бстрактными, составленными из бараньих голов или птиц. Еще один ряд изображений на лошадях обнаружили на заседельных мешках, сделанных из кожи, дерева и шерсти, с кожаными аппликациями, которые изображают хищников, поедающих оленей, грифонов или других сложных существ. На заседельном мешке из первого пазырыкского кургана изображена рыба с бараньей головой во рту. Таким образом, изображению были добавлены разнообразие и усложнение.
Исследуя могилы скифов, можно заметить буйство взаимоотношений в их культуре. Могущественная личность действовала не только в человеческом мире, но и вела чисто экономические отношения с другими видами, в рамках этих отношений другие виды оценивались только как пища, питье или ценный товар при обмене. Человеческая сила являлась частью более широких космологических сил, которые воспринимались разнесенными по всей Вселенной: в камнях, грязи и дерне курганов, в тесных связях с лошадьми, а также в различных областях неба, земли и подземного мира. Все виды предметов, вероятно, были одушевленными в этом мире и даже рассматривались как различные формы людей. Эти воззрения мы находим в анимистических верованиях более поздних периодов. Совместное использование энергии, духа и мускульной силы подразумевало взаимное уважение между видами, признание родства и бесконечные маневры в поиске своего положения в сложном мире. Могильные предметы Аржаана‐2 и пазырыкских могил буквально очаровывают нас, затмевают чувства. Золотые булавки, грудные кости, инкрустации кинжалов (рис. 5.12) и животные из более древнего магического мира сохранились до наших дней. Они противостоят нынешним здравым представлениям о том, из чего состоит мир и каким образом вещи связаны между собой. Скифский мир был долговечен, широко распространен по территории и имел отголоски в искусстве и верованиях более поздних периодов.
Магические предметы встречаются в незначительных вариациях по всей степи. До сих пор мы рассматривали их самое восточное и самое раннее выражение. Распространение курганов по степи имеет ошеломляющие масштабы – через Казахстан (сам по себе огромный) и южные районы Сибири до Урала, а затем и до Причерноморья. Сложные курганы, составленные из множества тщательно подобранных местных материалов, можно проследить через степь на запад. Они содержат человеческие тела, чьи вещи, с которыми их хоронили, перекликаются с золотом Аржаана. Хотя различия есть, общее сходство как курганов, так и артефактов между 800 и 200 годами до н. э. является поразительным доказательством очень дальних связей. Впервые после 800 года до н. э. по всей степи создается новая группа связей, которые соединяют огромную территорию обитания различных групп, разделяющих общую магическую идеологию и комплекты поразительных артефактов.
Примерно такой же комплект артефактов был похоронен в деревне Филипповка на Урале ориентировочно после 300 года до н. э. – это железный кинжал с золотой рукоятью, который особенно напоминает тот, что находится в Аржаане‐2. Большие курганы, такие как Келермес на Северном Кавказе, содержали много лошадей. Далее к западу, на северном берегу Черного моря, расположен ряд курганов, многие из которых раскопали в XIX веке. Там были некоторые из самых впечатляющих «скифских артефактов». Золотые бляхи, чехлы для ножен и золотые кубки демонстрируют греческое влияние, и это неудивительно, учитывая, что греческие колонии были основаны примерно в 800 году до н. э. именно в этой области. И дальше, на Востоке, такие впечатляющие находки, как амударьинский клад, демонстрируют влияние ахеменидского (персидского) мира. Далее на запад, ближе к Европе, как мы увидим в следующей главе, также встречались отчетливые отголоски этих степных традиций.
Курганы создавались как места со своими духовными ценностями и местной историей, однако сильное сходство курганов и самых разных вещей в них указывает на гораздо более широкую связь, основой которой были общая космология и магические практики. Магия степи основывалась на анимистических верованиях, где подчеркивались тесные связи между животными, народами и материальными вещами, а не их различия и особенности. Такой подход противоположен линнеевской иерархии, в которой вещи разделены. Местные разновидности погребений и то, что мы знаем о поселениях (их было не так много), указывают, что эти объекты не созданы одним народом. В исторических источниках, таких как труды греческого писателя Геродота, а также персидские и китайские рассказы, мы не находим никаких указаний на то, что степные народы имели какое-то одно имя или чувство единства. Вместо этого мы рассматриваем ряд взаимосвязанных групп, в которых люди, вещи и практики часто перемещаются с востока на запад, но также и с юга на север. В отношениях человека с другими видами существ, которые никогда не были зафиксированы или до конца неизвестны, присутствовали и разнообразие, и эксперименты. Общий подход к практикам и верованиям, который они развили, прослеживается в конце последнего тысячелетия до н. э. в вариантах форм искусства, часто известных как кельтские, а также на западе Ирландии.
Рисунок 5.12. Железный кинжал, инкрустированный золотом с животными и абстрактными узорами на клинке, сверху и снизу его навершия изображены животные – это артефакт из Аржаана‐2.
Четвертый этап – более поздние государства и империи
Магические превращения скифов приняли новую форму. После скифского периода мы видим первый пример конных кочевников, которые еще и вторгались как относительно единая группа – хунну. На самом деле хунну, вероятно, были конфедерацией, созданной около 200 года до н. э. в результате сопротивления растущей мощи китайской империи Хань. Конфедерация просуществовала примерно до 100 года н. э. Хунну демонстрировали преемственность в художественных стилях у скифов и поэтому могли иметь сходные верования. Их распространение с территории Северного Китая и Монголии дальше на север вытеснило другие группы: например, кетов, которые существуют и по сей день. Они могли быть перемещены в район среднего Енисея в результате набегов хунну. С тех пор Монголия работала как насос, где группы возникали и объединялись, затем разными путями перемещались на запад, а также добывали дань у Китая или торговали лошадьми за китайскую еду и предметы роскоши. Тюрки, чьи истоки возникли в Сибири прежде, чем они двинулись на запад, сменили в Центральной Азии уйгуров около 740 года н. э. Уйгуры, в свою очередь, объединили старые анимистические верования сначала с обращением в буддизм, а затем, в XIV веке, в ислам.
После того уйгуры были ассимилированы самой известной и успешной из всех кочевых групп – монголами. Монголы объединились под властью Чингисхана в 1206 году и создали самую большую в истории сухопутную империю, достигли даже ворот Будапешта на самом западном краю степи и завоевали Китай. Монголы смешали множество верований с некоторым представлением о трансцендентном божестве (Тенгри), которое было частично персонифицированным богом, но также и воплощением космического порядка. Существовало множество меньших богов (возможно, девяносто девять) в дополнение к ряду местных духов и личных ангелов‐хранителей. Огненное божество может продемонстрировать влияние персидского зороастризма. Для монголов земля и вещи на ней были живыми и обладали силой, поэтому требовалось развивать отношения с ними. Наследство шло от самых разных традиций, в том числе и степных, восходящих если не к бронзовому веку, то к скифской культуре.
Группы, которые мы сейчас рассматриваем как коренные народы степных, лесных и тундровых пастбищ, последние два тысячелетия были свидетелями вторжений самых разных государств, захватывающих земли, добывающих ресурсы и преследующих собственные цели, часто путем завоевания и порабощения. Эти крупные конные государства зарождались на востоке и распространялись на запад, а иногда и на юг, в Китай. Единственным движением в противоположную сторону было окончательное вторжение русских, которые пришли с запада и, хотя ездили верхом, намеревались заселить и возделать землю. В отличие от всех других групп, которые придерживались некоторой смеси анимистических и даже шаманских верований, русские были христианами, следовали религиозным догмам и соблюдали определенную доктрину, верили в далекого Бога и смотрели на мир как на ряд экономических ресурсов. Туземные группы с XVI века справлялись с этой новой угрозой, которая отличалась от предыдущих вторжений тем, что русские захватили землю, основали там деревни и города, а кульминацией этой деятельности стала коллективизация всех жителей в советский период.
Не случайно первые признаки шаманизма в том виде, в каком мы его знаем за последнее столетие или более, возникли около 2000 лет назад, во время первых уйгурских вторжений. В последние века первого тысячелетия до н. э. мы видим самые ранние прямые свидетельства символов подобного типа, обнаруженные на более поздних шаманских одеждах (рис. 5.13). Шаманизм возник из переформулирования более ранних систем верований, появившихся в результате политики сопротивления объединенным группам, таким как уйгуры, и с тех пор развивался в этом направлении. Эстер Якобсон-Тепфер[55] указывает, что артефакты, которые связывают людей с животными или животных с животными, обнаруженные среди всех социальных слоев скифского мира, стали концентрироваться только в личности шамана в более поздние периоды. Лишь шаман мог взаимодействовать с духами животных и силами, которые представляют такие артефакты. Шаманы были групповыми духовными посредниками. Им поручались попытки решить проблемы, стоящие перед группой. Эти проблемы могли проявляться в повседневной реальности, но всегда имели корни в духовном мире. По мере того как разрастались проблемы колониализма, шаманы становились все более жестокими.
Рисунок 5.13. Бронзовые предметы в характерном «пермском зверином стиле» из различных мест Пермской области и республики Коми (Россия): Гляденовское кострище (I–III века н. э.) (