Сложнее найти объяснение отношению Джулии к цвету ее кожи и происхождению. Несмотря на то что она, как известно, рассказывала внукам о своей национальной принадлежности, у нее не было оснований полагать, что в жилах ее текла негритянская кровь, – почему же в таком случае она была рабыней? Однако постоянное обсуждение темы рабства, свойственное даже Дэвиду и его белым гостям, которые непрестанно говорили о негритянской проблеме, не могло не оказывать влияния на сознание Джулии. Может быть, она гордилась цветом своей кожи с бронзовым отливом, прямыми, невьющимися волосами, а возможно, надеялась дистанцироваться от изживавшего себя рабства, как будто ее положение было какой-то ошибкой, вызванной темной кожей ее латинских предков. Не исключено, что неожиданная женитьба Дэвида на Кларе Харрис разозлила и напугала Джулию. Ее горе могло проявиться в том, что она никогда не говорила внукам о непродолжительном браке Дэвида. Как и негритянская кровь в ее жилах, недолгая измена Дэвида для нее просто не существовала.
Глубинные противоречия, лежавшие в основании мира Диксонов, вероятно, заставляли Джулию страдать на протяжении почти всей ее жизни. Оглядываясь на прожитые годы, она приходила к заключению, что ей удавалось идти по жизни в этом мире, обходя стороной грозившие ей опасности и сохраняя чувство собственного достоинства, лишь благодаря напускной храбрости, сообразительности, трудолюбию, соблюдению религиозных заповедей и – уже в старости – способности избавляться от тяжелых воспоминаний.
Харриет Джейкобс28
В отличие от Фиббы, Джулии Чинн и Салли Хемингс, бывшая рабыня Харриет Джейкобс рассказала свою историю в собственной книге «Случаи из жизни рабыни». Хотя сторонница отмены рабства Лидия Мария Чайлд отредактировала рукопись и облекла ее в литературную форму, повесть Харриет, опубликованная под псевдонимом Линда Брент, позволила ей рассказать о собственном опыте рабской зависимости и сексуальных связях с белым мужчиной.
Книга Харриет – это повесть рабыни, литературный жанр, который предметно изучается и широко обсуждается. Повесть по определению вызывает недоверие, поскольку написавшая ее рабыня, точнее бывшая рабыня, намеревалась, точнее говоря, страстно желала привлечь внимание широкой читательской аудитории – сторонников отмены рабства, и ей приходилось учитывать опыт и ожидания этих читателей, включая их стремление к достижению «особых, касающихся расовых меньшинств соглашений». Кроме того, автор должна была постоянно контролировать редактора, который компоновал, исправлял, изменял и сокращал материал в соответствии с собственными взглядами и личными предпочтениями.
Повесть, автором которой является рабыня, также несет собственную эмоциональную нагрузку, особенно когда речь идет о запретных сексуальных отношениях с белым мужчиной и о терзаниях, вызванных позором, который они навлекли на Харриет. Чтобы защитить себя, оправдать свое поведение и, возможно, унять пересуды, связанные с детьми-полукровками, рабыня-сожительница, ведущая повествование, имела веские причины отрицать свое стремление к развитию таких отношений или даже удовольствие, которое они ей доставляли. Конечно же, ей было незачем признавать, что она испытывала определенное влечение или привязанность к человеку, который ее соблазнил.
Повествование Харриет следует читать очень внимательно. Оно может дать то, что трудно найти в других произведениях: представление рабыни о ее существовании и о мире с подробностями, касающимися личной жизни и восприятия, времени и места, а также последовательности событий. Более того, повесть Харриет, в частности, прошла испытание временем и была тщательно изучена специалистами.
Харриет Энн Джейкобс была симпатичной девочкой, которая со временем стала красивой женщиной, о чем ей не раз пришлось пожалеть. «Господь даровал ей красоту, но она оказалась для нее величайшим проклятьем, – пишет она о себе в “Случаях…”. – То, что вызывает восхищение в белых женщинах, лишь ухудшает положение рабыни».
Харриет родилась в 1813 г. вЭдентоне, штат Северная Каролина. Отцом ее был плотник по имени Илайджа, а мать, Дилайла, принадлежала хозяевам таверны – Джону и Маргарет Хорниблоу. После смерти Дилайлы в 1819 г. шестилетняя Харриет привязалась к Маргарет Хорниблоу, доброй женщине, научившей ее читать. Незадолго до двенадцатого дня рождения Харриет Маргарет умерла. Когда было зачитано ее завещание, Харриет с удивлением узнала, что вместо обещанного освобождения от рабства ее передали родственнице Маргарет – трехлетней Мэри Матильде Норком.
Маленький мирок Харриет разбился в пух и прах, а новый мир, в котором она оказалась, был грозным и пугающим. Доктор Джеймс Норком, отец Мэри Матильды, оказался грубым человеком с садистскими наклонностями: он преследовал повариху и регулярно порол своих рабов. В первую же неделю жизни в его доме Харриет слышала «сотни ударов, последовательно обрушивавшихся на человека». Жертвой был раб, который (справедливо) обвинял свою жену в том, что она родила светлокожего ребенка от доктора Норкома. В отместку за обвинение Норком выпорол мужчину, а потом продал и его, и его жену, несмотря на то что она умоляла оставить ее в доме. Молодая мать, как замечает Харриет, «забыла, что говорить о том, кто отец ее ребенка, считалось для рабыни преступлением».
К тому времени, когда Харриет исполнилось пятнадцать, Норком постоянно ее преследовал, нашептывал ей «грязные слова», запугивал. Он напоминал ей, что она ему принадлежит и потому он имеет право на ее тело. Несмотря на юность и неопытность, Харриет удавалось противостоять его попыткам лишить ее девственности. Его грубость потрясала ее, а перспектива сожительства с ним повергала девушку в ужас. Она была достаточно наблюдательна и заметила, что после того, как Норкому надоедали «его жертвы», в частности после родов, он продавал их, отсылая как можно дальше, чтобы избежать ревности жены и ехидных пересудов соседей. И тем не менее Харриет было непросто не допускать его до себя. Он не пытался применять к ней физическую силу, но постоянно продолжал ее домогаться.
Вместе с тем Харриет приходилось иметь дело с миссис Норком – второй женой доктора, которая была значительно моложе его и не могла перенести страсть мужа к рабыне. Миссис Норком стала заклятым врагом Харриет, их отношения переросли в банальную ситуацию, при которой обманутая мужем белая жена живет в одном доме с несчастной рабыней, которая, сама того не желая, является причиной ее несчастий.
С едва сдерживаемой яростью Харриет описывала миссис Норком как раздражительную мнительную женщину, которая, удобно устроившись в мягком кресле, наблюдала, как секли хлыстом рабынь до тех пор, пока из открытых ран не начинала сочиться кровь. Если обед подавали с опозданием, она плевала в кастрюли, чтобы повариха с детьми не могли доесть остатки пищи. Она разлучила повариху, готовившую на семью, с ее грудным ребенком. Она заставляла Харриет босиком ходить по снегу.
Ничего не может быть хуже, писала Харриет, чем жить в доме, обитатели которого ведут междоусобную войну. «Я бы лучше померла от тяжелой работы на хлопковой плантации, чтобы найти покой в могиле, чем жить под одной крышей с безнравственным хозяином и его ревнивой женой», – писала она.
Доктор Норком продолжал преследовать Харриет. Он заставлял ее стоять рядом с ним, отгоняя насекомых, а сам, медленно потягивая чай, прельщал ее замечательными возможностями, которых она лишалась, продолжая им пренебрегать. При этом он говорил, что убьет ее, если она хоть слово об этом скажет миссис Норком. А миссис Норком уже была очень подозрительной. Не случайно поэтому доктор запретил ей бить красивую молодую рабыню.
Доктор Норком тем временем все настойчивее стремился к совращению девушки. Он перенес кроватку своей четырехлетней дочери к себе в спальню и стал настаивать на том, чтобы Харриет оставалась на ночь с Мэри Матильдой. Это привело его к яростной стычке с миссис Норком, которая после ссоры с мужем пришла к Харриет с Библией, велела ей поцеловать «эту святую книгу, поклясться пред Господом» и рассказать ей всю правду. Харриет звонким голосом отрицала свою вину в каких бы то ни было прегрешениях. Миссис Норком посадила ее на табурет, посмотрела на нее в упор и сказала: «Ты пред Господом заявила о своей невиновности. Берегись, если ты меня обманула!.. А теперь расскажи обо всем, что происходило между твоим хозяином и тобой».
Поддавшись бурному порыву чувств, Харриет обо всем ей рассказала. Слушая историю о нарушении супружеских обетов, миссис Норком краснела, бледнела и стонала от нестерпимой душевной боли и оскорбленного чувства собственного достоинства. Харриет была тронута до глубины души. «Мне достаточно было услышать от нее лишь одно доброе слово, чтобы я упала к ее ногам», – писала она.
Миссис Норком обещала защитить Харриет, и ей удалось предотвратить намерение доктора Норкома заставить рабыню ночевать с ним в одной комнате. Однако миссис Норком была «не очень благородной женщиной и не вполне умела владеть своими страстями», поэтому ее постоянно одолевали недоверие и ненависть. По ночам она крадучись входила в комнату Харриет и пристально на нее смотрела. Иногда она, как доктор Норком, шептала на ухо Харриет всякие гадости, чтобы посмотреть, как девушка отреагирует. Вскоре Харриет стала опасаться за свою жизнь.
Все это трудное время Харриет продолжала хранить молчание. Она ни о чем не рассказывала бабушке – Молли Хорниблоу, жившей в городе свободной женщине, которая несколько раз пыталась выкупить внучку. (Доктор Норком всегда отказывал. Харриет – рабыня его дочери Мэри Матильды, говорил он, и потому у него нет юридических прав на ее продажу.) Оставшись с Харриет наедине, доктор Норком укоризненно ей говорил: «Разве я не взял тебя в дом, не сделал подружкой своих собственных детей? Разве я относился к тебе как к негритянке? Я никогда не позволял тебя наказывать, даже тогда, когда твоя хозяйка хотела доставить себе этим удовольствие. И чем ты мне за это отплатила, неблагодарная девочка!» А если Харриет начинала плакать, он ее утешал: «Бедное дитя! Не плачь, успокойся!.. Бедная глупая девочка! Ты сама не знаешь, что для тебя хорошо. Я бы тебя холил и лелеял. Я бы из тебя настоящую даму сделал. А теперь иди и подумай о том, что я тебе пообещал».