Кроме того, она уже неимоверно устала от съемок. Больше двух десятилетий актриса целиком отдавалась работе, иногда снимаясь в двух картинах одновременно, часто недосыпала, но никогда не пропускала съемок. И хотя с наступлением эпохи звукового кино она как-то сумела преодолеть заикание, Мэрион было нелегко продолжать работать. Опустели съемочные площадки, где когда-то нанятые ею музыкальные группы исполняли популярные мелодии. Кино, по ее словам, ставилось «на поточное производство»30, и она решила больше не сниматься.
Старевшая, терявшая былую энергию, сильно пьющая, все менее уверенная в себе Мэрион говорила, что хочет целиком посвятить себя Херсту. «Мне казалось, самое малое, что я могла бы сделать для этого замечательного, великого человека, одного из величайших из когда-либо живших мужчин, это стать его постоянной спутницей», – великодушно призналась она31.
Вскоре ее преданность подверглась испытанию. Баснословно богатый У. Р. Херст оказался на грани банкротства. Как такое могло случиться? Ответ был прост: Херст ежегодно тратил пятнадцать миллионов долларов на личные нужды и не менее миллиона долларов в год на предметы искусства и памятники старины. Кроме того, все его активы были заложены. «Я так думаю, конец мне настал», – сказал он Мэрион.
Она стала действовать. За неделю актриса продала достаточно акций и недвижимости, чтобы вручить любовнику гарантированный банком чек на миллион долларов. Сначала У-Эр отказался его принять. Потом взял, но настоял на том, что передаст ей ценные бумаги, обеспечивающие ее право на частичное владение принадлежащими ему газетами. Но миллиона, полученного от Мэрион, оказалось недостаточно. Банки требовали еще по меньшей мере два миллиона долларов, чтобы предотвратить банкротство. На этот раз Мэрион продала свои драгоценности, заложила недвижимость и убедила свою подругу Эбби Рокфеллер дать ей взаймы огромные деньги, которых не хватало до требуемой суммы. Моральное удовлетворение, вызванное такой удивительной щедростью, омрачалось лишь резким осуждением со стороны Милли, которая считала, что Мэрион делает то, о чем ее никто не просил.
Дела У-Эр продолжали ухудшаться. Его империей постепенно овладевали кредиторы, которым ему пришлось продать ее большую часть. Он остановил строительство, начатое в Калифорнии, и не мог больше давать роскошные приемы. Журнал «Тайм» в 1939 г. писал, что наказанный за гордыню и лишившийся значительной части своего состояния У-Эр надеялся только на то, что «1) хотя бы часть его [империи] переживет его самого; 2) он сохранит работу… В возрасте 75 лет этот несносный шкодник американской журналистики оказался всего лишь наемным автором передовиц, которому урезали зарплату»32.
Жизнь на широкую ногу завершилась, и это сблизило Мэрион и У-Эр, позволив им больше времени проводить вместе без постоянных гостей, которые два десятка лет принимали участие в их мотовстве и помогали Мэрион рассеивать скуку. Каждый долгий день они начинали вместе. У-Эр готовил завтрак, потом она убирала; биограф Мэрион писал: «Чем уединеннее они жили, тем больше вместе занимались домашними делами, совместно вели хозяйство»33. У-Эр определял ритм их нового образа жизни, который ему нравился гораздо больше, чем Мэрион. «Я знаю, что ты молода, необузданна, как тебе хочется весело проводить время, – часто говорил он ей. – А я устаю, когда вокруг много людей. Почему бы тебе не угомониться?»34 Она пыталась это сделать, все больше увлекаясь выпивкой и налегая на еду, от которой полнела и становилась похожей на почтенную мать семейства. Там, где раньше до утра веселились гости, теперь она занималась шитьем. «Она шила все его галстуки, – вспоминала подруга Мэрион. – Все они были сделаны вручную – великолепные шелковые галстуки»35.
Началась Вторая мировая война. Пока Гитлер порабощал и грабил Европу, У-Эр все больше утрачивал связь с миром, каким он его себе представлял. Пять лет назад Херст в течение пяти минут общался с фюрером, взгляды которого на превосходство Германии – но не на неполноценность евреев – он разделял. По настоянию руководителя студии «Метро-Голдвин-Майер» Луиса Б. Майера в ходе той краткой встречи он попытался убедить Гитлера прекратить преследования евреев. Мэрион на встрече не присутствовала. «Меня туда не пустили, – вспоминала она. – Я так разозлилась, что потом два дня ни с кем не разговаривала. Мне просто хотелось посмотреть на этого человека»36.
Херст тем временем продолжал выступать за примирение с Гитлером, даже после «хрустальной ночи». Когда разразилась война, он стал сознавать, насколько ошибался как в оценке Гитлера, так и положения в Европе, и, к своему большому огорчению, понял, почему многие презирали и ненавидели фюрера.
Но худшее ожидало его и Мэрион впереди. В 1941 г. двадцатипятилетний американец Орсон Уэллс снял блестящий фильм «Гражданин Кейн», впоследствии названный лучшим фильмом всех времен и народов. Для Мэрион Дэвис выход этого фильма имел самые печальные последствия: она послужила прототипом порочной героини, и это разрушило ее репутацию кинозвезды и комедийной актрисы. В «Гражданине Кейне» похожий на Херста отрицательный герой поддерживает и субсидирует карьеру своей бездарной второй жены – алкоголички и антисемитки Сьюзен Александер, которая выглядит пародией на талантливую, пьющую и не имевшую ничего против евреев Мэрион Дэвис. Кейн также строил Ксанаду – замок, похожий на калифорнийскую резиденцию Хкрста. Кинокартина стала сенсацией.
Союзники Херста были в отчаянии. Работавшая у него журналистка Луэлла Парсонс назвала фильм «Гражданин Кейн» «жестокой, бесчестной карикатурой». Луис Б. Майер вышел из просмотрового зала со слезами на глазах и сказал, что готов купить негатив фильма, чтобы его уничтожить. Тем не менее Орсон Уэллс торжествовал, а «Гражданин Кейн» до сих пор возглавляет списки величайших фильмов в истории мирового кинематографа. Но спустя два десятилетия, стремясь загладить тот ущерб, который фильм нанес Мэрион, Уэллс написал предисловие к ее воспоминаниям «Времена, которые у нас были», изданным в 1975 г. За некоторыми исключениями, сказал он, «в “Кейне” все было выдумано… Сьюзен [Александер] не имеет совершенно ничего общего с Мэрион Дэвис».
Жена [Сьюзен] была марионеткой и узницей; любовница [Мэрион] всегда была на положении принцессы… Любовница никогда не была частью имущества Херста; он всегда был ее поклонником, а она больше тридцати лет, до его последнего дыхания, составляла драгоценное сокровище его сердца. Это была подлинная история любви. Но «Гражданин Кейн» не был фильмом о любви37.
Стремясь восстановить справедливость, Уэллс преувеличивал значение отношений между У-Эр и Мэрион Дэвис, очевидно основывавшихся на любви, но это была любовь У-Эр к Мэрион. Почему же тогда эта прекрасная, талантливая женщина, любившая веселье, связала жизнь со сдержанным женатым мужчиной, который к тому же был значительно старше нее? Почему она посвятила себя ему – старевшему магнату, который вот-вот мог потерять свою империю?
Ответ заключается в том, что Мэрион была невысокого мнения о собственных талантах; ей хотелось как-то утвердиться в жизни, и в этом ей помогало сознание того, что она остается с Херстом; Мэрион полагала, что ее спонтанный дар – чек на миллион долларов, переданный именно в тот момент, когда любовник остро нуждался в деньгах, давал ей право на его защиту и поддержку; и, кроме того, ей нужно было верить, что он не может без нее жить. Вот так в самом расцвете сил она предпочла ограничить себя тоскливыми буднями исключительно в роли любовницы У-Эр.
После войны они на какое-то время перебрались в замок в Сен-Симеоне, но в 1946 г. навсегда оттуда уехали из-за ухудшения здоровья У-Эр, усиливавшейся тоски и чувства одиночества Мэрион, и просто потому, что содержание этого грандиозного сооружения стоило огромных денег. Мэрион присмотрела для них новый дом – восхитительную виллу в средиземноморском стиле, которую она приобрела в Беверли-Хиллз. У-Эр не хотел оставлять его любимый замок, но Мэрион была в полном восторге от виллы.
Благодаря стараниям Мэрион, новый дом был записан на имя У-Эр. Спустя шесть недель после покупки дом был на него оформлен с тем, чтобы он мог окончить жизнь в собственном жилище. Но жизнь им с Мэрион медом не казалась. Незадолго до того, как они обосновались на новом месте, скончались сестры Мэрион – Этель и Рейна. Теперь, когда она отошла от дел, круг ее «друзей», еще недавно весьма широкий, существенно сузился, остались лишь самые преданные, к которым относился и «большой Джо» – Джозеф Кеннеди. До конца ее жизни он бывал у нее и следил за тем, чтобы ее приглашали на все заметные события в семействе Кеннеди. Других событий, на которые приглашали ее и У-Эр, было совсем немного.
Херст много лет интересовался продлевающими жизнь медицинскими средствами, но в конце концов смирился с тем, что стал стариком, доживающим последние годы. Он все меньше доверял сыновьям и руководителям своих предприятий, не без оснований – как выяснилось – полагая, что те захотят вытеснить Мэрион из его издательской империи. По мере того, как с годами его здоровье ухудшалось, У-Эр все чаще просил ее обсуждать деловые вопросы с разными издателями и приходил в бешенство, когда кто-нибудь из них пытался ее игнорировать. Даже будучи при смерти, когда он уже не вставал с постели, У-Эр хотел защитить любимую женщину от неминуемого противодействия ей собственных детей и других людей, которые ее ненавидели.
Когда ему было восемьдесят восемь лет, в год своей смерти, У-Эр принял меры, которые гарантировали бы Мэрион после его кончины право консультировать, как она часто делала при его жизни. Но за его спиной сотрудники саботировали распоряжения У-Эр и делали не все, что он от них требовал.
В то время Мэрион часто приходила в ужас при мысли о том, что потеряет его, и пыталась заглушить страх алкоголем: она пила так много, что порой у нее возникали проблемы с кровообращением. У нее стали отказывать ноги, и ей самой тоже требовалась сиделка. Три раза в день она навещала У-Эр, немного трезвея от крепкого кофе, который подавала ей озабоченная прислуга.