает едкое замечание Энгельса, противоборствующие стороны в Крыму проявляли больше храбрости, чем умения воевать, — и союзники при осаде, и русские в маневрах на поле боя. Сражения на Альме, под Балаклавой и Инкерманом продемонстрировали растущую эффективность современного оружия, которая опережала способность генералов менять тактику, приспосабливаясь к новым условиям. Предвосхищая изменения, которые впоследствии проявились в Гражданской войне в США, во Франко-прусской, Русско-японской и Первой мировой войнах, оборона явно становилась сильнее наступления — и на русских бастионах Севастополя, и во французских траншеях на Федюхиных высотах у Черной речки.
Когда кампания в Крыму приближалась к своей кульминации в Севастополе, по-прежнему продолжались безуспешные морские операции союзников на Балтике и Русско-турецкая война на Кавказе, в том числе осада русскими турецкой крепости Карс. Одновременно в Вене дипломаты искали способ остановить войну. Новый император Александр II хотел как можно скорее закончить конфликт. Естественно, он добивался наилучших возможных условий для России, в идеале с минимальными потерями территории и международной репутации. Однако всеми сторонами конфликта было пролито столько крови и потрачено столько средств, что для выработки условий мира, которые удовлетворили бы всех, требовалось время. Поэтому и русские, и союзники стремились одержать стратегически важную победу и таким образом обеспечить себе максимальные преимущества за столом переговоров. Если союзники готовились ко второй массированной бомбардировке Севастополя, то защитники города понимали, что время не на их стороне. Таким образом, рано или поздно следовало предпринять еще одну серьезную попытку снятия осады.
Современная война, первой из которых во многих отношениях стала Крымская кампания, предполагает не только сосредоточение необходимого количества живой силы, но и обеспечение должного снабжения армии. Строительство железной дороги от Балаклавы до Херсонесского плато значительно улучшило снабжение британских войск под Севастополем. Теперь доставить продовольствие и, что еще важнее, снаряды не составляло особого труда. В результате на передовых складах скопились большие запасы пороха, пуль и снарядов, готовые для следующей бомбардировки города. Свои батареи подготовили и французы.
Вторая бомбардировка началась 9 апреля 1855 г. Через несколько дней Чарльз Гордон сравнивал эффективность русской артиллерии и артиллерии союзников. 13 апреля 1855 г. он писал:
«Мы снова открыли огонь в прошлый понедельник… и застигли врасплох наших друзей русских. Огонь продолжается до сих пор, и работе наших врагов причинен огромный ущерб. …Огонь русских, хотя и хорош, далеко не такой интенсивный, каким он был раньше, что может указывать на нехватку боеприпасов или недостаток артиллеристов, так как старые уже убиты. Наши батареи немного ослаблены, но вражеские снаряды заставили замолчать не более двух орудий».
Еще через неделю он отмечал, что «французы прекрасно поддерживают свой огонь и очень сильно ослабляют огонь русских. Наши 13-дюймовые мортиры причиняют русским много вреда… От попадания снарядов в городе часто вспыхивают пожары»[654]. В осажденном Севастополе Пирогов наблюдал за ужасающим результатом бомбардировки:
«Но в понедельник на Святой, 29 марта (ст. ст.), в 5 часов утра мы были разбужены сильной канонадой; окна комнаты дрожали, по стенам дома как будто сотни кузнецов стучали молотками; мы вскочили, наскоро оделись… полетели бомбы и ракеты, мы побежали стремглав на перевязочный пункт; вскоре вся огромная зала начала наполняться ранеными с ужасными ранами: оторванные руки, ноги по колена и по пояс приносились вместе с ранеными на носилках».
Последствия для русского гарнизона были серьезными: «с лишком четыреста раненых нанесли нам в сутки, с лишком тридцать ампутаций. С этого дня бомбардирование продолжалось днем и ночью до 6 апреля»[655]. Во время девятидневной бомбардировки союзники выпустили по Севастополю 168 700 снарядов, а русские ответили примерно половиной. Тем не менее изобретательные русские успевали — заплатив высокую цену жизнями и материалами — по ночам восстанавливать ущерб, причиненный днем. Руководил этими работами Тотлебен.
В результате вторая бомбардировка, как и первая, не смогла переломить ход кампании. Как и в октябре 1854 г., союзники не решились начать штурм города. В этой войне на истощение становилось ясно, что союзники медленно, но верно наращивают стратегическое преимущество, особенно по своим возможностям усиления группировки, осаждавшей Севастополь, и обеспечения ее бесперебойного снабжения. В городе снова усилились пессимистические настроения. В письме от 30 апреля 1855 г. Пирогов сообщил об отчаянии и страхе, овладевших защитниками Севастополя:
«Страшит не работа, не труды, — рады стараться, — а эти укоренившиеся преграды что-либо сделать полезное, преграды, которые растут, как головы гидры: одну отрубишь, другая выставится… Хотя и носятся различные слухи о возможности пасть или устоять Севастополю, одни твердо уверены, что он не может пасть, когда есть у него под боком стодвадцатитысячная армия; другие говорят, что он в большой опасности и не устоит; но то верно, что скоро дело не решится»