У подъезда Яков виновато потупился – видимо, пожалел, что так резко разговаривал с Лёвой.
- Зачем ты меня предупредил? – спросил он.
Лёва ненавидел его за этот вопрос. И ещё больше ненавидел собственное осознание, что не будь Власовский геем, Лёва не стал бы его предупреждать. Не предупреждал ведь остальных – с кого они там рубли трясут каждый день. Даже не думал о них, а ведь тоже какие-то беззащитные мальчики и девочки, остающиеся без школьных завтраков. А тут… Всего лишь какой-то гомик, который сам же и нарывается.
«Да, такой же, как ты», - гаденько звучал внутренний голос в ответ на эти рассуждения.
Лёва понял, что слишком долго молчит. И поспешно брякнул первое, что пришло в голову:
- Просто так. Просто нечестно, когда трое на одного.
- А ты честный что ли? – усмехнулся Яков.
- Ну, я не люблю, когда так.
- А зачем тогда с ними таскаешься? – справедливо спросил Власовский. – У них ведь всегда «так».
Он опять поставил его в тупик своими вопросами. Зачем, да зачем… Не про Шеву же ему рассказывать.
- Чё ты заладил, Власовский, - раздражился Лёва. – Скажи: «Спасибо» и вали домой. Гомик.
Последнее он специально бросил, чтобы Яков как бы чего не подумал. Ведь если говоришь на других «гомик», то как будто бы сам не гомик от этого. Алиби.
Но Яков, похоже, всё-таки «чего-то» подумал. Потому что, смерив Лёву взглядом, он неожиданно сказал:
- Мне противны такие, как ты.
- Какие? – усмехнулся Лёва. – Которые тебе жизнь спасают?
- Нет, которые приспосабливаются ко всему, как крысы, - спокойно объяснил Яков. – Ты же это не всерьёз, про «жизнь спасают»? Не усматривай в себе того, чего нет.
Лёву так задели его слова, что он не сразу нашёлся, что ответить. Как обиженный ребёнок буркнул:
- Ну, значит, больше не буду тебе помогать.
Власовский только плечами пожал, направляясь к подъездной двери. Лёва, дёрнувшись с места, быстрым шагом пошёл прочь от этого дома. В голове со звенящей обидой прыгала единственная мысль: «Чёртов неблагодарный гомик».
Лёва пробирался к дому через заросли пришкольного сада. Там, у флигеля, его и перехватил Кама. Лёва не сразу заметил подвального предводителя – видимо, тот укрывался у внутренней стены полуразрушенного дома, – а когда вальяжно шагнул на улицу, первое, что захотелось сделать Лёве: бежать. Да, трусливо сигануть по диагонали через сад, выбежать к парку и мчать домой.
Он едва заметно дёрнулся в сторону, выдавая свой малодушный порыв. Кама не упустил из виду это движение и улыбнулся уголком рта.
- Тише, Котик, - миролюбиво сказал он.
Лёву не подкупило это миролюбие: он знал, как они любят усыплять бдительность мягким услужливым тоном, а потом бьют с размаху под дых. Он не мигая смотрел на Каму исподлобья, и в тот момент действительно напоминал кота: вставшего на дыбы, готового броситься или бежать в любой момент.
Кама выставил ладони вперед, как будто показывая, что он не вооружен.
- Я поговорить хочу, - улыбаясь, сообщил он.
- О чём?
- Дело есть.
- У меня нет с тобой дел.
Кама опять ухмыльнулся:
- Да? А мне казалось, что были.
- Тебе казалось. Никогда не было.
- Давай пройдём, – Кама кивнул на тяжелую дверь с амбарным замком – полуподвал. – Поговорим.
Лёва почти искренне рассмеялся:
- Серьёзно? Держишь меня за идиота?
- Я знаю, что ты думаешь, но никакой подставы.
Лёва справедливо заметил:
- Может, ты там всю свою шайку собрал с битами и монтировками, откуда мне знать?
- Их там нет. Они пошли пиздить твоего очкарика.
Прикинув в уме расстояние от Фрунзе до подвала, Лёва был вынужден признать, что, скорее всего, их действительно там нет. Он с сомнением посмотрел на Каму.
- Я могу сделать так, чтобы его больше не трогали, - неожиданно предложил тот. – Если мы с тобой договоримся.
- О чём договоримся?
- Я же сказал: давай пройдём, - он снова кивнул на подвал.
Лёва глянул на дверь за спиной Камы и помотал головой:
- Говори здесь. Никого же нет.
Кама, вздохнув, сделал несколько шагов к Лёве, сокращая расстояние между ними до одного метра. Лёва инстинктивно напряг мышцы, как для прыжка.
- У меня бабка умерла, - начал Кама и Лёва чуть не выдал: «Соболезную». Но тот быстро продолжил о другом: - Мне оставила однушку. Я хочу сделать там кухню.
Лёва растерялся от этого заявления: он что, зовёт делать ремонт в квартире?
Кама верно понял его замешательство. Пояснил:
- Я не про ту кухню. Не в том смысле.
- А в каком? – не понял Лёва.
Кама понизил голос:
- Я собираюсь бодяжить ханку.
Лёва отступил на шаг. Он не знал наверняка, что такое «ханка», но понимал, что ничего хорошего со словом «бодяжить» не сочетается.
- Не хочу заниматься этим один, - продолжал Кама. – С напарником оно как-то поспокойней будет, не считаешь?
Лёва переглотнул.
- Зачем ты меня об этом просишь?
Кама усмехнулся:
- А кого ещё? Этих бээфников?
Бээфниками презрительно называли тех, кто нюхал клей. И Лёву странно царапнула эта насмешка в тоне Камы: сам подсадил, а теперь нос воротит.
- Я никого не знаю умнее тебя, - сообщил Кама со сладкой улыбочкой, почти подлизываясь. – Как у тебя с химией в школе? Нормально?
Лёва помотал головой:
- Спасибо за предложение, но нет.
Кама перешел к аргументам:
- Это же не для себя, а на продажу. Бабки огромные. Будем делить пополам.
- Нет, я же сказал.
- Почему нет?
- Потому что это плохо, Кама! – воскликнул Лёва совсем по-детски. – Это наркотики, уголовщина и… И вообще!
Под «и вообще» он имел в виду: «Мой лучший друг, в которого я влюблен с детского сада, без которого я не представляю собственной жизни, уже второй год морально и физически разлагается от зависимости, а ты хочешь, чтобы я начал потворствовать деятельности, которая его убивает». Но Лёва конечно это только почувствовал – сформулировать не получилось даже в собственной голове. Слишком сильное признание, слишком страшные слова: «влюблен», «не представляю жизни»…
Кама, читая его, как открытую книгу, сочувственно спросил:
- Из-за Шевы?
Насупившись, Лёва буркнул:
- Причём здесь Шева?
Кама пожал плечами:
- Что бы там ни было, а он до тебя в любом случае не дотягивает.
- Что бы там ни было? – насторожился Лёва.
Кама, не переставая улыбаться, кивнул.
Лёва нахмурился:
- А что там может быть?
- Сам знаешь.
На Лёву нахлынул удушливый стыд: неужели так сильно заметно, какой он на самом деле? Но за стыдом пришла противная тревога: если Кама всё про него понял, что теперь будет?
Кама говорил негромко, мягко, даже доверительно, и смотрел на Лёву почти с мольбой в глазах, будто ему действительно так сильно нужна его помощь. И от этого Лёва начинал чувствовать к нему расположение: такой взрослый, опасный, независимый Кама не грозит, не шантажирует, не требует, а просит и подлизывается к нему, к Лёве. И ему даже всё равно, что он, Лёва, голубой, Кама всё равно с ним вежлив и обходителен.
И тут же Лёву кольнула догадка: вежливость и обходительность продлится не долго. Сейчас он ещё раз скажет «нет» и Кама начнёт свой шантаж: «А я тогда всем расскажу…».
Но кто ему поверит? Можно подумать, против Лёвы есть какой-то компромат. Да даже если все его мысли записать на кассету и прокрутить на радиостанции, едва ли из них можно будет вычленить хотя бы одно доказательство: так сильно он запрещает себе об этом думать.
- Нет, Кама, - твёрдо повторил Лев. – Я не буду тебе помогать.
Лёва ждал: «Вот сейчас, вот сейчас он скажет…».
Но Кама неожиданно легко согласился:
- Ладно.
Лёва удивленно вскинул взгляд: ладно? Ладно и всё?
- Я не хочу с тобой ссориться, ты умный парень, – продолжил Кама. – Так что… Заходи к нам. Как раньше.
И он протянул руку. Лёва посмотрел на его напряженную смуглую ладонь и сунул руки в карманы. Спросил со вздохом:
- Кама, ты беспринципный?
- Прости? – переспросил Кама, опуская руку.
Лёва в очередной раз подметил, какой Кама… интеллигентный. Почти как Власовский – было в них что-то неуловимо схожее. «Прости?» вместо «чё?», стройная приятная речь, хорошие манеры, светский тон – ну, будто бы командир белой армии, а не шайки туповатых малолеток. И от этого Лёва начинал подозревать, что Кама вообще не такой, каким пытается казаться. Скинхеды, нордическая раса, чистая кровь – всё это с самого начала, с его-то полуазиатской внешностью, отдавало бредом, а теперь и совсем посыпалось.
- Ты учишь, что чурок и пидоров надо гнобить, - пояснил Лёва. – Твоя шайка бегает с битами за Власовским с твоего молчаливого одобрения. При этом ты сам похож на «чурку», а мне руку протягиваешь и дружбу предлагаешь. Ты беспринципный?
Кама вытянул губы в снисходительной улыбочке:
- Лёва, ну, ты же сам понимаешь: их надо чем-то объединять. Должна быть сверхидея.
- Даже если она липовая?
- Сверхидея всегда липовая.
Лёва устало усмехнулся. Спросил:
- А зачем они тебе вообще? – имея в виду Шеву, Грифеля и остальных.
- Пассивный доход, - пояснил Кама, вытаскивая из кармана блок сигарет и зажигалку. – Я закурю, не возражаешь?.. – Лёва покачал головой, и Кама зажал сигарету во рту. Продолжил: – Они денюжки приносят. А мне ведь надо как-то объяснить деткам, почему бить людей и отбирать у них деньги – отличая идея.
- Потому что они старики, пидоры и чурки? – уточнил Лёва.
- Да, - легко согласился Кама, выдыхая дым. – А мы строим могучую русскую сверхдержаву без этого всего. О, опять «сверх», - Кама засмеялся. – Заметил, всё липовое имеет приставку «сверх»?
Лёва не разделил его радости: ничуть не изменился в лице.
- Им ведь на самом деле не очень нужны эти копейки, - объяснял Кама. – Вот этот, дружок твой… Юра, да? Он же из приличной семьи, родители преподы или кто там, они что, не могут дать ему денег? Да могут, конечно. Пацану просто нужна тусовка. Они все здесь ради тусовки. Ну, может, кроме Пакли…