действительно верят, что все вещи являются людьми и, следовательно, имеют индивидуальность, даже если могут обрести обличье скалы, тапира или Солнца. Некоторые сибирские охотники, как упоминалось в главе 1, считают, что охота срабатывает из-за сексуального влечения между охотником и добычей, которое заставляет добычу предлагать себя охотнику. Представители народа оджибве в Северной Америке делают лингвистическое различие между одушевленными и неодушевленными существительными, и для них камни попадают в категорию одушевленных. Камни способны двигаться самостоятельно и следовать какой-либо форме намерений скалы.
Анимизм приносит пользу тем, что указывает на множество культур, распространявших далеко и широко идею человеческого бытия. Анимизм, как и любой другой термин, нуждается в немедленной квалификации и конкретизации. Сказать, что группа является анимистической – значит, предложить лишь начало описания, а не его исчерпывающую характеристику. На следующих страницах мы встретим множество людей, которых можно назвать анимистами: от охотников ледникового периода до людей, живущих в тропических лесах Амазонки, или язычников на Западе, все они своеобразно выступают против механической Вселенной. Все они анимисты, и каждая из групп является анимистами по-своему.
Одним из важнейших отношений в степи были отношения между людьми и лошадьми. Человеческая история тесно переплетена с историей лошади, которая сама по себе непростая. Лошадь впервые одомашнили около 3500 года до н. э. в ботайской культуре на севере Казахстана и на юге России. Лошади стали важны для верховой езды, тяги, пищи и ритуалов. Эти факторы важности сохраняются за лошадьми и сегодня в таких местах, как Казахстан и Монголия. Когда неолитические культуры уступили место культурам, работающим с металлом, лошадь распространилась на запад и восток. Это же произошло с бронзой, пшеницей и ячменем, пришедшим с запада, а также с просом, одомашненным в Китае, пришедшим с востока. На востоке наблюдался переменный приток лошадей. Анализ костей из археологических памятников показывает, что к 3500 году до н. э. лошади достигли Восточного Казахстана, а через тысячу лет оказались в Южной Сибири, в Минусинской котловине и на Алтае. Возможно, эти животные дошли до Монголии около 1400 года до н. э. Некоторые группы, по всей видимости, имели довольно большое количество лошадей. В других местах и областях гораздо чаще встречаются кости овец, коз и коров. Такая переменчивость численности животных является частью обширной мозаики культурных форм, которые обнаружены в Казахстане, Южной Сибири и Монголии, а также характеризуются различными типами наскальных рисунков, жилищ, керамики и развивающейся металлической культуры.
В так называемой синташтинской культуре на восточном склоне Урала была изобретена колесница – быстрый и легкий двухколесный транспорт, который резко отличался от больших и громоздких повозок неолита, в которые запрягали скот. Колесница быстро распространилась от места своего происхождения на Урале, достигнув городских групп в Месопотамии, Египте и Средиземноморье через несколько сотен лет, а затем нашла путь в Китай, где колесницы производились в большом количестве и изящно покрывались лаком. Еще на Урале, в синташтинской фазе, наблюдаются драматические захоронения колесниц, часто сопровождавшиеся большим количеством лошадей, что указывает как на ритуальную важность лошадей, так и на то, что их разводили в большом количестве, чтобы часто приносить в жертву. Люди играли важную роль в переговорах, которые затрагивали решающие вопросы жизни и смерти.
Таблица 5.2
Краткая история магии в степи
Материалы и животные, скорее всего, не были отделены от людей так, как мы могли бы себе представить. Искусство – важный показатель взаимоотношений. Так называемое «животное искусство» также имеет глубокие корни. Оно включает в себя изображения целого ряда хищных животных и восходит к раннему бронзовому веку майкопской культуры на Северном Кавказе, около 3600 года до н. э. Именно там крайне богато обставленные могилы могли вмещать колесованную керамику, ляпис-лазурь из Афганистана, бирюзу из Таджикистана, сердолик из Индии, небольшие золотые и серебряные статуэтки быков, которые использовались для поддержания погребального навеса, а также серебряные сосуды с выгравированными на поверхности онаграми (азиатскими дикими ослами), козерогами, хищниками и деревьями. Изображенные животные фигурировали и в более позднем искусстве, указывая на их важные и долгосрочные отношения с людьми. Некоторые из свирепых животных напоминают нам о Гёбекли-Тепе: здесь, конечно, нет никакой исторической связи, но, быть может, сказывается постоянное увлечение властью и опасностью.
Яркая форма искусства встречается в окуневской культуре между 2500 и 2000 годами до н. э. в Минусинской котловине и в соседних районах Южной Сибири, связанных с Байкальским регионом. Археологические находки окуневского периода показывают совмещение охоты и рыболовства с выпасом крупного рогатого скота, овец и коз (но лошадей было не так много). На стоянках также производились украшенная керамика и мелкие изделия из меди и бронзы в виде листовидных ножей и рыболовных крючков. Окуневские группы хоронили умерших в маленьких прямоугольных выложенных камнем гробах, окруженных невысокими каменными сооружениями. Искусство окуневской культуры оставлено выгравированным на скалах, на внутренней стороне могильных плит. Изображения также были окрашены в красный и черный цвета. Кроме того, они размещались на стоячих камнях, обозначающих степь, предположительно в важных местах для этих полукочевых групп. Безусловно, наиболее поразительные аспекты их жизни – резные стоячие камни, которые сегодня можно увидеть в музеях Минусинска и Абакана. В музеях камни выглядят как пленники, которых вывезли из широкой степи и изолировали.
Рисунок 5.3. Стоячий камень, который можно отнести к окуневской культуре, извлеченный из поселения Анхаков в Хакасии. На этом камне изображена человекоподобная фигура, голова которой окружена лучами. Тело украшают змееподобные усики и круговые мотивы. Второе, меньшее лицо (также характерное для окуневской культуры) добавлено рядом с левым плечом фигуры.
Центральным элементом этих изображений всегда является человеческое лицо или тело, смешанное с множеством других мотивов – например, это лучи, которые, скорее всего, указывают на связь между человеческой головой и Солнцем (рис. 5.3). Кроме того, там встречаются отображения других видов животных и, возможно, растений, змей и иногда разных страшных хищников. В этом камне человек (вероятно, беременная женщина) и хищник существуют в безупречной двусмысленности, поэтому то, что может выглядеть как человеческие соски спереди, становится глазами хищника сбоку. Такое слияние видов, как мы увидим, предвосхищает более поздние формы искусства, например, скифского. Мы, конечно, не можем знать, что представляют собой эти предметы, но они взаимодействуют с качествами животных, людей и, возможно, небесных тел вроде Солнца и Луны (рис. 5.4). Фигуративные и одушевленные элементы резьбы могут показаться нам контрастирующими с твердой пассивностью камня, из которого они вырезаны. Впрочем, это было не всегда так для людей, которые вырезали и рассматривали их. Камень мог быть одушевленным и подвижным, его постоянство характеризовало степь, но также не исключено, что у него были собственные намерения и действия. Такие камни могли являться не пассивными изображениями божеств и людей, а скорее их воплощениями, могущественными и опасными сами по себе. Существуют также указания на то, что со временем в это искусство добавлялось больше мотивов. Это подразумевало регулярный возврат людей к камню для совершения подношений, проведения церемоний и оказания дополнительных знаков внимания. Для кочевых людей такие духовные камни были решающей маркировкой на протяжении огромных открытых ландшафтов.
Второй этап – создание обширных связей
Трудно представить, что мы могли бы поставить себя на место групп позднего бронзового века, живущих в степи. Лето и зима представляли собой два разных мира. Теплые месяцы вполне можно было провести в седле, бродя по огромным пастбищам, преследовать овец и коз, иногда встречать другие человеческие группы и останавливаться у стоячих камней и памятников – элементов священного ландшафта со своими опасностями и возможностями. Обильные снегопады и суровые зимние холода, вероятно, ограничивали передвижение, и люди жили почти оседло в относительно защищенных лагерях. Составить карту и ориентироваться в степи было непросто не только с точки зрения пространства, как мы его воспринимаем сегодня, но и с точки зрения необходимости воспринимать одушевленные, населенные духами пространства, которая, вероятно, существовала в бронзовом веке. Люди начинают по-новому маркировать пространство. Наиболее очевидными его признаками служат новые монументальные комплексы для связи с умершими, а также для изучение отношений между людьми и лошадьми. Подвижность новой эпохи означала, что группы чаще соединяются и это приводит к возникновению потоков идей, артефактов, людей и животных. Союзы и сражения создавали ландшафт взаимной зависимости и опасности, в котором мертвые и живые, казалось, смешивались.
Рисунок 5.4. Один из наиболее сложных резных камней окуневского периода, обнаруженный в озере Белое, Хакасия. Центральная человеческая фигура увенчана сложным головным убором, который включает более абстрактные человеческие лица. Живот превращается в голову хищника, который, кажется, поглощает нижнюю половину камня. Концентрический круговой мотив на боку фигуры с четырьмя выступами является общей чертой всего окуневского искусства и находит отражение в планировке современных гробниц. Камень также покрыт множеством округлых углублений или чашеобразных следов. Они были сделаны уже после завершения оригинальной резьбы и являются частью долгой истории человеческих посещений и повторного использования.