я Грифель.
- Выронил, - буркнул Лёва.
- Нихера се! Как мне теперь драться?!
- Ну, сходи подними.
Услышав приближающиеся шаги, Лёва безошибочно угадал по ним Власовского – стучали по асфальту начищенные школьные туфли. Лёва выскочил из-за кустов и не на шутку перепугал Якова: тот отшатнулся, выронив из рук учебник по биологии. От досады у Лёвы заныло в груди: опять Власовский ерунды про него надумает.
- Беги, - негромко сказал Лёва, перехватив биту в руках. Поймал себя на мысли, что всё ещё не выглядит, как спаситель. Поднял с земли учебник и сунул Власовскому в руки. – Беги, они ждут тебя.
«Они» выбежали из-за кустов следом за Лёвой. Он развернулся: к ним – лицом, к Якову – спиной.
- Ну всё, - как-то безнадежно выдохнул Грифель.
И Лёва подумал: «Ну всё». От страха у него тряслись руки и бита в пальцах ходила ходуном. Это, конечно, было всем заметно.
- Что, страшно? – усмехнулся Шева. – Вот она – реальная житуха. Не то что в твоих книж…
Он недоговорил. Лёва ударил его битой по лицу – совсем слабенько, в полсилы, как ему казалось, но этого хватило, чтобы из носа Шева брызнул фонтан крови. Лёва растерялся на секунду. Даже хотел бросить биту и метнуться к нему – спасать. Но, вспомнив всё, что Шева сделал за последнее время, он только сжал биту посильнее и с вызовом спросил: - Кто-нибудь ещё хочет что-то сказать?
Вальтер посмотрел на Шеву, пытающегося остановить кровь подолом футболки, затем оглянулся на Грифеля и, подхватив свою биту, кивнул:
- Что ж, погнали.
Лёва выставил биту перед собой, как блок, и ещё раз кинул через плечо Власовскому:
- Беги!
- А что мне бежать? – спокойно спросил Яков и куда-то исчез – Лёва не проследил, куда, но из бокового поля зрения Власовский пропал.
Не меньше минуты Лёва держал оборону собственной физической целостности, наперед угадывая удары Вальтера и отражая их своей битой. Выглядело так, будто они дерутся на шпагах, и Грифель даже заскучал:
- Блин, это чё за фехтование?
Ясно было, что Вальтер тоже боится ударить, боится не рассчитать силу, и будто бы даже поддаётся. Глупо получалось: драка, в которой никто никого не хочет бить, но она всё равно происходит.
Это продолжалось до тех пор, пока не раздался громогласный вопль:
- А ну разошлись, хулиганы! Я сейчас полицию вызову!
И Лёва, и Вальтер синхронно опустили биты и оглянулись на звук. Миленькая картина: пожилая женщина в цветастом платочке и Яков, мнущийся рядом. Видимо, позвал на помощь.
- Тётенька, мы ничего такого… - залепетал Вальтер, но та и слушать не хотела.
- Ага, знаю я ваше «ничего такого»! Совсем уже ни стыда, ни совести! Разошлись быстро!
Делать было нечего: пришлось расходиться – бабка в платке не сводила с них взгляда. Яков, тревожно глянув на Лёву, отошёл от своей защитницы и направился к нему. Грифель в долгу не остался: пройдя мимо Якова, он с силой толкнул его в спину – так, что тот полетел лицом в асфальт.
- А ну не трогать хорошего мальчика! – снова заголосила тётка, но что уже – было поздно, уже потрогали.
Очки Якова отлетели в сторону и Вальтер, идя следом за Грифелем, наступил на них – как будто бы случайно. Стёкла, конечно, хрустнули.
- Придурки, я ничего без них не вижу! – жалобно сказал Яков и беспомощно зашарил рукой по асфальту.
Лёва, пихнув биту Шеве (тот вроде ничего, при появлении тётки сразу оклемался и поспешил смыться), подошёл к Якову. Нашёл очки и вернул их ему на нос, помог подняться на ноги. Яков разодрал ладони и рассёк бровь – по лицу устрашающе ползла полоска крови. Правая линза на очках пошла мелкими трещинами, но вторая осталась целой. Из-за этого Яков стоял, зажмурив правый глаз, и смотрел на Лёву только левым.
- Тебе помочь дойти до дома?
Яков покачал головой: не надо, мол.
- Ты ж не видишь нормально. И у тебя кровь.
- Да ладно… - Яков растерянно оглядел грязные поцарапанные ладони.
- Есть у бабушки спирт или типа того?
- Если честно, не знаю.
Недолго думая, Лёва предложил:
- Пошли ко мне.
- К тебе? – удивился Власовский.
- Ну, не совсем ко мне. В подвал.
Он удивился ещё больше:
- Чего? В какой подвал?
- Ну, у нас есть подвал. Только наш.
- У вашей шайки что ли?
Лёве не понравилось, что он приобщил его к «шайке», но кивнул.
- Предлагаешь мне пойти в подвал к вашей шайке? – усмехнулся Яков.
- Их там не будет. Ключи есть только у меня.
Это было, конечно, не совсем правдой, но Кама в тот день был за городом – помогал бабуле по хозяйству в деревне. Лёва это хорошо запомнил, потому что удивился тогда: у такого, как Кама, есть бабуля. И он ей помогает. Звучит слишком нормально!
- И зачем? – резонно спросил Яков.
Потупившись, Лёва ответил:
- Просто… я подумал… мы могли бы общаться.
- Мы могли бы общаться?
- Ну да… Ты умный, я умный…
- Ты умный? – Власовский, будто издеваясь, повторял все его последние фразы.
Лёва раздражился:
- Блин, не хочешь, не иди! Я не собираюсь в друзья напрашиваться.
Он развернулся, чтобы уйти, но делал это, как взрослые с маленьким ребёнком: мол, ты оставайся, а я – домой. И Яков повёл себя, как ребёнок – засеменил следом.
- Ладно, пойдём, раз приглашаешь.
Лёва опасался, что вся банда недоскинхедов может подтянуться к флигелю и поджидать его там, поэтому торопил Власовского. Тот спотыкался на ровном месте, хотя и глядел под ноги зажмуренным глазом, Лёва шипел на него: «Сними ты их уже», имея в виду очки, а Яков шипел в ответ: «Без них я вообще не дойду».
У флигеля не оказалось никого, Лёва дрожащими пальцами вставил ключ в амбарный замок и открыл дверь. Пропустил Якова вперед, сам зашёл следом и закрыл дверь на щеколду.
Власовский оглядывался, как будто попал в настоящую квартиру, и даже вежливо покивал:
- Миленько тут у вас.
Миленько, конечно. Бетонные стены с плакатами полуголых девушек, музыкальных групп и персонажей мультиков, да хаотично расставленная поломанная мебель. Даже света нет. Летом хватало дневного освещения из окон (это всё-таки был не совсем подвал, а цокольный этаж), а вечером пользовались двумя большими походными фонарями.
Лёва чувствовал себя так, как будто принимает важного гостя на своей территории, и, суетясь, он сказал Якову:
- Вот, кресло, - он указал на кресло-качалку Камы. Кроме него, никто не имел права им пользоваться. – Садись.
Яков сел и тут же качнулся назад. Рядом с креслом стояла тумбочка – тоже собственность Камы. Лёва полез в неё, вытащил коньяк, в глаза бросилась упаковка с презервативами, лежащая возле магнитофона. Он закрыл обратно отходящую от петель дверцу и бросился на поиски ваты.
- Где-то была, - говорил он, шаря рукой на полке с клеем. – Не может не быть, потому что Пакля колется.
- Хорошие у тебя друзья, - хмыкнул Яков.
- Нашёл!
Смочив ватку коньяком, Лёва приблизился к пострадавшему.
- Я помогу.
Власовский не возражал. Лёва прижал ватку к рассеченной брови и Яков поморщился.
- Больно?
- Терпимо.
Лёва провёл ваткой ниже, по дорожке крови – от глаза до подбородка. Местами кровь запеклась и приходилось прикладывать усилия, чтобы её оттереть.
Лев приблизился почти вплотную к креслу: сначала поставил левую ногу между ног Якова, затем упёрся коленом в сидение. Кресло качнулось под его весом.
- Что ты делаешь? – уточнил Власовский.
- Помогаю, - охрипшим голосом ответил Лёва.
- Так… близко.
- Тебе не нравится? – уточнил Лёва, откладывая ватку. – Мне отойти?
- Не отходи.
Лёва аккуратно снял очки с Якова и положил их на тумбочку, снова склонился над парнем (кресло качнулось назад). Власовский следил за каждым движением, как тревожный пациент за руками стоматолога: Лёва водил пальцами по щеке Якова, и тот смотрел вбок, а когда рука шла ниже, к губам, взгляд тоже опускался вниз.
Лёва одернул руку.
- Ты что, боишься меня?
Власовский растерялся:
- Нет, просто… Странная ситуация.
- Я могу прекратить.
- Нет, продолжай, пожалуйста.
Лёве польстили нотки мольбы в его тоне и он, не сдержав улыбку, спросил:
- Что ты хочешь, чтобы я сделал?
- Всё, - выдохнул Яков.
- Всё?
- Поцелуй меня.
«Я уж думал, не попросишь», - с облегчением подумал Лёва, перехватывая губы Якова своими.
Не так он себе это всё, конечно, представлял. Уж точно не с Власовским. Но из всего, что происходило за последнее время в его жизни, этот момент вдруг показался самым нормальным, самым правильным.
И он позволил ему случиться.
От каждого прикосновения Льва Яков вжимался в кресло и судорожно хватался за подлокотники. Чем ниже опускалась рука – тем сильнее Власовский дёргался, как от лёгкого удара током. Когда пальцы Лёвы, спускаясь по животу, упёрлись в ремень брюк, Якова закоротило: он, выдохнув, резко отпрянул назад – с такой силой, что кресло, качнувшись, чуть не перевернулось. Лёва, надавив коленом на сиденье, качнул его обратно. Уточнил, убирая руки от Якова: - Не хочешь?
- Хочу.
Яков взял Лёву за руку и вернул её обратно – на ремень. Лев, отогнув застёжку, потянул язычок ширинки вниз, и тогда, в самый неподходящий для этого момент, в дверь начали стучать.
После трёх коротких стуков раздался ноюще-требовательный голос Шевы:
- Лёва, открой!
Шепотом ругнувшись, Лёва попросил Якова:
- Не обращай внимания.
- Довольно сложно, - заметил тот.
Шева затарабанил в дверь с новой силой и опять закричал:
- Я знаю, что ты там! Замок-то открыт!
Атмосфера трепетной интимности была разрушена. Лёва остановился, убрал руку от ширинки, и Яков разочарованно вздохнул.
- Надо, наверное, заканчивать, - произнёс Власовский.
Лёву раздражило это предложение: заканчивать, когда ещё ничего не начали? Ему вспомнился голый торс Шевы, Катин лифчик, мокрый презерватив, показушно брошенный рядом с ним на ступеньках – сам-то Шева успел сделать всё, что хотел, а Лёве теперь что, обломаться из-за него?