- Как ты открыл дверь? – устало спросил он.
- Кама дал ключи, - ответил Шева. – Настоящий друг.
- А почему не закрыл?
- В смысле?
Лёва почувствовал, как снова начинает закипать. Дёрнув дверь на себя, он указал на внутреннюю сторону:
- Щеколда! С этой стороны есть щеколда! – он почти орал на Шеву. – Принято закрывать дверь на щеколду, когда трахаешься с кем-то!
- А, - почти издевательски улыбнулся Шева. – Не подумал. Все ж свои.
- Ты издеваешься, да?
- Почему ты так злишься? – хлопая глазами, спросил Шева.
- Ты знаешь, почему.
Шева пожал плечами:
- Ну что, мне теперь не трахаться ни с кем из-за того, что ты гомик?
Лёву разрывало от ярости: «Господи, ну какой тупой!» – думал он, шагая от двери к лестнице, от лестницы к двери, и так много раз, туда-сюда, лишь бы не сорваться окончательно, в слёзы, в крик, в удары – лишь бы не привлечь внимания остальных. Шева молча наблюдал за его метаниями, и уголки его рта приполнимались – чуть-чуть, как у Мона Лизы.
В очередной раз пройдясь взглядом по лицу Шевы, Лёва остановился, пораженный внезапной догадкой.
- Ты специально это сделал, - резко сказал он.
- Сделал что? – невинно спросил Шева.
Сначала Лёва хотел последовательно перечислить все его действия: попросил ключи, не закрыл дверь, кинул под ноги резинку… Но, набрав в грудь воздуха, тут же выдохся: у него не было сил всё это припоминать.
Он просто сказал:
- Сделал мне больно. Зачем?
- Я не хотел.
- Хотел.
- У тебя паранойя.
- Да что ты?
- Да, - и снова тонкие губы скривились в усмешку.
Лёве захотелось их разбить. И, чтобы не сделать этого, он взбежал вверх по лестнице, бросив мимоходом:
- Да пошёл ты.
Лёва и Шева [9-10]
Теперь он натыкался на них постоянно.
Шева приводил её в подвал, Шева сидел с ней допоздна у подъезда, Шева постоянно говорил о своей Кате. И не что-нибудь нормальное говорил, а обязательно глупое и примитивное: «Люблю мять её за сиськи» или «Вчера её родителей не было дома, и мы трахались восемь раз за ночь». Ляпнет что-нибудь в этом роде, а потом выжидательно смотрит на Лёву – как тот отреагирует?
Лёва хмыкал и отворачивался. Иногда едко шутил:
- Восемь раз за ночь – это по три минуты?
- По три часа! – огрызался Шева.
- Если восемь раз по три часа, то получится, что вы трахались двадцать четыре часа, а это не…
- Господи, заткнись! – раздраженно перебивал Шева. – Что ты придираешься?
Грифель, выслушав одну такую перепалку, загоготал:
- Может, Лёва хотел быть на её месте?
Шева скривил губы в ухмылке и многозначительно посмотрел на Лёву: мол, конечно хотел, и я это знаю. Но тот искренне рассмеялся: по мнению Лёвы, место у Кати было отнюдь незавидное.
- На её месте – это где? – уточнил он, отсмеявшись. – На грязном диване, который вы притащили с мусорки? Боже упаси.
- Мы ж не только там, - пробубнил Шева.
- И диван нормальный, - обиженно вставил Грифель, который как раз на нём возлежал.
Как бы то ни было, Катя провела между ними невидимую черту. Разделила их дружбу на «до» и «после». Раньше Лёва думал, что их дружбу разделили чувства, запретное влечение, неправильные мысли, но даже с их появлением они ещё умудрялись оставаться друзьями. Теперь же всё рушилось на глазах: Шева будто бы специально водил её мимо Лёвы, специально раздражал его этой Катей.
Лёва долго терпел, пока Шева не перешёл все границы. Не то чтобы он сделал что-то ужасное, уж точно не переплюнул свою выходку с подвалом и презервативом, но чаша, так сказать, переполнилась.
Он позвал Лёву на «Людей в черном» – второго июля фильм начинали крутить в кинотеатрах. Лёва ждал этого дня, как в детстве ждал подарков на Новый год – с трепетным замиранием в сердце и ещё, конечно, с большой-большой надеждой, что теперь всё будет как раньше. Может, ему ничего и не светит, может, они никогда не будут вместе так, как он хочет, но он был бы счастлив вернуть хотя бы их дружбу.
На подходе к кинотеатру настроение у Лёвы испортилось: Шева пришел не один. Он стоял, прислонившись к массивной колонне старого здания, а рядом с ним – Катя. Шевина рука лежала у неё на плече – не обнимала, а именно лежала, будто он облокотился на девчонку от усталости.
Лёва вдруг понял, что совсем не злится, что ему почему-то даже жалко её. Он как будто на секунду увидел Шеву таким, какой он есть: тощий, поношенный, с трясущимися пальцами. Землистый цвет лица. Мешки под глазами. Запах клея при первом же приближении. Лёва ощутил с Катей почти родственную близость, ему захотелось сказать ей: «Может, ну его нахер и сходим в кино вдвоём?».
У подножия колонны лежал Шевин рюкзак, из него торчала перемотанная белой изолентой рукоятка биты. Подойдя к ребятам, Лёва кивнул на рюкзак:
- Зачем бита?
- Да так, стрелка одна, - отмахнулся Шева.
- Где? Какая?
- Тут рядом. Есть один любитель прогуливаться мимо кинотеатра.
С нагленькой ухмылкой Шева поднял рюкзак с земли и перекинул через плечо. Они с Катей направились к входу, а Лёва от растерянности не сразу и сообразил, что делать. Нагнав их, запоздало проговорил:
- Кама же запретил его трогать.
- А какое нам дело до Камы?
- Он ваш… начальник, капитан и всё такое.
Шева усмехнулся:
- Это у тебя там… начальники, капитаны и всё такое. А мы чё хотим, то и делаем.
У Лёвы скулы свело от злости, но он не стал ничего отвечать. Подумал: пусть Власовский сам себя спасает. Нарывается же он сам.
В тёмном зале кинотеатра ещё до начала сеанса пахло газировкой и жженым попкорном. Ребята заняли места в третьем ряду: Лёва, потом Шева, потом Катя. Но едва погас свет, Шева переманил Катю в своё кресло: садись, мол, на коленки.
Лёва смотрел на большой экран и изо всех сил старался ничего не замечать: ни мокрых поцелуев, ни чавкающих звуков, ни Шевиной руки, стремящейся пробраться под Катину футболку. Но чем больше уговаривал себя не смотреть, тем лучше всё видел: боковое зрение, чтоб его. Хоть шторки на глаза вешай.
Лёва решил, что все против него. Весь мир. И Катя, на секунду вызвавшая в нём сочувствие, перестала казаться такой уж несчастной. Сидит на коленях и охотно подставляется. «Шлюха», - думал про неё Лёва.
Он сглотнул вязкую, горькую слюну, и понял, что нужно делать. В нём просыпалась грубая и тупая сила: она наливалась в мускулах, расправляла плечи, сжимала кулаки. Когда на экране пустили титры, Лёва зашарил рукой под сидением (Шева запнул под кресло свой рюкзак) и, нащупав рукоятку биты, вытянул снаряд из рюкзака.
- Э, ты чё! – Шева подскочил, скидывая Катю с колен. – У меня стрелка прям щас!
- Конфискую, - ответил Лёва и, не дожидаясь реакции Шевы, пошёл вдоль рядов к выходу.
Шева нагнал его и потом бежал рядом, подпрыгивая и пытаясь ухватиться за биту, но Лёва поднял её высоко над головой, и у Шевы не хватало ни сил, ни роста для этого состязания. Так они и вышли на Московский проспект, привлекая внимание прохожих, пока не завернули на Фрунзе. Там, за пятнадцатым домом, располагалась вереница гаражей – как раз напротив школьной спортивной площадки. Возле ржавой гаражной двери с номером пятнадцать расположились Вальтер и Грифель – у одного бита, у второго кусок железной трубы. Лёву замутило, когда он увидел их оружие, но виду, что испугался, не подал.
Грифель присвистнул:
- Какими судьбами?
Это, видимо, про Лёву был вопрос.
- Я с вами, - ответил тот, останавливаясь рядом.
Шева перестал скакать кругами, но с подозрением покосился на Лёву.
- Биту отдай, - потребовал он.
- Ты слабенький, не умеешь с такими вещами обращаться.
- А ты умеешь? – огрызнулся он. – В жизни её в руках не держал.
- Вот и посмотрим.
Труба в руках Грифеля не давала Лёве покоя. Не сводя с неё взгляда, он спросил:
- А вы откуда знаете, что он тут пойдет?
- Я всё выяснил, - деловито объяснил Грифель. – Власовский ботает, у него допы в школе по биологии, он же этот… ну этот…
- Который на олимпиадах, - подсказал Вальтер.
- Ага, точно. Он вот уже щас… - Грифель посмотрел на наручные часы. – Он до трёх там, а уже… Вальтер, если стрелка здесь, это сколько?
Вальтер любезно глянул на запястье Грифеля.
- Без двух минут.
- Уже без двух минут.
- Ясно, - выдохнул Лёва. – А чё у тебя за труба? Где взял?
Грифелю было приятно, что кто-то заметил его самопальное оружие. Проведя пальцем по облупившейся краске, он с нежностью ответил:
- Во дворе надыбал.
- Можно посмотреть?
Грифель любезно протянул Лёве трубу. Он обхватил металлический стержень и руку потянуло к земле. «Блин, тяжелая». Лёва оглядел окрестности: впереди дом, вроде окон много, но заросли перекрывают обзор. Может, если кто с верхних этажей сунется на балкон, их и заметят, но стоит ли на это надеяться?
- Вон идёт, - Вальтер отлепился от железной двери, поднял свою биту в руках.
- Лёва, давай, - это Грифель затребовал трубу обратно.
- Ага, щас… - произнёс Лёва.
Нужно было рассчитать силу, а времени не было. Лёва примерился одной рукой для броска, покачал трубу в руке. Нет, наверное, одной рукой он не сможет.
Он осторожно прислонил биту к стене и взялся за трубу двумя руками. Сердце колотилось нестерпимо, как перед отцовскими наказаниями. Грифель, почувствовав неладное, качнулся к нему:
- Да чё ты делаешь?
- Хочешь поменяемся? – спросил Лёва, чтобы потянуть время и сбить парней с толку.
- Не, я её сам нашёл, это моя малышка…
Пока Грифель это произносил, Лёва со всей силы кинул трубу вверх и назад. «Господи, хоть бы никого не убило», - запоздало подумал он. Пока пацаны ошалело смотрели, как труба, переворачиваясь в воздухе, летит за гаражи, Лёва снова вцепился в Шевину биту. Труба с глухим стуком упала на траву – теперь между Грифелем и его «малышкой» была целая вереница гаражей.
- Ты чё сделал?! – возмутилс