У всех перечисленных кинжалов, за исключением последнего, на бронзовых полосах рукоятей Имеется орнамент либо в виде кольцевидных отверстий (Тетюшский экземпляр), либо в виде концентрических кружков со сквозным отверстием в центре (погр. 67, 124 Старшего Ахмыловского могильника), либо в виде небольших сквозных отверстий (погр. 26, 36 Старшего Ахмыловского могильника; погр. 1 II Полянского могильника). На бронзовых полосах кинжала из Пустоморквашинского могильника узор отсутствует.
В качестве аналогии экземплярам из Старшего Ахмыловского и II Полянского могильников А. Х. Халиков приводит кинжалы с Северного Кавказа – из курганного погребения Каменномостского могильника, из могильника 1-йМебельной фабрики в Кисловодске, из погребения в каменном ящике, вскрытого в 1946 г. в Березовском могильнике (Халиков 1977, с. 166). Однако надо заметить, что соответствий рассматриваемым ананьинским кинжалам в экземплярах из Кисловодска и Березовского могильника очень мало как морфологически, так и по способу изготовления рукояти. Рукоять кисловодского кинжала вообще не относится к числу плоских рамочных – она круглая и имеет четыре продольных паза, инкрустированных железом. Березовский экземпляр, хотя и имеет рамочную рукоять, однако способ ее соединения с черенком железного клинка принципиально отличен от ананьинских биметаллических орудий – узкий черенок клинка пропущен через перекрестие и доходит до половины рамочной рукояти. В окончательном варианте у такой рукояти, как правильно заметил Б. А. Шрамко, черенок должен быть закрыт в рамке рукояти деревянной вставкой (Шрамко Б.А. 1984, с. 28). Каменномостский экземпляр тоже является весьма отдаленной аналогией, поскольку на рукояти отсутствуют продольные железные полосы, а орнаментальные зоны заполнены инкрустацией из железа (Козенкова 1995, с. 56).
Единственным экземпляром, который напоминает рукояти кинжалов из Старшего Ахмыловского и II Полянского могильников, является случайная находка из окрестностей Кисловодска, переданная В. Б. Виноградовым и С. Л. Дударевым для технологического исследования Б. А. Шрамко. Также как и у ананьинских экземпляров, у рамочной рукояти этого кинжала в центре проходит железная полоса, а бронзовые полосы украшены точечным орнаментом. Однако в отличие от ананьинских рукоятей, боковые железные полосы здесь отсутствуют (Шрамко 1984, рис. 1, 7).
По технологии изготовления бронзовой рукояти кисловодский кинжал отличается от ананьинских. Напомним, что при изготовлении последних плоский черенок железного клинка разрубался в двух местах, и бронзовая основа рукояти приливалась по восковой модели (Шрамко и др. 1977, с. 69). У кисловодского экземпляра технология иная – бронзовая основа рамочной рукояти отливалась отдельно, а плоский железный черенок вставлялся в нее и закреплялся механическим способом, следы которого остались в виде точечных вдавлений (Шрамко 1984, с. 28).
Таким образом, есть основания считать группу кинжалов с биметаллическими рукоятями из Старшего Ахмыловского и II Полянского могильников оригинальными изделиями как по морфологическим, так и по технологическим признакам. Древнейшие прототипы подобных кинжалов существуют на Северном Кавказе в середине IX–VIII в. до н. э. в виде бронзовых и биметаллических кинжалов с одноряднокольчатым, двухрядно– и даже трехряднокольчатым орнаментом на рукояти. Эволюционная линия их развития хорошо прослежена в работах В. Г. Катовича (Катович 1978, рис. 1) и В. И. Козенковой (Козенкова 1995, с. 56–58, табл. XI, XII).
Группа рассмотренных ананьинских кинжалов представляет, на наш взгляд, местную интерпретацию попадавших сюда кавказских образцов. Показателен экземпляр из погр. 272 Тетюшинского могильника (раскопки В. С. Патрушева 1980 г.). Он представляет собой практически полную аналогию экземпляру из погр. 26 могильника Сержень-Юрт (Терехова и др. 1997, с. 45, рис. 5). Датируется северокавказский кинжал второй половиной VIII в. до н. э. И в том и в другом случае бронзовая рукоять имеет железные полосы, проходящие в центре рукояти и по краям бронзовых полос, прямое валиковидное навершие и прямое перекрестие с выемкой у основания. Сходство усиливается такой деталью, как трещина посередине навершия – последствие литейного брака. Возможно, это один из тех образцов, которые были изготовлены на Северном Кавказе и попали в Волго-Камье вместе с их владельцами.
Обращает на себя внимание сходство и в наборе погребального инвентаря в погр. 26 из Сержень-Юрта и погр. 272 из Тетюшского могильника, в которые входили наконечник копья и такая редкая для финно-угорского мира находка, как плоское тесло со слегка намеченными плечиками посередине (в Сержень-Юртовском могильнике тесло бронзовое, в Тетюшском – железное).
В ряду кинжалов с биметаллической рукоятью тетюшский экземпляр, вероятно, следует считать наиболее ранним в Волго-Камье и рассматривать в качестве прототипа местных изделий. На рукоятках последних кольцевидный орнамент был заменен более простым в исполнении – сначала циркульным (кинжал из погр. 124 Старшего Ахмыловского могильника), а затем орнаментом в виде небольших сквозных отверстий (погр. 26, 36, 67 Старшего Ахмыловского могильника, погр. 1 II Полянского могильника), и, наконец, орнамент совсем исчезает (погр. 33 Пустоморквашинского могильника).
Подражания кавказским кинжалам с двухряднокольчатым орнаментом известны также на примере бронзового кинжала из д. Татарское Бурнашово (случайная находка в Татарстане) и биметаллического кинжала из 55 погребения
Старшего Ахмыловского могильника. Оба предмета датируются VIII–VII вв. до н. э. (Халиков 1977, с. 165). Особую ценность этим находкам придает то, что при их изготовлении, как установил С. В. Кузьминых, использовался цветной металл местного происхождения (Кузьминых 1983, с. 122, 126). К сожалению, исследователь не высказался более определенно по поводу биметаллических рукоятей кинжалов из погр. 36 и 124 Старшего Ахмыловского и погр. 1 II Полянского могильников, металл которых также исследовался. В связи с этим осталось неясным, относится ли металл этих кинжалов к металлургической группе медно-оловянно-сурьмянистых или медно-оловянно-сурьмянисто-мышьяковистых сплавов (Кузьминых 1983, с. 130). Следует отметить, что Т. Б. Барцева считает возможным связывать происхождение оловянно-сурьмяных бронз с Кавказом однако оперирует единичными примерами (Барцева 1988, с. 23–29). Этот вопрос, по-видимому, останется открытым до накопления достаточного количества химико-металлургических данных.
Остается пока открытым вопрос, какие именно рудные источники использовались при производстве черного металла. Основываясь на наших косвенных металлографических данных, можно предположи п… как уже упоминалось, что это были низкофосфористые руды, близкие тем, которые разрабатывались в некоторых местах на Кавказе, возможно, типа гематита. Известно, например, что в Восточной Грузии у села Квемо Болниси в одной из ранних железоплавильных мастерских (конец II тысячелетия до н. э.) было обнаружено до нескольких сот килограммов гематитовой руды, местонахождение которой находилось в этом же районе (Гзелишвили 1964, с. 33). Поданным грузинских исследователей, большинство изделий из Восточной Грузии не содержит заметных примесей фосфора (Тавадзе и др. 1977, табл. 1). К сожалению, химический анализ железных изделий из других регионов Кавказа не был проведен, однако ряд металлографических данных позволяет считать, что при их изготовлении также применялись низкофосфористые руды.
Не исключено, что с Кавказа на Среднюю Волгу поступали не только готовые изделия, но и металл в виде товарных криц.
Глава IIКузнечные традиции финно-угров(середина I тысячелетия до н. э. – VIII в. н. э.)
1. Характеристика кузнечного ремесла у населения Волго-Камского региона
1.1. Технология производства железных изделий из памятников в бассейне Средней Камы(по материалам ананьинской и гляденовской культур)
На основании археологических данных известно, что в конце VI в. до н. э. ананьинское население Среднего Поволжья покидает места своего обитания. Регион этот на долгое время остается незаселенным. По поводу причин ухода и дальнейшей судьбы населения существуют разные точки зрения. А. Х. Халиков первоначально высказал мысль о том, что уход населения был связан с политическими событиями VI в. до н. э., а именно со скифо-персидской войной 514 г. до н. э.: скифы, теснимые персами, отошли к землям, населенным фиссагетами-ананьинцами, и, видимо, вынудили их бежать с насиженных мест (Халиков 1977, с. 258). Позже А. Х. Халиков, отказавшись от этой версии, предложил другую: в центральных районах Волго-Камья произошло сильное землятресение, вынудившее население покинуть регион. К такому выводу он пришел на основании раскопок 1990 г. на городище Сорочьи Горы, где были выявлены глубокие (до 2–3 м) трещины в известняковом грунте (Халиков 1992, с. 51).
В. Н. Марков высказал предположение, что причиной ухода населения центрального района Волго-Камья явились набеги степных кочевников-сарматов (Марков 1994, с. 80).
Вопрос этот остается дискуссионным. Для нас же гораздо важнее направление передвижения населения из Среднего Поволжья. А. Х. Халиков предполагал, что основная масса волжских ананьинцев ушла на восток, в Прикамье, и на север, в Поветлужье, или даже севернее (Халиков 1977, с. 258).
В. Н. Марков считал, что нет достаточных оснований говорить о перемещении ананьинского населения в северные районы. Вслед за В. А. Ивановым и рядом других исследователей он полагал, что какая-то часть средневолжского населения ушла в бассейн реки Белой и, объединившись здесь с местным курмантауским населением, участвовала в формировании памятников караабызского типа (Марков 1994, с. 82; Иванов В. А. 1978; Пшеничнюк 1967, с. 156– 1270). Другая часть средневолжских племен попала в Среднее Прикамье. В дальнейшем в этом регионе смешение пришлого населения с местными племенами послужило основой для формирования гляденовской культуры. Кроме того, есть мнение, что в VI–V вв. до н. э. в Среднее Прикамье попала часть караабызских племен, теснимых сарматами (Вечтомов 1967, с. 148).
В настоящее время мы располагаем материалами из ананьинских памятников Средней Камы. Археологические обследования данного региона, связанные со строительством Боткинской ГЭС, выявили среди прочих памятников железного века и десятки поселений, относящихся к ананьинской культуре. Систематическое исследование их началось с 1953 г. Камской археологической экспедицией Пермского университета. Целый ряд памятников подвергся археологическим раскопкам. Среди них есть памятники разных типов: селища, городища и могильники.
По среднему течению Камы от Перми до Сарапула выделяются несколько локальных групп ананьинских памятников: Пермская, Оханская, Частинско-Осинская, Еловская (Оборин 1960, рис. 1; Вечтомов 1967, рис. 1).
Считается, что локальные группы связаны с племенными образованиями, разделенными незаселенными территориями протяженностью в 40–50 км (Вечтомов 1967, с. 155). Установлено, что среднекамские памятники раннеананьинского времени генетически связаны с памятниками местного населения эпохи бронзы, что хорошо прослеживается на многослойных поселениях (Ерзовское, Заюрчимское I, Еловское поселения) (Оборин 1960, с. 41).
На основании стратиграфических данных, полученных при исследовании многослойных поселений, анализа комплексов керамики, исследователи выделяют три хронологическн. э.апа ананьинских памятников Среднего Прикамья: ранний – VIII–VI вв. до н. э.; средний – V–IV вв. до н. э.; поздний – IV–III вв. до н. э. (Вечтомов 1967, с. 134–143).
Железные изделия встречаются на всех этапах, однако на раннем они единичны, на среднем и позднем их количество хотя и возрастает, но ассортимент остается крайне ограниченным. Это обычный рядовой набор для поселенческого материала – ножи, шилья, топоры.
К V–III вв. до н. э. относятся наиболее ранние свидетельства местной металлургии железа. Отходы металлургического производства (шлаки, ямы с отходами металлургического производства) найдены на городищах Больше-Никольское I и I Субботинское (Оборин 1960, с. 40).
Для металлографического исследования отобраны железные изделия из памятников, представляющих все локальные группы и разные хронологические периоды (рис. 23). К раннему этапу относятся материалы из Ерзовского селища VIII–VI вв. до н. э. (Частинская группа, раскопки В. II. Денисова), а также Заюрчимского I поселения VII–VI вв. до н. э. (Пермская группа, раскопки С. Н. Коренюка). Металлографически исследовано пять предметов: четыре ножа и одно шило.
Железные предметы из таких поселений, как Заосиновское V (Пермская группа, раскопки В. П. Макрушина) и Еловское (Еловская группа, раскопки В. П. Денисова), имеют широкую дату – VI–III вв. до п. э. Металлографически исследовано 16 предметов (ножи, шилья, втульчатый топор, псалий, предметы неопределенного назначения).
Ряд изделий имеет датировку V–III вв. до н. э. Они происходят из Калиновского городища (Еловская группа, раскопки В. Л. Оборина) и Гремячинского селища (Осинская группа, раскопки А. Д. Вечтомова). Металлографически исследовано 29 предметов (ножи, шилья, втульчатый топор, неопределенные предметы).
Рис. 23. Прикамские памятники ананьинской и гляденовской культур, материалы которых исследованы металлографически: 1 – Ерзовское селище; 2 – Заюрчимское I поселение; 3 – Заосиновское I поселение; 4 – Еловское селище; 5 – Калиновское городище; 6 – Гремячинское селище; 7 – Першинское II поселение; 8 – селище Скородум; 9 – Гляденовское костище. Здесь и далее: а – городище; б – селище; в – могильник; г – жертвенное место
Наиболее поздними предметами в коллекции из ананьинских памятников Среднего Прикамья являются изделия, датируемые IV–II вв. до н. э. Происходят они из Першинского II поселения (Оханская группа, сборы С. Н. Коренюка) и селища Скородум (раскопки О. Н. Бадера). Металлографически исследовано пять предметов (ножи и втульчатый топор).
Всего данная коллекция включает 55 предметов (табл. 7).
Ножи. Ножи составляют значительную часть коллекции – 23 экземпляра. Почти все они узколезвийные, спинка в той или иной степени изогнута, плавно переходит в плоский черенок, выделенный со стороны лезвия уступом (рис. 24). Длина таких ножей от 9 до 14 см, черенок длиной 3–4 см. На этом фоне выделяются отдельные экземпляры индивидуальных форм: с прямой спинкой и выделенным уступом между лезвием и черенком (2 экз. – поселения Заосиновское V и Гремячинское), с серповидно изогнутой спинкой и невыделенным черенком (1 экз. – Гремячинское поселение), с горбатой спинкой и невыделенным черенком (1 экз. – Заосиновское поселение). Два небольших узколезвийных ножа отличаются тем, что острие их загнуто вверх по отношению к спинке клинка, черенок еле намечен (Ерзовское и Гремячинское поселения).
Таблица 7
Железные изделия из ананьинских памятников Среднего Прикамья, прошедшие металлографическое исследование
Ножи подобного типа Имеют, видимо, специализированное назначение – возможно, они использовались в скорняжном деле (Смирнов К. А. 1974, с. 38). Любопытно отметить, что такого рода нож происходит из наиболее раннего ананьинского памятника на этой территории (Ерзовское селище VIII–VI вв. до н. э.), но встречаются и в более позднее время (Гремячинское поселение V–III вв. до н. э.). К ранним ножам относится и миниатюрное орудие из Заюрчимского поселения. Оно имеет прямую спинку, переходящую в черенок, выпуклое лезвие, четко отделенное от черенка. Общая длина изделия 5 см, ширина лезвия 1 см, длина черенка 1 см.
Рис. 24. Железные изделия из прикамских памятников ананьинской культурно-исторической области и технологические схемы их изготовления
Как показало микроскопическое исследование (рис. 24; табл. 8), часть ножей (12 экз.) изготовлена в простых технологиях: целиком из железа либо из малоуглеродистой стали (что на практике мало отличало эти изделия от железных). Микротвердость феррита колеблется от 110 кг/мм2 до 143 кг/мм2 и от 160 кг/мм2 до 206 кг/мм2. В металле микроскопически выделяются нитриды железа. Использовался вторметалл и пакетированные заготовки. Качественная цементированная сталь зафиксирована в трех случаях. Все ножи, изготовленные из такой стали, были термообработаны (твердая закалка, структуры мартенсита и троостита, микротвердость 297–464 кг/мм2). Обращает на себя внимание использование цементированной стали и в пакетных заготовках. Пакетирование заготовок связано, на наш взгляд, с тем, что исходное сырье получали в небольших объемах.
Цементация готового изделия практически не зафиксирована. Есть лишь один сомнительный случай, о котором трудно говорить определенно, поскольку это небольшой обломок лезвия (Заосиново V, ан. 6087).
Все ножи, изготовленные из цементированной стали с последующей термообработкой, происходят из комплексов V–III вв. до н. э. (Гремячинское поселение, Калиновское городище, селище Скородум).
Таблица 8
Технологическая характеристика кузнечных изделий из ананьинских памятников Среднего Прикамья
Ножи из ранних поселений изготовлены из железа (рис. 24, ан. 6103) и сырцовой малоуглеродистой стали (рис. 24, ан. 6101, 6104).
Шилья. Второй наиболее распространенной категорией в исследованной коллекции являются шилья (24 экз.). Они представляют собой четырехгранные стержни, один конец которых (рабочий) имеет круглое сечение, а другой – уплощенно-прямоугольное (рис. 24, ан. 6061, 6068, 6071, 6081, 6094). Шилья различаются размерами. Чаще всего встречаются небольшие орудия длиной 4–5 см, реже – 9—10 см.
Как показало микроскопическое исследование (образцы брались как с рабочей части, так и с рукояточной), в большинстве случаев (12 экз.) шилья изготовлены целиком из железа. Иногда использовалась пакетная заготовка. Семь экземпляров откованы из сырцовой мало– и среднеуглеродистой стали. Из цементированной стали изготовлены два орудия. Одно изделие (ан. 6105) оказалось термообработанным – закалено в воде (микротвердость мартенсита 464 кг/мм2). Отметим, что шило, изготовленное из цементированной стали, происходит из поселения V–III вв. до н. э. (Гремячинское).
Металл, из которого изготовлены исследованные орудия, характеризуется разными показателями микротвердости феррита: 95,8—143 кг/мм2 и 160–193 кг/мм2; в структуре ряда изделий фиксируются включения нитридов железа.
Топоры-кельты. Металлографически исследовано три экземпляра: два целых (Гремячинское поселение, рис. 25, ан. 6076; Заосиновское V, ан. 6089) и один обломок (селище Скородум, рис. 25, ан. 6056). Длина целых экземпляров 9,5—12 см, ширина лезвия 4–5 см, диаметр несомкнутой втулки 3–3,5 см.
На основании микроскопического исследования можно заключить, что два орудия были изготовлены из железа (ан. 6076, микротвердость феррита 116–122 кг/мм2) и малоуглеродистой стали (ан. 6089, микротвердость феррита 95,6 кг/мм2, перлита – 170 кг/мм2). Один топор откован из пакетной заготовки (из полос сырцовой неравномерно науглероженной стали) и подвергнут термообработке – твердой закалке (структура закаленных участков мартенсит, микротвердость 254–274 кг/мм2, микротвердость феррито-перлитных участков колеблется от 181 до 236 кг/мм2). В структуре металла наблюдаются включения нитридов железа.
Рис. 25. Железные изделия из прикамских памятников ананьинской культурно-исторической области и технологические схемы их изготовления
Псалий. В исследованной нами коллекции псалий представлены единственным экземпляром из Заосиновского V поселения (рис. 25, ан. 6092). Псалий двудырчатый, один конец у него загнут. Откован он из стержня подтреугольного сечения, средняя часть которого слегка расплющена в двух местах, где пробиты круглые отверстия диаметром 7 мм.
Как установлено на основании микроскопического исследования, псалий откован из неравномерно науглероженной стали (микротвердость феррита 135 кг/мм2, феррито-перлита – 181–221 кг/мм2). В ферритных зернах прослеживаются включения нитридов железа.
Неопределенные предметы. В исследованной коллекции представлены предметы, назначение которых по невыразительным обломкам определить трудно. Технологически они не выделяются из серии рассмотренных изделий – изготовлены либо из железа (Гремячинское поселение, ан. 6085), либо из неравномерно науглероженной стали (Заосиново V, ан. 6088, 6100; Калиновское городище, ан. 6052).
Подводя итоги металлографическому исследованию коллекции железных предметов из памятников ананьинского времени с территории Среднего Прикамья, отметим ряд особенностей, характеризующих кузнечную продукцию.
Основная масса исследованных изделий изготовлена в простейших технологиях: из железа или малоуглеродистой сырцовой стали (36 экз. из 55 исследованных, или 65,5 %) без каких-либо приемов по улучшению рабочих качеств. Только пять предметов откованы из специально полученной стали путем цементации полос-заготовок; четыре из них подвергнуты термообработке. Причем во всех случаях это твердая закалка на мартенсит. Прием цементации готового изделия условно можно отнести лишь к одному предмету (ан. 6087). Четвертая часть поковок откована из пакетных заготовок, или металла вторичного использования. Использование пакетных заготовок фиксируется даже на миниатюрных изделиях (небольшие ножички, шилья). Повидимому, мастера не располагали большими объемами металла, с одной стороны, с другой – ценили и берегли его.
Мы уже говорили о том, что орудия из цементированной стали с последующей термообработкой происходят из памятников, датированных V–III вв. до н. э., т. е. относятся к среднему и позднему хронологическн. э.апам среднекамской группы ананьинских памятников. Единственное изделие – шило (ан. 6105), изготовленное, как показало исследование, из стали с последующей термообработкой, – относится как будто к раннему этапу (VII–VI вв. до н. э.). Во всяком случае, так автор раскопок С. Н. Коренюк датирует эту находку из Заюрчимского I поселения. Однако учитывая, что поселение это многослойное, т. е. там имеются слои V–III вв. до н. э. (Вечтомов 1967, с. 149), можно полагать, что изделие относится к более позднему времени. Технология его изготовления хорошо вписывается в технологическую характеристику материалов именно периода V–III вв. до н. э.
Оценивая в целом качество кузнечных операций, заметим, что довольно часто встречаются нарушения температурного режима: перегрев (крупнозернистая структура феррита, видманштеттная структура феррито-перлита), окончание ковки при низких температурах (вытянутость структурных составляющих).
Характеризуя используемое сырье, обратим внимание на то, что металл большинства изделий (34 экз.) отличается чистотой в отношении шлаковых включений, что свидетельствует о первичной качественной обработке сырьевого материала.
Наряду с изделиями из металла с низкими показателями микротвердости феррита (95,8—143 кг/мм2) и включениями нитридов железа, выделяется группа предметов, металл которых имеет средние показатели микротвердости феррита (160–206 кг/мм2).
На основании технико-технологической характеристики кузнечного инвентаря из памятников Среднего Прикамья ананьинского времени можно сделать вывод о том, что кузнечная техника находилась на начальных этапах самостоятельного развития. Об этом свидетельствуют использование простых технологиий, отсутствие в большинстве случаев приемов по упрочиванию рабочей части изделий, пакетирование заготовок, связанное с отсутствием достаточных объемов получаемого металла, незначительная доля специально полученной цементированной стали. Стальные термообработанные изделия появляются лишь на позднеананьинском этапе (IV–III вв. до н. э.).
Свидетельством того, что металл получали на месте, являются находки железных шлаков, криц[5] и ям с отходами металлургического производства на таких городищах как Больше-Никольское I и 1-е Субботинское (Оборин 1960, с. 40). Можно полагать, что местные мастера начинают использовать болотные руды.
Возможно, первые изделия из железа и сама идея получения черного металла попадают в местную среду в связи с появлением здесь в конце VI в. до н. э. выходцев из Среднего Поволжья. На технологии же кузнечной обработки это не отразилось, она развивалась самостоятельно – от простого к сложному. Не исключено, что некоторые изменения, наблюдаемые нами на позднем этапе, связаны с появлением на Средней Каме караабызского населения (Пшеничнюк 1967, с. 156–169; Иванов 1978). Вопрос этот может быть решен после аналитического исследования материалов из памятников караабызской культуры.
В III–II в. до н. э. на огромной территории распространения ананьинской культурно-исторической общности начинается процесс формирования новых археологических культур: гляденовской в Верхнем и Среднем Прикамье, а также на средней и верхней Вычегде и в верховьях Печоры и пьяноборской – в нижнем Прикамье и в бассейне реки Вятки.
Гляденовские памятники обнаруживают генетическую преемственность с ананьинскими и продолжают непрерывную линию развития пермского этноса на Европейском Северо-Востоке (Голдина 1987, с. 11–12). В настоящее время известно более 200 памятников гляденовской культуры. Гляденовские городища имеют значительную площадь (до 12000 м2), укреплены в раннее время одним валом и рвом, а позднее – несколькими валами. Основная масса памятников – селища. Своеобразными памятниками гляденовской культуры являются костища. С их назначением связан один из спорных вопросов в изучении культуры. В свое время В. Ф. Генинг и В. А. Оборин высказали гипотезу о том, что эти памятники были «коллективными могильниками» с обрядом трупосожжения. Однако в настоящее время большинство исследователей считают костища жертвенными местами. Это мнение основано на анализе обнаруженных на костищах сооружений и расположения вещей на них. Кроме того, мнение В. Ф. Гении га и В. А. Оборина опровергается и открытием настоящих гляденовских могильников с трупоположениями (Поляков 1980, с. 12). Специфической чертой гляденовского погребального обряда является отсутствие в погребениях вещей. Гак. например, в 74 погребениях могильников Городок и Заосиновский найдено всего четыре ножа и бронзовая височная подвеска.
Для комплекса гляденовских древностей характерна чашевидная посуда, украшенная оттисками веревочки и, главным образом, резными насечками, образующими горизонтальные ряды и зигзаги.
Железный инвентарь культуры немногочислен и в категориальном, и в количественном отношении. Он охватывает предметы малых форм: наконечники стрел (трехлопастные, граненные, плоские), ножи, мотыгообразные орудия, стамески, шилья. Кроме того, на костищах часто встречаются миниатюрные железные предметы – проушные топоры, наконечники стрел, ножи, имевшие, по всей видимости, вотивное значение. Интересной представляется находка 20 миниатюрных проушных железных топориков, обнаруженных на Гляденовском костище (Бадер, Оборин 1958, с. 118, рис. 35, 1, 2). Эти артефакты говорят о знакомстве среднекамского населения с пролитым топором, хотя сами топоры и не были найдены.
Археологические исследования гляденовской культуры свидетельствуют, что местное население занималось производством железа – на ряде памятников (Черновское I, Горюхалихинское, Поздышкинское городища) были обнаружены производственные сооружения: «ямы для варки железа, углежогные ямы» (Поляков 1980, с. 12). Однако установить характер производства и уровень развития железодобычи на основании таких скудных данных не представляется возможным.
Для определения характерных черт железообрабатывающего производства населения гляденовской культуры проведено металлографическое исследование 27 предметов из пяти памятников (табл. 9). Наиболее представительную группу в исследованной коллекции составляют ножи. По форме их можно объединить в несколько грмш.
Ножи. Эти орудия являются наиболее многочисленной категорией. Большую часть составляют ножи с прямой спинкой и уступом при переходе от клинка к черенку со стороны лезвия. Длина ножей колеблется в пределах 9,5—11,5 см. Черенок составляет менее половины длины клинка.
Основным приемом изготовления исследованных ножей была формовка предмета свободной ручной ковкой. При этом использовались различные виды сырья. Три ножа откованы из кричного железа. Железо мелко– и среднезернистое с микротвердостыо 151–170 кг/мм2.
Заготовками для пяти орудий послужила сырцовая сталь (рис. 26). Содержание углерода на отдельных участках доходит до 0,4 %. На одном изделии отмечены следы резкой закалки (структура крупноигольчатого мартенсита). Но из-за низкого содержания углерода предмет приобрел незначительную для такой структуры микротвердость – 350 кг/мм2.
Таблица 9
Распределение исследованных предметов гляденовской культуры по памятникам
Еще четыре ножа откованы из пакетных заготовок. Сварные швы имеют вид белых полос шириной 0,008—0,02 мм и проходят вдоль плоскости клинка. Пакет набирался из полос сырцовой стали с содержанием углерода 0,2–0,3 %. Один из этих ножей прошел термообработку – резкую закалку. Микротвердость колеблется в пределах 383–464 кг/мм2 и лишь в одной точке (на острие) составляет 572 кг/ мм2.
Рис. 26. Гляденовская культура. Поселение Пожегдин П. Ан. 6816, нож: а – технологическая схема изготовления лезвия (целиком из сырцовой стали), фотография микроструктуры, х100 (феррито-перлит); б – технологическая схема черенка (сырцовая сталь), фотография микроструктуры, х100 (феррито-перлит)
И наконец, на одном ноже обнаружена структура, позволяющая говорить о применении сварной технологической конструкции. Определить характер схемы довольно сложно ввиду плохой сохранности лезвия: это либо косая наварка, либо вварка. Стальное лезвие составляет очень узкую полоску с содержанием углерода 0,3–0,4 %. На отдельных участках сохранились следы термообработки. Сварной шов очень тонкий, прослеживается не на всем протяжении и лишь при большом увеличении. Характер структуры дает возможность предполагать, что этот нож изготовлен высококвалифицированным мастером.
Долота. Исследованные орудия представлены миниатюрными инструментами длиной 5–8 см и шириной лезвия 0,5–0,6 см (рис. 27). Функциональное назначение таких миниатюрных предметов не вполне ясно. Основной операцией при их изготовлении была свободная ручная ковка из различного вида сырья. Одно долото отковано из сырцовой стали. Содержание углерода колеблется от 0,2 % до 0,4 %. Лезвия двух долот, откованных из кричного железа, были дополнительно процементированы. Содержание углерода на лезвии одного образца доходит до 0,6–0,7 %, но углеродистый слой незначителен и не превышает 1–1,5 мм. При изготовлении двух орудий применялись сварные технологические схемы. Лезвие у образца ан. 6775 (рис. 27) было наварено в торец (содержание углерода на лезвии около 0,6 %), у другого долота – боковой наваркой стальной пластины (содержание углерода 0,5–0,6 %). В обоих случаях сталь, наваренная на лезвие, имела неравномерное распределение углерода, что говорит о ее металлургическом происхождении. Сварка проводилась при повышенных температурах, на что указывает размытость сварных швов. Слишком высокая температура сварки привела к образованию структуры видманштетта в стальной полосе, в зоне сварного шва (рис. 27, ан. 6775).
Шилья. Из различных сортов металла отковывались и шилья. Орудие из поселения Пожегдин II (I–V вв. н. э.) отковано из кричного железа. Феррит среднезернистый с низкой микротвердостью (80—110 кг/мм2). При изготовлении шила из Гляденовского костища была использована стальная заготовка с равномерным распределением углерода (рис. 27, ан. 6777). Его содержание в металле составляет до 0,6 %. Еще один инструмент откован из пакетной заготовки, которая сварена из различных сортов стали с содержанием углерода от 0,3–0,5 % до 0,9–1,1 % (рис. 28). Сварные швы имеют вид широких белых полос (ширина около 0,04 мм), что свидетельствует о невысоком уровне сварки.
Рис. 27. Гляденовское костище. Ан. 6775, долото: А – образец с лезвия; а – место отбора образца; б – технологическая схема изготовления (наварка стального лезвия); в – фотография микроструктуры, х100 (феррито-перлит); Б – образец со стержня: г – место отбора образца; д – технологическая схема изготовления (из сырцовой стали); е – фотография микроструктуры, х100 (феррито-перлит). Ан. 6777: ж – шило; з – технологическая схема изготовления (целиком из сырцовой стали); и – фотография микроструктуры, х100 (феррито-перлит)
Наконечники стрел (рис. 29). Из исследованных наконечников стрел один относился к разряду втульчатых и пять – к черешковым. Втульчатый листовидный наконечник стрелы с линзовидным в сечении пером откован из кричного железа, сильно засоренного шлаковыми включениями. Черешковые наконечники стрел имели под-треугольное перо с линзовидным сечением. Их размеры колеблются от 5 до 10 см в длину, при этом перо составляло около половины длины наконечника стрелы. Один из черешковых наконечников откован из кричного железа, и еще один из сырцовой стали. Для трех экземпляров использована пакетная заготовка, сваренная из полос железа и сырцовой стали. Сварные швы довольно широкие, заполнены шлаками (рис. 29, ан. 6780, 6779, 6782). Образец 6779 дополнительно подвергнут резкой закалке.
Рис. 28. Гляденовское костище. Ан. 6776: а – шило; б – технологическая схема изготовления (наварка стального острия на пакетную основу); в – г – фотографии микроструктур, х100 – феррито-перлит (в), сварной шов (г)
Рис. 29. Гляденовское костище. Наконечники стрел. Ан. 6779: а – технологическая схема изготовления (из пакетированой заготовки); б – фотография микроструктуры, х100 (феррито-перлит, сварные швы). Ан. 6780: в – технологическая схема изготовления (из пакетированной заготовки); г – фотография микроструктуры, х100 (феррито-перлит). Ан. 6782: д – технологическая схема изготовления (вварка стального лезвия в пакетную заготовку); е – фотография микроструктуры, х100 (феррито-перлит, сварные швы)
Проведенные микроструктурные исследования позволяют сделать вывод, что в гляденовское время в Прикамье активно использовалось такое сырье как железо и сырцовая сталь (табл. 10). Целиком из цементированной стали откован один предмет, в двух случаях использован прием цементации готового предмета. Используются пакетные заготовки, что, возможно, косвенно свидетельствует о небольших размерах получаемых металлургами криц. В этой связи уместно вспомнить, что даже в одном из крупнейших металлургических центров первых веков н. э. в Центральной Европе – Свентокшисском комплексе вес криц не превышал 530 г. (Sedlar, Piaskowski 1961, s. 90–91). Сварка в гляденовское время уже выступает как технологический прием. Однако ее применение еще не активно, схемы орудий нечеткие, а само качество сварки невысокое. Незначительна доля термообработанных изделий (четыре из 27 исследованных), что связано с малым количеством стали, способной воспринять закалку.
Таблица 10
Распределение технологических схем по категориям исследованных предметов гляденовской культуры
В целом кузнечное производство гляденовских племен имеет много сходных черт с железообработкой ананьинского населения Среднего Прикамья (табл. 11; рис. 30). Это сходство проявляется в использовании в качестве основного кузнечного сырья железа и сырцовой стали, частом применении пакетных заготовок, отсутствии специальной цементированной стали, редком применении термообработки. На основе полученных данных представляется, что гляденовская железообработка развивалась самостоятельно, не получая явных импульсов новых приемов и технологий.
На основании археометаллографических данных, которыми мы располагаем на сегодняшний день, можно заключить, что процесс формирования технологического стереотипа в кузнечном ремесле финно-угров начинается со второй половины I тысячелетия до н. э. Этот процесс демонстрируют материалы из памятников V–II вв. до н. э. на Средней Каме. Процессы, отмеченные в ананьинских памятниках Среднего Прикамья, закрепляются в гляденовское время. Характерной чертой железообработки для периода V в. до н. э. – II в. н. э. является преобладание технологической группы I – предметы, откованные целиком из железа или сырцовой стали – доля которой составляет 59,7 % (рис. 31). При этом превалируют цельножелезные предметы (34,1 %). В технологической группе II наиболее значительную долю составляют предметы, откованные из пакетных заготовок (26,8 %). Редко используется искусственно полученная сталь (9,8 %). В гляденовское время появляются единичные предметы, изготовленные с использованием технологической сварки – первые опыты освоения новых приемов обработки черного металла.
Таблица 11
Технологические схемы изготовления железных орудий труда в Волго-Камском регионе в раннем железном веке
Рис. 30. Соотношение технологических схем изготовления железных изделий из прикамских памятников ананьинской и гляденовской культур
Рис. 31. Соотношение технологических групп изготовления железных изделий из ананьинских и гляденовских памятников Прикамья
1.2. Особенности техники кузнечной обработки изделий из памятников азелинской и мазунинской культур
Бурная эпоха Великого переселения народов оказала заметное влияние на финно-угорские племена, территория проживания которых была удалена от основной зоны этнических катаклизмов. Этот этап характеризуется сложением качественно новых археологических культур, формированием новых культурных и этнических связей, а также ускорением процесса экономического и социального развития финно-угорских народов (Иванов 1998, с. 26). В это время происходят серьезные изменения в развитии хозяйства, что выразилось, в частности, в возрастании роли железных орудий труда, увеличении числа их категорий. Сами орудия становятся массивнее: исчезают миниатюрные ножи гляденовского времени, появляются топоры весом в несколько сот граммов. Получают развитие специализированные поселки, население которых занимается добычей и обработкой металлов (Генинг, 1980).
В послеананьинское время район нижнего течения Камы несколько сотен лет оставался в запустении. Как свидетельствует П. И. Старостин, археологические исследования в течение тридцати полевых сезонов в этом регионе не дали положительных результатов в обнаружении памятников IV в. до н. э. – II в. н. э. (Старостин 1990, с. 144). Население появляется здесь лишь в III в. н. э. В это время здесь формируются памятники т. н. азелинской культуры, занимавшей в основном территорию Волго-Вятского междуречья, левобережье Вятки и низовья Камы (рис. 32). Культура представлена такими памятниками как городища, селища, а также кладами и находками отдельных вещей (Старостин 2001, с. 92).
Рис. 32. Карта памятников азелинской и мазунинской культур, материалы которых исследованы металлографически: 1 —могильник Тюм-Тюм; 2 – V Рождественский могильник; 3 – Усть-Брыскинский могильник; 4 – Гремячинский могильник; 5 – городище Казанка II; 6 – Буйское городище; 7 – Тураевский могильник
По мнению В. Ф. Генинга, азелинцы были прямыми потомками нижнекамских племен, образовавших после распада ананьинской общности пьяноборскую культуру (Генинг 1958, с. 17–20; 1962). Однако в работах Р. Д. Голдиной высказано сомнение в правомерности выделения самостоятельной азелинской культуры. Автор предложила рассматривать эти материалы как отражение позднего этапа пьяноборской культуры (Голдина 1987, с. 13–14; 1999, с. 242). Из вышесказанного видно, что в настоящее время в археологической литературе еще не устоялась единая точка зрения на памятники III–V вв. н. э. бассейна Вятки. Однако для нас важно, что никто из исследователей не отрицает генетическую преемственность памятников по линии ананьино – пьяноборье – азелино и, таким образом, азелинское население представляет линию развития финно-угорского этноса в Волго-Камье. В середине I тысячелетия н. э. население азелинской культуры (мы будем употреблять именно этот термин, поскольку точка зрения Р. Д. Голдиной не получила достаточного обоснования в литературе) в связи с проникновением на занимаемую им территорию племен именьковской культуры уходит в более северные лесные районы Волго-Вятского междуречья (Старостин 2001, с. 96). Есть мнение, что именьковское население появляется на территории азелинской культуры уже в IV в. н. э. (Генинг 1958, с. 21).
К потомкам пьяноборцев относят и население мазунинской культуры. В III–VI вв. мазунинские племена населяли бассейн р. Белой и прилегающие районы Среднего Прикамья (Останина 1997). Железный инвентарь из памятников мазунинской культуры по типам орудий и категориальному составу имеет много общих черт с инвентарем из азелинских памятников.
Среди вещевого материала из азелинских и мазунинских памятников обращает на себя внимание обилие и разнообразие изделий из черного металла. Они представлены ножами (рис. 33, ж), топорами-кельтами (рис. 34–35), проушными топорами, различными инструментами, мечами, кинжалами, наконечниками стрел и копий (рис. 36), удилами, кольчугами, шлемами, пряжками и т. п. На некоторых азелинских могильниках зафиксированы погребения кузнецов по черному металлу или мастеров-ювелиров, сопровождавшиеся набором металлообрабатывающего инструментария и готовых изделий. Наиболее полный набор таких инструментов происходит из погребения 1 Азелинского могильника (Генинг 1958, с. 31, табл. XXIV, 1–3; 1963). Он представлен наковальней, молотком, клещами, напильником. Кроме того, инвентарь этого погребения включал кольчугу, нож, резец, кочедык, шилья, т. и. «косу». Погребения кузнецов зафиксированы на Усть-Брыскинском и Гремячинском могильниках (Старостин 2001, с. 94). В погребении 45 могильника Тюм-Тюм обнаружены, как сообщает автор раскопок, миниатюрные наковальня, молоток, клещи, напильник, нож, топорик, скобель (Ошибкина 1979, с. 76). Однако, судя по рисунку и приведенному масштабу, все перечисленные предметы не столь миниатюрны и имели функциональное значение. Следует уточнить определения некоторых инструментов. Так, названный С. И. Ошибкиной топор в действительности является теслом, скобель – это предмет, который вошел в литературу по определению В. Ф. Генинга, как т. н. «коса». Сомнение вызывает и интерпретация предмета, изображенного на рис. 2, 7, как напильника (Ошибкина 1979).
Рис. 33. Орудия труда азелинской культуры: Ан. 1246, Гремячинский могильник, погр. 3: а – молоток; б – технологическая схема (сварка стальных и железных полос, закалка в холодной воде); в – фотография микроструктуры, х70 (крупноигольчатый мартенсит, феррит). Ан. 1805, могильник Тюм-Тюм: г – молоток; д – технологическая схема изготовления (целиком из неравномерно науглероженной стали); е – фотография микроструктуры, х70 (крупноигольчатый мартенсит). Ан. 1245, городище Казанка II: ж – нож; з – технологическая схема изготовления (целиком из железа); и – фотография микроструктуры, х70 (мелкозернистый феррит)
Рис. 34. Топоры-кельты азелинской культуры. Ан. 3680, Усть-Брыскинский могильник, погр. 224: а – топор-кельт; б – технологическая схема изготовления (поверхностная цементация железной заготовки, закалка); в – фотография микроструктуры, х70 (феррит, феррито-перлит, мартенсит). Ан. 1803, могильник Тюм-Тюм: г – топор-кельт; д – технологическая схема изготовления (сквозная цементация лезвия, закалка); е – фотография микроструктуры, х70 (мартенсит с трооститом)
Перечисленные погребения представляют большой интерес как наиболее ранние, которые можно связать с мастерами по обработке черного металла. В производстве железных предметов наблюдается определенная стандартизация.
Рис. 35. Топоры-кельты азелинской культуры. Ан. 3679, Пятый Рождественский могильник, погр. 25: а – топор-кельт; б – технологическая схема изготовления (пакетирование заготовки, сварка стальных полос, закалка); фотография микроструктуры, х70 (мартенсит, сварные швы). Ан. 1783, могильник Тюм-Тюм: г – топор-кельт; д – технологическая схема изготовления (пакетирование заготовки – сварка стальных и железных полос); фотография микроструктуры, х70 (феррито-перлит, феррит)
В этом контексте большой интерес представляют материалы Буйского городища. Памятник расположен на высоком мысу при впадении речки Кужинерки в Вятку. Площадка городища периодически заселялась в течение длительного времени, начиная с эпохи бронзы. Интересующие нас материалы относятся к переходному периоду от пьяно-борской казелинской культуре. Периодом II–III вв. н. э. Л. И. Ашихмина датирует раскопанный ею на Буйском городище клад железных предметов, состоящий из девяти наконечников копий и 186 мотыгообразных орудий.
Рис. 36. Могильник Тюм-Тюм. Ан. 1793: а – наконечник копья; б – технологическая схема изготовления (целиком из неравномерно науглероженной стали); в – фотография микроструктуры, х70 (феррит с перлитом, видманштетт)
Кроме того, в клад входило пять бронзовых гривен. Обращает на себя внимание стандартная форма и близкие параметры мотыгообразных орудий: их высота варьирует в пределах 12,7—15,7 см, ширина рабочего края от 3,8 до 5 см, диаметр втулки от 3,1 до 4 см. Клад был зарыт в юго-западной части поселения, непосредственно у вала. Вещи компактно уложены в яму, вырытую в золистом слое и присыпанную этим же слоем. Мотыгообразные орудия представляют собой изделия с несомкнутой втулкой и симметричным лезвием. Автор раскопок считает, что вещи клада изготовлены одним мастером и предназначались для продажи (Ашихмина 1987, с. 117).
Аналитическое исследование прошли практически все категории железного инвентаря, встречающегося на памятниках азелинской культуры (табл. 12)[6]. Это изделия как местного, финно-угорского происхождения, так и предметы, принадлежавшие пришлому населению. Они происходят из Буйского городища, городища Казанка II, могильников Тюм-Тюм, V Рождественский, Усть-Брыскинский, Гремячинский (рис. 32).
Начнем с технологической характеристики изделий, традиционно относимых к материальной культуре финно-угров.
Как установлено, предметы, изготовленные местными финно-угорскими кузнецами, были откованы из железа, из сырцовой стали и из пакетных заготовок (рис. 33). Прием цементации используется крайне редко. Причем цементации подвергалось готовое изделие (цементация заготовки не применялась). Термическая обработка присутствует только в варианте резкой закалки.
Небольшой коллекцией (12 образцов) металлографически исследованных предметов представлены материалы мазунинской культуры. Они происходят из грунтовой части Тураевского могильника (Кондрашин 2002). Исследование прошли три наконечника копий, два топора, два ножа, пряжка, удила, кольцо, обломок колчанного крючка и наконечник стрелы. Технологические характеристики исследованных предметов мазунинской культуры не отличаются от известных нам по материалам азелинской культуры: изделия откованы целиком из железа или сырцовой стали, или из пакетных заготовок. К сожалению, на сегодняшний день этой небольшой коллекцией ограничивается технологическая характеристка кузнечных изделий из памятников мазунинской культуры.
Таблица 12
Азединская культура. Распределение технологических схем по исследованным предметам и памятникам
Итак, на основании металлографического изучения коллекции кузнечных изделий из памятников азелинской и мазунинской археологических культур можно заключить, что в большинстве случаев изделия изготовлены простейшими способами – ковкой целиком из железа (20 %) или сырцовой, т. е. полученной металлургическим путем, стали (36,6 %). Нередко использовалась кузнечная сварка нескольких полос металла – железных и стальных полос, при этом стальная полоса выходила на рабочую часть (30 %). Приемы цементации зафиксированы в восьми случаях (13,4 %).
Сравнение технологических характеристик по отдельным памятникам азелинской и мазунинской культур показывает, что локальных особенностей в технике и технологии кузнечной обработки не наблюдается (табл. 13).
Судя по обилию и разнообразию железного инвентаря, наличию погребений кузнецов с инструментарием, железо-производство играло большую роль в жизни азелинского и мазунинского населения. Исходя из косвенных характеристик, полученных при изучении структуры металла (микротвердость феррита), можно полагать, что в рассматриваемое время использовались болотные или луговые руды.
Таблица 13
Распределение технологических схем изготовления железных предметов по культурам
В III–V вв. н. э. в железообработке финно-угорских племен Волго-Камья закрепляется технико-технологический стереотип, который, как мы показали, складывается в ананьинское-гляденовское время на территории Среднего Прикамья (рис. 37–38). Этот стереотип характеризуется следующими показателями: формовка изделий целиком из железа и сырцовой стали, использование пакетных заготовок, применение твердой закалки. Превалируют изделия, относящиеся к технологической группе I. В технологической группе II доминируют изделия, изготовленные из пакетных заготовок. Доля изделий из специально полученной стали (с применением цементации) невелика – 9,8 % на среднеекамских памятниках и 13,4 % в азелинской и мазунинской культурах.
Рис. 37. Соотношение технологических схем изготовления железных изделий из памятников азелинской и мазунинской культур
Рис. 38. Соотношение технологических групп изготовления железных изделий из памятников азелинской и мазунинской культур
1.3. Технологическая характеристика инокультурных кузнечных изделий эпохи Великого переселения народов
Целый ряд предметов из памятников III–V вв. н. э. в Волго-Камье не имеют прототипов в финно-угорской среде. Это длинные двулезвийные мечи, шлемы, кольчуги, секировидные предметы, проушные топоры, т. н. «косы».
Двулезвийные мечи (рис. 39) середины I тысячелетия н. э. обнаружены на многих памятниках Волго-Камья: в могильниках Тюм-Тюм, Усть-Брыскинский, Тураевский, Тарасовский, Суворовский. Мечи имеют стандартную форму: прямой широкий (ширина полотна 5 см, длина клинка у сохранившихся экземпляров 85–90 см) обоюдоострый клинок. Переход в черенок выделен покатыми или скошенными плечиками. По мнению А. М. Хазанова, этот тип мечей связан с алано-сарматской традицией (Хазанов 1971, с. 20). Проведен металлографический анализ восьми мечей из волго-камских памятников. На двух из них, происходящих из могильников азелинской культуры (Тюм-Тюм и Усть-Брыскинский), обнаружена структура заэвтектоидной стали, практически свободной от шлаковых включений.
Отличаются клинки и высококлассным исполнением всех технологических операций. Аналитические данные позволяют говорить, что мечи изготовлены из особого материала, а именно литой (тигельной) стали. Наиболее близкие аналогии клинкам из азелинских могильников как по типологическим, так и по технологическим признакам имеются в позднесарматском некрополе II–III вв. Лебедевка VI.
Рис. 39. Предметы вооружения из могильников азелинской культуры и технологические схемы их изготовления. Ан 1789, могильник Тюм-Тюм: а – меч; б – технологическая схема изготовления (из высокоуглеродистой стали); в – фотография микроструктуры, х200 (цементитная сетка). Ан. 1250, Усть-Брыскинский могильник: а – меч; б – технологическая схема изготовления (из высокоуглеродистой стали); в – фотография микроструктуры, х200 (перлит, цементит). Ан. 1790, могильник Тюм-Тюм: а – кинжал; б– технологическая схема изготовления (из неравномерно науглероженной пакетированной заготовки); в фотография микроструктуры, х70 (феррито-перлит, сварной шов)
Они также выполнены из тигельной стали, свободной от неметаллических включений. Нет сомнения, что рассматриваемые клинки происходят из центров, имеющих длительные и устойчивые традиции по специализированному производству подобного оружия. Клинки из литой стали являются уникальными находками. Напомним, что европейские металлурги производства такой стали не знали. Вместе с тем известно, что литая тигельная сталь производилась в странах Востока (Индии, Персии, Средняя Азия, Сирии). Такой материал служил для изготовления высококлассного оружия в специализированных центрах, откуда оно путем торговых операций поступало в отдаленные регионы. Примером чего могут служить мечи, найденные в азелинских памятниках. Появление их в Волю-Камском регионе явилось результатом многоступенчатых контактов, в которых опосредованную роль играли сарматы.
Из подъемного материала Гремячинского могильника азелинской культуры происходит еще один меч, аналогичный по форме вышеописанным. Отковано это оружие из однородной цементированной высокоуглеродистой стали. Кузнечные операции характеризуются тщательностью и высоким качеством исполнения.
Из хорошо прокованной стальной заготовки изготовлен меч V–VI вв. из Варнинского могильника. Заключительной операцией по улучшению рабочих качеств этого оружия была термообработка.
По технологии изготовления к этим мечам близок кинжал конца IV – первой половины V вв. из Варнинского могильника. По форме – это обоюдоострое оружие с шириной клинка 4,5 см у черенка и длиной сохранившегося лезвия около 19 см. При металлографическом анализе и на клинке, и на черенке обнаружена структура стали (феррит с перлитом и феррит с цементитом). Содержание углерода составляет 0,5–0,7 % на клинке и превышает 1 % на черенке. Металл хорошо прокован, структура гомогенна.
Другая группа мечей демонстрирует иную технологию изготовления. По форме они не отличаются от описанных выше. Один меч (случайная находка на территории Усть-Брыскинского могильника) сварен из двух полос железа.
Металл сильно засорен крупными шлаковыми включениями. Отличительной чертой железа этого экземпляра является низкая микротвердость феррита (108–143 кг/мм2).
Меч из погр. 105 Мокинского могильника откован из пакетной заготовки. Пакет сварен не менее чем из шести одинаковых по структуре стальных полос. Содержание углерода в металле составляет около 0,4–0,5 %. Следует отметить тщательную прикованность металла и высокое качество сварки.
Еще один меч происходит из погр. 2 кургана 4 Калашниковского могильника. Этот экземпляр также откован из пакетной заготовки. Швы широкие, в них встречаются шлаковые включения. Содержание углерода в металле неравномерно: от 0,1 % до 0,6–0,7 %, встречаются участки чистого феррита. В целом качество изготовления меча из Калашниковского могильника ниже, чем у экземпляра из Мокинского некрополя.
Меч из погр. 81 Мокинского могильника отличается по типу от вышеописанных. Он сохранил прямое перекрестие со слегка расширяющимися концами. Ширина клинка у перекрестия составляла около 6 см. Отличительной чертой этого меча были долы, проходящие вдоль всего клинка. Среди прикамских древностей такие мечи не известны. Технология изготовления проста – оружие отковано из кричного железа, сильно засоренного шлаковыми включениями.
Возможно, что вторая группа рассмотренных мечей является либо местным подражанием привозным образцам, либо поступала из разных источников. Эти мечи, не имеют строгого технологического стереотипа, хотя форма оружия стандартна. В нашей коллекции таких изделий четыре. В позднеримский период и эпоху Великого переселения народов подобное оружие было широко распространено на территории Европы. Исследование большой серии мечей позднеримского времени с территории Польши продемонстрировало широкий спектр примененных при их изготовлении технологических схем (они могут быть откованы из железа, сырцовой стали, пакетного металла, с использованием цементации готового изделия). Специалисты отмечают, что связь между временем изготовления, морфологическим типом и технологией изготовления уловить очень трудно (Biborski 1978; Biborski et al. 1982; Biborski et al. 2003). Также трудно установить место их производства. Ясно только, что это оружие, относящееся к числу престижных вещей, связанных с профессиональными воинами, было привнесено в местную среду пришлым населением.
В это же время к финно-угорским племенам Волго-Камья попадают такие престижные предметы вооружения как кольчуги и шлемы. Шлемы найдены в погребениях Нивского могильника мазунинской культуры, V Рождественского могильника азелинской культуры. Они имеют сложную конструкцию, основу которой составляет каркас из обода и перекрещивающихся полос, на которых крепились с помощью медных заклепок железные пластины (Генинг 1963, с. 70; Останина 1997, с. 78).
Металлографический анализ пластины шлема из V Рождественского могильника показал, что она была сварена из двух полос железа.
В этом же погребении найдена и кольчуга. Колечки кольчуги откованы целиком из тщательно прокованного железа. Концы колечек скреплялись медными заклепками (рис. 40).
Рис. 40. V Рождественский могильник. Ан. 1240, кольцо от кольчуги: а – макрофотография, б – фотография микроструктуры, x115 (феррит, цветной металл)
Проушные топоры. Другой категорией железных предметов, распространившихся на памятниках Волго-Камья с IV–V вв., являются проушные топоры. Выделяются две разновидности этих орудий: длиннолезвийные и коротко-лезвийные. Длиннолезвийным топорам близки по форме т. н. секировидные предметы.
Отметим, что в волго-камском регионе проушные топоры получают распространение с появлением здесь племен именьковской культуры. Именьковская культура не имеет местных корней. Ее памятники распространяются на территории нижнего Прикамья и Среднего Поволжья в конце IV–VII в. По поводу происхождения этой культуры высказывались различные гипотезы. В частности, довольно долго ее возникновение связывали или с племенами городецкой археологической культуры (Смирнов, Трубникова 1965), или с приходом тюрков (Генинг 1962; Мажитов 1959), или с синтезом тюркских и финно-угорских племен (Старостин 1967, с. 31). В настоящее время распространена точка зрения о связи этой археологической культуры с переселением в Волго-Камье племен из ареала пшеворской и черняховской культур (Матвеева 1997; Седов 2002, с. 248–249). Полагают, что, переселившись на новые территории, именьковцы оттесняют местное азелинское население из нижнекамского региона в северные лесные районы. Хозяйство именьковцев основывалось на пашенном земледелии и скотоводстве. Значительную роль играла металлообработка, и в частности, железообработка, о чем свидетельствуют археологические данные. Металлографические исследования позволили установить, что при изготовлении качественных изделий в большинстве случаев кузнецы именьковской культуры использовали приемы, улучшающие рабочие свойства изделий: технологическую сварку и разнообразные варианты термической обработки. Мастера владели искусством получения цементированной стали (Старостин, Хомутова 1981).
Археологические данные свидетельствуют о том, что продукция ремесленников именьковской культуры распространялась у местного населения, которое находилось в непосредственном контакте с именьковцами (Старостин 2001).
Длиннолезвийные топоры (рис. 41) известны по материалам из именьковских памятников, где сосредоточено наибольшее их количество. Встречаются они и в инвентаре азелинской и мазунинской культур. Эти орудия оригинальны и по форме, и по конструктивным особенностям. Они имеют вытянутое тело, округлый обух и проушину с прямым срезом клина.
Рис. 41. Длиннолезвийныйтопор(а). Ан. 1247,Усть-Брыскинский могильник, погр. 28.: 6 – технологическая схема изготовления (пакетирование из трех полос); в – фотография микроструктуры, х70 (феррит, феррито-перлит, шлаки)
Общая длина изделий от 18 до 20,5 см, длина лезвийной части от 13 до 15,5 см, размеры проушины: длина 3–4 см, ширина 1,5–3 см. При их изготовлении тело топора отковывалось из отдельного бруска в виде клина, а затем к телу приваривалась дугообразная пластина, и таким образом получался проух топора. Отличительным признаком таких топоров является плоский срез в верхней части клиновидного лезвия. Выделяются эти изделия и по технологическим особенностям. В большинстве случаев лезвие изготовлено из неравномерно науглероженной стали и подвергнуто термообработке – закалке в мягкой закалочной среде (Терехова и др. 1997, с. 146).
Металлографическое исследование трех экземпляров из азелинских могильников Тюм-Тюм, Усть-Брыскинский и V Рождественский (Терехова и др. 1997, с. 145–146) показало, что по технологии изготовления они совпадают с именьковскими. Подобные топоры найдены также в погребениях Тураевского, Тарасовского, Кадашевского могильников. Топоры из Тураевского могильника, исследованные Ю. А. Семыкиным, также по технологии изготовления оказались аналогичными именьковским (Семыкин 1993).
Технологические особенности длиннолезвийных топоров, найденных на финно-угорских памятниках, позволяют связывать их с продукцией именьковских мастеров.
Внешне похожи на длиннолезвийные топоры секировидные предметы, встречающиеся как на именьковских, так и на финно-угорских памятниках (Останина, 1997, с. 71–72). Однако они не могли иметь функционального назначения, о чем свидетельствуют слишком длинный клин и маленькая проушина (1–1,5 см) (рис. 42). Так, экземпляр из могильника Тюм-Тюм имел длину 31 см при диаметре втулки 1,5 см. Совершенно ясно, что при таком несоответствии массивного тела топора и миниатюрной проушины предмет не мог использоваться в качестве орудия. Возможно, эти изделия являлись полуфабрикатом и несли образ топора.
По качеству использованного металла и технологическим приемам они не отличаются от длиннолезвийных топоров, описанных выше: изготовлены либо из железа, либо из сырцовой стали (рис. 42, ан. 1794, в). Стальные изделия подвергались мягкой закалке (рис. 42, ан. 1795, в), имеющей, очевидно, ритуальное значение.
Рис. 42. Секировидные предметы (а). Ан. 1794, могильник Тюм-Тюм: б – технологическая схема изготовления (из неравномерно науглероженной стали); в – фотография микроструктуры, х200 феррито-перлит. Ан 1795, могильник Тюм-Тюм: б – технологическая схема изготовления (из неравномерно науглероженной стали, мягкая закалка); фотография микроструктуры, х200 (сорбит). Ан. 1796, могильник Тюм-Тюм: б – технологическая схема изготовления (поверхностная цементация); в – фотография микроструктуры, х200 (феррит, перлит)
Любопытно использование этих предметов в одном из погребений азелинского могильника Тюм-Тюм. Здесь найдено 12 секировидных предметов, аналогичных именьковским. Из них была сооружена своего рода емкость: предметы были сложены колодцем, внутри которого помещалось множество других предметов, а сверху были положены конская сбруя и бронзовый котел (Ошибкина 1979, с. 76). По-видимому, в составе богатого погребального инвентаря секировидные предметы несли определенную ценностную нагрузку, связанную с самим металлом.
Поскольку хронологически на некотором отрезке времени азелинская и мазунинская культуры синхронны именьковской, можно полагать, что секировидные предметы попадали в местную среду путем обмена, захвата или дара (Розанова, Терехова 2000а, с. 138–139).
Вероятно, под влиянием носителей именьковской культуры в местной среде (мазунинская, азелинская, неволинская, ломоватовская, поломская культура) внедряется идея проушного корен коле «винного топора (рис. 43), который являлся рабочим орудием. Общая длина таких изделий составляла всего 12–15 см, а лезвия – 8—10 см. При формовке тела топора заготовка сворачивалась на оправке пополам, образуя проух, а концы ее сваривались. Металлографическое исследование коротколезвийных топоров позволяет говорить, что они отковывались в местных производственных традициях. В единичных случаях конструктивные особенности этих изделий повторяют именьковские длиннолезвийные топоры. Так, например, лезвие коротколезвийного топора из V Рождественского могильника отковано из отдельного бруска в виде клина, к которому с помощью кузнечной сварки приварена дугообразная пластина, образующая проух. В заключение изделие было подвергнуто твердой закалке.
Еще одним видом железного инвентаря, связываемого с именьковцами, являются специализированные сельскохозяйственные орудия – серпы и наралытики, котрые появляются на финно-угорских памятниках Волго-Камья в середине I тысячелетия н. э. По мнению Р. Д. Голдиной и П. Н. Старостина, земледелие в Прикамье получает распространение под влиянием именьковских племен. Наиболее ранние серпы в финно-угорской среде появляются в материалах азелинской и мазунинской культур (Старостин 2001, с. 112–113; Останина 1997, с. 72).
Необходимо отметить, что в именьковской культуре присутствуют два варианта серпов: с более крутой дугой и коротким черенком и более пологие с длинным черенком. Различаются серпы и по оформлению лезвия – орудия с длинным черенком имеют насечки на лезвии, в то время как лезвия серпов другого вида гладкие. Металлографически исследовано семь серпов именьковской культуры. Три орудия откованы из кричного железа. При изготовлении серпов применялись такие сложные приемы как многослойная кузнечная сварка и наварка стального лезвия на железную основу с последующей термообработкой. Причем применен наиболее рациональный вид термообработки для этой категории поковок – закалка с отпуском (структура – сорбит с мартенситовой ориентировкой).
Рис. 43. Коротколезвийные топоры (а). Ан. 1802, могильник Тюм-Тюм: б – технологическая схема изготовления (из пакетированной неравномерно науглероженной заготовки); в – фотография микроструктуры, х70 (феррито-перлит, шлаки). Ан. 1781, могильник Тюм-Тюм: б – технологическая схема изготовления (из пакетированной неравномерно науглероженной заготовки); в – фотография микроструктуры, х200 (перлит, феррит, мартенсит, троостит)
К сожалению, ранние серпы из финно-угорских памятников пока еще не стали объектом металлографического исследования.
Помимо изделий, которые могут быть связаны с именьковской культурой, в рассматриваемый период на финно-угорских памятниках Волго-Камья появляется еще одна любопытная категория железных артефактов, назначение которых до сих пор не вполне ясно. Предметы имеют листовидную вытянутую обоюдоострую рабочую часть, переходящую в коленчатую рукоять с крюковидно загнутым концом четырехугольного сечения (рис. 44). Форма изделий стандартная, длина клинка 14,5—19 см, ширина клинка около 3 см, высота пятки 5,5–6 см, угол наклона пятки 120–125°.
А. А. Спицын определял их как «ладьевидные стамески» (Спицын 1901). В. Ф. Генинг относил их к сельскохозяйственным орудиям – «косам» (Генинг 1963). Вслед за В. Ф. Генингом Т. И. Останина называет их «косами-горбушами» (Останина 1997, с. 72). «Серпами» их называют А. Н. Лепихин и А. Ф. Мельничук (Лепихин, Мельничук 2000). С. В. Ошибкина считала их скобелями (Ошибкина, 1979). Н. А Мажитов относит их к предметам домашнего обихода типа кочедыка (Мажитов 1968). В последнее время С. Е. Перевощиков и Р. Д. Голдина на основании результатов металлографических анализов пришли к выводу, что рассматриваемые изделия являются метательным оружием (Перевощиков 1997; 2002; Голдина 1999). В одной из последних работ С. Е. Перевощиков и И. Ю. Пастушенко, собрав и проанализировав все известные на сегодняшний день находки подобных предметов, отнесли их к категории оружия ближнего боя (Перевощиков, Пастушенко 2006, с. 117–118). Такого же мнения придерживаются и авторы недавно вышедшей монографии об оружии Урала (Зыков, Ковригин 2008).
Обращает на себя внимание факт распространение этих предметов в воинских курганных погребениях Тураевского, Тарасовского, Суворовского могильников, которые датируются второй половиной IV–V в. (табл. 14). Очень часто в погребениях «косы» сопровождаются престижными вещами: мечами с халцедоновыми навершиями, шлемами, панцирями, кольчугами, щитами. Поскольку подобные предметы ни в предшествующее, ни в последующее время не встречены, а курганный обряд в VI в. исчезает на данной территории, происхождение т. н. кос следует связывать именно с носителями курганного погребального обряда.
Известно, что данные предметы попадают и в местную, финно-угорскую среду. Но ареал их не выходит за пределы контактной зоны финно-угорского и пришлого населения. Они встречены в погребениях азелинской (могильники Тюм-Тюм, Усть-Брыскинский, V Рождественский) и мазунинской культур. В некоторых случаях они входили в состав жертвенных комплексов вместе с другими инокультурными предметами. Один предмет известен в Гляденовском костище (верхний слой).
Рис. 44. «Косы» (а). Ан. 3688, Пятый Рождественский могильник, погр. 75: б – технологическая схема изготовления (из пакетированной заготовки); в – фотография микроструктуры, х70 (перлит, феррито-перлит). Ан. 3692, Пятый Рождественский могильник, погр. 73: б – технологическая схема изготовления (из неравномерно науглероженной стали, мягкая закалка); фотография микроструктуры, xl 15 (перлит, сорбит)
Таблица 14
Распределение исследованных металлографически «кос» по памятникам
Металлографически исследовано 13 предметов (Терехова и др. 1997, с. 138; Перевощиков 1997; 2002; Семыкин 1993; Перевощиков, Пастушенко 2006). Как показал микроскопический анализ, основным приемом их изготовления была выковка орудия из пакетной заготовки (рис. 43, ан. 3688, б). Применялась либо сырцовая, либо цементированная сталь. Большая часть этих изделий подвергнута термообработке (8 из 13), при этом использовалась как твердая, так и мягкая закалка (рис. 43, ан. 3692, в). К сожалению, с технологической точки зрения мы не можем определить функциональное назначение предметов. Можно предположить, что т. и. косы были какой-то разновидностью оружия с ударно-режущим действием.
Итак, мы рассмотрели целый ряд вещей, которые не имеют корней в местной производственной среде. Обратимся к возможным технико-технологическим параллелям.
Металлографическое исследование показало, что при изготовлении этих предметов применялись разнообразные технологические схемы и приемы, не соответствующие местному производственному стереотипу, в частности, использование заэвтектоидной литой стали, особый вид термообработки – мягкая закалка, клепка цветным металлом, технологическая сварка.
Полученные нами технологические данные позволяют наметить направление культурных контактов. Так, появление изделий из литой (тигельной) стали в азелинской среде указывает на сложные многоступенчатые контакты со странами Востока.
Особый интерес представляют описанные выше секировидные предметы. Возможно, наши материалы косвенным образом свидетельствуют в пользу гипотезы о судьбе именьковского населения, высказанной В. В. Седовым и Г. И. Матвеевой. По мнению этих авторов, в конце IV в. в результате гуннского нашествия часть населения из ареала Черняховской и пшеворской культур переселяется на Среднюю Волгу. Именно с ними связывают возникновение своеобразной именьковской археологической культуры. Памятники культуры существуют в этом регионе до VIII в. Исчезновение их объясняют приходом на эти земли болгар в конце VII–VIII в. Часть именьковских племен уходит на запад в Днепровское Левобережье, где при их непосредственном участии возникает волынцевская археологическая культура (Матвеева 1988; 1997; Седов 2002).
Близость именьковских материалов с Черняховскими и пшеворскими исследователи видят в керамическом комплексе, погребальном обряде, домостроительстве, украшениях, в хозяйственном укладе. В то же время сравнительному анализу железного инвентаря уделялось меньше внимания. Констатировалось лишь присутствие сходных категорий изделий: серпов, наральников, топоров. Мы можем добавить, что и с технологической точки зрения существует определенное сходство именьковского металла с изделиями из ареала Черняховской культуры. Это относится и к обработке исходного металлургического артефакта (мелкозернистость структурных составляющих, чистота металла в отношении шлаковых включений, правильный выбор температурного режима ковки), и к набору технологических схем (разнообразные виды цементации, технологическая сварка, разные режимы термической обработки) (Вознесенская 1972).
Что касается секировидных предметов, то ни в рассматриваемый период, ни в более раннее время мы не находим им аналогий. Между тем близкие по форме артефакты известны среди славянских древностей Центральной Европы (Великоморавское государство). Здесь в VIII–X вв. подобные предметы встречаются довольно часто, иногда в огромных скоплениях (по несколько сотен экземпляров). Исследователи называют их «славянскими секировидными гривнами». Р. Плейнер считает, что они выполняли роль железного полуфабриката и в то же время служили единицей обмена (Pleiner 1961, pi. 17, 19, 22; 2006, р. 46–48). В настоящее время мы не располагаем достаточно убедительными данными о связи секировидных предметов именьковцев и западных славян, но и обойти вниманием этот факт мы не можем. Возможно, что именьковские секировидные предметы также имели значение полуфабриката и единицы обмена.
Интересно отметить находку скопления секировидных предметов и топоров (всего 27 экз.) на именьковском поселении Щербеть I. Скопление обнаружено недалеко от разрушенного комплекса металлургических сыродутных горнов. Здесь же раскопаны остатки двух мастерских по обработке цветного металла, где найдены более 20 конусовидных тиглей, литейная форма, слитки бронзы. Недалеко от этих мастерских обнаружен клад, состоящий из 87 металлических слитков длиной около 18,5 см и весом от 88 до 111 г. Спектральный анализ показал, что слитки представляют собой сплав меди и цинка – латунь. И скопление секировидных предметов, и клад латунных слитков свидетельствуют о торгово-ремесленном характере поселения Щербеть I (Старостин 1967, с. 27–28).
Близкую аналогию конструктивным особенностям именьковских длиннолезвийных топоров с прямым срезом в проушине мы находим в Черняховских материалах. Г. А. Вознесенская, исследуя кузнечные изделия Черняховской культуры из могильника Компанийцы, при описании топора из погребения 86 делает следующий вывод о технологии его изготовления: «Железная заготовка-полоса была науглерожена с одного конца. Заготовку согнули на оправке так, чтобы на лезвии выходила сталь, и сварили оба конца, сформировав таким образом проух. В проухе между полосами был вставлен клин» (Вознесенская 1972, с. 19, рис. 5, ан. 285; с. 43). Нам представляется, судя по приведенному рисунку, что конструктивные особенности этой поковки были несколько иными. Прежде всего отметим, что с технической точки зрения вварка клина в проушине не имела никакого смысла. Очевидно, здесь конструктивная схема была аналогична именьковской: клин представлял тело топора, к которому способом кузнечной сварки приваривалась дугообразная пластина, образовавшая обух и проушное отверстие. Выходившая в проушное отверстие плоскость клина и образовывала прямой срез, четко видимый на рисунке.
Следует подчеркнуть, что Черняховские и именьковские топоры совпадают не только по конструктивньш особенностям, но и по размерам.
На сегодняшний день мы можем констатировать, что в Среднем Поволжье, Нижнем и Среднем Прикамье появляются несколько групп пришлого населения со специфическим набором кузнечного инвентаря, который не всегда можно отождествить с определенной этнокультурной общностью. Несмотря на тесные контакты, установившиеся у финно-угорских племен с носителями иных культурных традиций, технологических заимствований мы не наблюдаем. Фиксируется лишь заимствование инокультурных предметов.
1.4 Железообрабатывающее производство у племен Предуралья(по материалам поломской, ломоватовской и древнемарийской культур)
Характер железообработки в третьей четверти I тыс. н. э. в Предуралье выявляется по материалам таких культур как поломская, ломоватовская, ванвиздинская, верхнеутчанская. Исследователями эти культуры рассматриваются как этническая подоснова современных пермских народов – коми и удмуртов. В V–VIII вв. происходит ускорение процесса экономического и социального развития народов, населявших рассматриваемый регион (Иванов А. Г. 1998, с. 26). В это время наблюдаются серьезные изменения в развитии хозяйства финно-угорских племен, что выразилось, в частности, в возрастании роли железных орудий труда, увеличении числа их категорий. Получают развитие специализированные поселки, население которых занимается добычей и обработкой металлов (Белавин 1987; Генинг 1980а).
Аналитические материалы, характеризующие кузнечное ремесло в третьей четверти I тыс. н. э., происходят из могильников: Варнинский и Поломский (поломско-чепецкая культура), Баяновский (ломоватовская культура), Шойнаяг (ванвиздинская культура); городищ: Варнинское I. (поломско-чепецкая культура), Верхнеутчанское и Благодатское I (верхнеутчанская культура); селищ: Варнинское IV, Поломское И, Тольенское I (поломско-чепецкая культура) (табл. 15; рис. 45). Результаты металлографических анализов в последние годы введены в научный оборот (Завьялов 1999; 2000–2005; Перевощиков 2001; 2002; Zavyalov 2003). Остановимся на основных результатах этих исследований.
Рис. 45. Археологические памятники Предуралья, кузнечные поковки из которых послужили предметом металлографического исследования.
Памятники поломского этапа:
1 – Варнинский могильник; 2 – Варнинское I городище; 3 – Варнинское IV селище; 4 —Тольенское I селище; 5 – Поломский II могильник; 6 – Поломский I могильник; 7 – Поломское II (Аммональный склад) селище.
Памятники чепецкого этапа:
8 – городище Иднакар; 9 – городище Дондыкар; 10 – Весь-якарское городище; 11 —могильник Чемшай; 12 —могильник Весь-якарский Бигершай; 13 – Кузьминский могильник.
Памятники верхнеутчанской и чумойтлинской культур:
14 – Верхне-Утчанское городище; 15 – Благодатское I городище; 16 – жертвенное место Чумойтло; 17 – городище Варали; 18 – Усть-Бельское селище; 19 – Дербешкинский могильник. Памятники ломоватовской культуры: 20 – Мокинский могильник; 21 – Баяновский могильник.
Памятники родановской культуры:
22 – Агафоновский 11 могильник; 23 – городище Шудьякар; 24 – городище Анюшкар; 25 – Русиновское 11 селище; 26 – Рождественское городище; 27 – Чашкинское II селище; 28 – Саломатовское I городище; 29 – селище Телячий Брод; 30 – могильник Телячий Брод.
Изучение категориального состава железных орудий свидетельствует, что в рассматриваемый период (V–VIII вв.) существенных изменений в наборе кузнечных поковок не происходит. В это время качественные изделия из железа и стали немногочисленны и представлены в погребальных комплексах главным образом ножами и кинжалами (Иванов А. Г. 1999; Пастушенко, Волков 1999). Основным технологическим приемом изготовления предметов из черного металла была ковка изделий из цельнометаллических заготовок. Сырьем служили железо и сырцовая сталь (см. рис. 46 в конце наст, раздела). Значительную группу (18 %) составляют предметы, откованные из цементированной стали или с использованием химико-термической обработки (табл. 16). Большинство этих предметов относится к категории предметов вооружения, и, несомненно, значительная часть их является импортами.
Таблица 15
Распределение исследованных категорий по памятникам
Таблица 16
Распределение технологических схем изготовления железных предметов по культурам
Следует обратить внимание на сравнительно редкое применение термообработки – эта операция зафиксирована менее чем у четверти исследованных изделий. Основным приемом термообработки была резкая закалка. Результаты археометаллографического исследования железных поковок из памятников Волго-Камья эпохи раннего средневековья, несмотря на некоторые различия, позволяют говорить о существовании в кузнечном ремесле пермских народов единого технико-технологического стереотипа – преобладание технологической группы I (см. рис. 47 в конце наст, раздела). В его основе – преимущественное использование в качестве сырья сырцовой стали, узкий категориальный состав изделий, изготовление цельнометаллических орудий как основная технологическая схема (см. рис. 48 в конце наст, раздела). Этот стереотип начал складываться в III в. до н. э. – II в. н. э. и сохранялся без существенных изменений до конца VIII в. н. э.
Поволжские финны
Западными соседями пермских народов были племена поволжских финнов. Древние марийцы, по существующему в литературе мнению, были известны еще готскому историку Иордану, который упоминает их под именем имнискаров.
Для древнемарийской культуры характерны биритуальность погребального обряда при определеннОм сочетании ингумации и кремации, особый набор украшений (головные уборы в виде венчиков и жгутов, накосники, браслетообразные височные кольца) (Никитина 2003, с. 63).
Предкам марийского народа, носителям т. н. древнемарийской археологической культуры, принадлежи г Младший Ахмыловский могильник, исследованный Г. А. Архиповым. Погребения некрополя датируются V–VII вв. В погребальном инвентаре этого могильника четко выделяются два комплекса вещей, характерных для памятников волго-окского и вятского бассейнов. Микроструктурные исследования предметов из Младшего Ахмыловского могильника (Завьялов 1992) позволяют считать, что преобладали изделия технологической группы I (56 %). Среди них существенную долю составляют предметы из сырцовой стали. Для металла характерна сильная засоренность шлаковыми включениями. Металлографически выделяется микропримесь фосфора в феррите. Сталь использовалась малоуглеродистая, с неравномерным распределением углерода. На трети образцов зафиксирована структура видманштетта, свидетельствующая о нарушении температурного режима при изготовлении предмета (Завьялов 1992).
Таблица 17
Распределение технологических схем изготовления железных предметов из Младшего Ахмыловского могильника по категориям изделий
Судя по материалам Младшего Ахмыловского могильника (табл. 17), сварка применялась для пакетирования заготовок. Из таких заготовок было отковано более трети исследованных топоров-кельтов. Сварные швы широкие, забиты шлаковыми включениями. Это означает, что освоение сварки находилось у древнемарийских кузнецов в начальной стадии.
Химико-термическая обработка (цементация) готовых изделий зафиксирована на шести предметах. С помощью цементации улучшены рабочие качества ножа, четырех топоров-кельтов и наконечника копья.
Термическая обработка зафиксирована всего на одном предмете (псалий). Применялась мягкая закалка (структура сорбита). Использование термообработки для псалия функционально не обосновано, и возникновение метастабильной структуры может быть объяснено случайностью (например, непреднамеренным попаданием предмета после ковки в закалочную среду).
Сравнение аналитических материалов из Младшего Ахмыловского могильника с синхронными материалами из пермских памятников позволяет говорить о близком технико-технологическом строе обеих групп населения (см. рис. 49 в конце наст, раздела). Различия в соотношении технологических групп незначительны. Среди древнемарийских материалов, как и в финно-угорском кузнечном ремесле предшествующего времени (III–V вв.), преобладают изделия технологической группы I (см. рис. 50 в конце наст, раздела). Анализ гистограммы распределения технологических схем, приведенной на рис. 48, демонстрирует близость кузнечных приемов, используемых пермскими и древнемарийскими мастерами. Значительную долю занимают предметы из сырцовой стали (46,7 %), доля железных изделий составляет 10 %. На долю такого приема, как пакетирование заготовок, приходится 16,7 %. Технологические приемы с применением технологической сварки не получили в рассматриваемый период сколько-нибудь заметного распространения. Железообработка как пермских племен, так и древних марийцев в V–VIII вв. демонстрирует единую линию развития.
Подводя итоги результатам технологического анализа изделий из черного металла с территории Волго-Камья в период с середины I тыс. до н. э. по третью четверть I тыс. н. э., можно констатировать, что сложение местной металлургии железа относится ко второй половине I тысячелетия до н. э. и связано с ананьинскими памятниками Среднего Прикамья. Именно здесь впервые фиксируются остатки металлургического производства и складываются основные черты финно-угорской железообработки. Полученные нами данные свидетельствуют, что на протяжении тысячелетнего периода не происходит принципиальных изменений в технологии железообрабатывающего производства финно-угорских народов Волго-Камья, что говорит о формировании устойчивого технико-технологического стереотипа.
Рис. 46. Железные изделия из памятников Предуралья V–VIII вв. Ан. 6817, могильник Шойнаяг, V–VI вв.: а – нож; б – технологическая схема изготовления (целиком из сырцовой стали); в – фотография микроструктуры, х150 (феррито-перлит). Ан. 6551, Баяновский могильник, VII–VIII вв.: а – нож; б – технологическая схема изготовления (целиком из железа); в – фотография микроструктуры, х100 (феррит). Ан. 5796, Верхнеутчанское городище, V–VIII вв.: а – нож; б – технологическая схема изготовления (целиком из железа); в – фотография микроструктуры, х100 (феррит).
Рис. 47. Соотношение технологических групп изготовления железных изделий из памятников Предуралья в V–VIII вв.
Рис. 48. Соотношение технологических схем изготовления железных изделий из памятников Предуралья в V–VIII вв.
Рис. 49. Соотношение технологических схем изготовления железных изделий из Младшего Ахмыловского могильника.
Рис. 50. Соотношение технологических групп изготовления железных изделий из Младшего Ахмыловского могильника.