Фибба ничего не могла поделать только с его постоянными изменами, и ей приходилось мириться с неискоренимой привычкой Томаса заводить шашни с каждой рабыней, которую он считал привлекательной, даже с помощницами и подчиненными Фиббы. Но из его дневников следует, что всю свою жизнь она посвятила борьбе с его похотливостью.
Тистлвуд никогда не женился. Объяснить это можно, в частности, небольшим числом белых женщин на Ямайке. Другой причиной, возможно, было его нежелание прекращать связь с Фиббой, на чем неизбежно стала бы настаивать белая жена.
Интересным представляется предположение о том, что у него не возникло потребности жениться, поскольку Фибба обладала всеми качествами, которые он ценил в женщине, включая желание быть матерью его детей.
Продолжительность и интенсивность жизни Фиббы в роли любовницы, ее освобождение от рабства после смерти любовника и стремление Томаса обеспечить ее до конца дней отражают картину сложных, заботливых и преданных отношений. Однако сексуальные союзы между рабынями и белыми мужчинами никогда не основывались на романтике. Хоть они и обходили многие ограничения рабства, Томас Тистлвуд и Фибба не были Ромео и Джульеттой. Они жили в жестоком и непростом мире, где сексуальные отношения между представителями различных рас считались незаконными, где с юридической точки зрения она даже не была человеком и не имела никаких прав, а он представлял собой нечто вроде высшего существа, имевшего право – предполагалось, что он должен был осуществлять его на деле, – покупать, продавать, эксплуатировать и наказывать мужчин и женщин, находившихся в таком же положении и имевших такое же происхождение, как Фибба. Потому что она была не только женщиной, но еще и рабыней.
Джулия Чинн
В рабовладельческих штатах Америки нормы общественной жизни, запрещавшие сексуальные отношения между людьми разных рас, определялись позорными «Черными кодексами». Несмотря на законы, на связи, которые не бросались в глаза, обычно сознательно не обращали внимания. Но, гордо выставляя напоказ чернокожую любовницу или признавая детей, которых она произвела от него на свет, мужчина обрекал себя на общественное осуждение или даже на позор. Если он умирал и оставлял завещание, в котором давал ей вольную, либо объявлял ее или общих с ней детей своими наследниками, оставляя им имущество, собственность и деньги, существовала большая вероятность того, что его родственники такое завещание успешно опротестуют. Суды в рабовладельческих штатах неоднократно отклоняли распоряжения об освобождении рабов, содержавшиеся в завещаниях, и отказывали законным наследникам в наследстве. Такие ограничения, направленные против любых явных союзов между белыми мужчинами и их чернокожими любовницами, в наибольшей степени касались политиков, личная жизнь которых, как считалось, должна была отражать незыблемые моральные устои и благородные ценности.
Одним из тех, кто восстал против такого положения вещей, был политический деятель из штата Кентукки Ричард М. Джонсон (1780–1850). Колоритный человек, Джонсон предпочитал носить красные жилетки. Он смело сражался во время войны 1812 г., дослужился до чина полковника и получил известность как убийца индейского вождя Текумсеха. После войны, продолжая вести дела своей плантации в Кентукки, Джонсон стал государственным деятелем в Вашингтоне, где снискал уважение как способный администратор. Одновременно он поднимался по иерархической лестнице Демократической партии.
Многие демократы поддерживали Джонсона в качестве кандидата на высокую государственную должность, пока общественным достоянием не стали некоторые подробности его частной жизни и сведения, о коиторых раньше говорили как о «чудовищных слухах», получили фактическое подтверждение6. Джонсон, как выяснили его шокированные коллеги, никогда не состоял в браке, но жил в уютной семейной обстановке с Джулией Чинн – свободной цветной женщиной, которую представлял как свою домоправительницу. Джулия была его близким другом, они ели за одним столом, она родила от Джонсона двух дочерей. Джонсон признал Имоджин и Аделину своими детьми и дал им образование в хороших школах. Когда девочки выросли, он устроил их браки с респектабельными белыми мужчинами.
Это произвело достаточное впечатление, однако Джонсон пошел еще дальше: он взял с собой обеих своих дочерей на празднование Дня независимости 4 июля, и они вместе с ним поднялись на трибуну. Его сограждане не хотели находиться рядом с двумя «незаконнорожденными квартеронками». Джонсон, которого это оставило равнодушным, заявил, что, если бы законы Кентукки позволяли, он женился бы на Джулии. Новость о сделанном им признании вскоре стала достоянием гласности, после чего респектабельные южные демократы, настаивавшие на соблюдении общепринятых норм поведения, от него отвернулись.
В апреле 1831 г. газета «Вашингтон спектейтор» сокрушалась по поводу того, что с помощью северных сторонников Джонсон добьется успеха в ходе избирательной кампании, которую он вел, стремясь получить пост вице-президента Соединенных Штатов. В частности, в газетной статье говорилось: «Цветные получат Эсфирь у подножия трона… она сможет не только диктовать моду женщинам, но и вызволить свой народ из состояния гражданского бесправия, что приведет к кровосмешению… [которое вызовет] торжество африканцев по всей стране»7.
Демократы из южных штатов, которые сами американцы называют «дикси», резко выступали против кандидатуры Джонсона. Они смогли одержать победу лишь благодаря мощной поддержке с запада. Журналист из Кентукки выразил мнение о том, что это произошло не из-за взрыва негодования, вызванного тем, что Джонсон сожительствовал с Джулией Чинн, а из-за «презрения к скрытности» этого обстоятельства. Если бы он только выдавал ее за свою служанку и не признавал, что был отцом ее детей, как это делали многие мужчины, тогда все избиратели, и прежде всего его земляки, южане, без колебаний отдали бы ему свои голоса.
Но Джонсон был человеком принципиальным и упрямым. В 1832 г. он юридически перевел и оформил на Имоджин и Аделину, а также на их белых мужей имущественные права на достаточно дорогую собственность. Год спустя после этого великодушного поступка Джулия заразилась холерой и умерла. Даже тогда Джонсон отказался отречься от своих убеждений и продолжал отстаивать принцип кровосмешения или метизации белой расы. В 1835 г., после того как он победил на выборах и получил пост вице-президента от Демократической партии, делегаты от Виргинии в знак протеста покинули партийный съезд.
Немногие известные нам сведения о Джулии Чинн взяты из отчетов политической оппозиции, в которых сказано, что Джонсон не отрицал того факта, что она была его любовницей и матерью его дочерей. Джулия скончалась до того, как Джонсон смог проверить реакцию Вашингтона на его с ней отношения так же, как сделал это в Кентукки. Он уже предчувствовал и пытался как-то смягчить те проблемы, с которыми Имоджин и Аделине пришлось бы столкнуться после его собственной смерти: они остались бы беззащитными перед беспощадными судами и осуждавшими его родственниками. Он знал, что рабовладельческое общество того времени ненавидело его за открытость отношений с Джулией и дочерьми, которые ни для кого не составляли тайны, в отличие от других таких союзов, участники которых пытались скрыть их от посторонних взглядов.
Салли Хемингс8
Джонсон оказался первым крупным политическим деятелем, который бросил вызов социальным, юридическим и расовым традициям, но он был лишь одним из многих государственных деятелей, связанных узами любви с чернокожими женщинами. Пересуды своего времени, показания бывших рабов, семейные предания и анализы ДНК привели к выводу о вероятности того, что у президента Томаса Джефферсона в течение долгого времени также был роман с рабыней Салли Хемингс, получивший в наше время широкую известность. Хемингс стала героиней художественного фильма «Джефферсон в Париже», ей посвящены несколько телевизионных документальных фильмов, книги, статьи, о ней оживленно спорят, причем некоторые участники дебатов намеренно отрицают вероятность того, что любимый президент американцев мог обесчестить память своей жены и унизить себя любовью к этой квартеронке, которая рожала от него одного ребенка за другим. Между тем потомки Салли, воспитанные на семейных воспоминаниях, отчасти основывали свои притязания на родство с третьим президентом США на результатах анализа ДНК, указывавших на то, что по крайней мере одного из своих сыновей, Эстона, Салли зачала от Джефферсона или кого-то из его родственников.
Матерью Салли Хемингс была Бетти Хемингс, дочь англичанина, капитана Хемингса, и чернокожей рабыни Бетти, принадлежавшей богатому рабовладельцу Джону Уэйлсу. Уэйлс взял Бетти Хемингс к себе в дом в качестве служанки. Бетти стала его любовницей и родила от него шестерых детей, в том числе и Салли, которая появилась на свет в 1773 г. Когда в 1774 г. Уэйлс умер, его законная дочь Марта Уэйлс, позже вышедшая замуж за Томаса Джефферсона, унаследовала сто тридцать пять принадлежавших ему рабов, включая свою сводную сестру Салли Хемингс.
Когда ее рабы прибыли в Монтичелло, поместье Джефферсона, Марта взяла малышку Салли и других своих сводных сестер в дом, чтобы воспитать из них дельную прислугу. В 1782 г. после тяжелой и продолжительной болезни Марта умерла. Девятилетняя Салли и ее мать находились в комнате Марты, когда та со слезами на глазах высказала пожелание о том, чтобы ее дети никогда не подчинялись мачехе. «Держа ее руку в своей, – вспоминал сын Салли, Мэдисон Хемингс, – мистер Джефферсон торжественно пообещал ей, что никогда снова не женится. И он никогда больше не женился»9.
Но после окончания периода траура, когда Джефферсон без устали и без цели ходил пешком или долго ездил верхом, пребывая в печали, он влюбился, причем это повторялось снова и снова, и объектами его чувств оказывались совершенно неподходящие женщины. В их число входила Бетси Уокер, жена его соседа и друга, и Мария Козуэй, жена английского художника Ричарда Козуэя.