.
Духи природы были одной из четырех категорий могущественных существ, к которым также относятся призраки, человеческие предки и ритуальные фигурки различных типов, а именно сделанные из нитей, глины или дерева. Ярким примером является Мавунгу. Для жителей Конго водные духи иногда могут вселяться в человеческое тело и вызывать болезни в силу своей водной природы. Такое заселение могло возникнуть спонтанно, но, более вероятно, происходило из-за злых намерений другого человека. Для изгнания духа необходимо противодействовать колдовству, вызвавшему одержимость духом. Прорицатель используется для обучения и оживления такой фигурки, как Мавунгу. Обычно он вбивает гвоздь в ее тело, но также помещает соответствующие вещества в коробочки на передней части тела, которые могут быть грязью из могилы или специальными лекарствами с магическими свойствами. Зеркальная передняя часть этих коробочек позволяет прорицателю видеть в их отражениях, где может таиться опасность. Забивание гвоздя – самый драматичный момент этого ритуала, который также может включать силу каламбурного языка; например, соскоб ореха кадзу, помещенный в одну из коробочек Мавунгу, поможет ему казува (то есть «откусить») колдовство. Мавунгу часто отправлялась в невидимую страну мертвых, чтобы умолять предков заступиться за духов, и в этом путешествии ее зрачки становились все меньше. Их исчезновение означало, что фигурка обрела совершенное видение мертвых в их царстве.
Рисунок 8.1. Мавунгу, пример нконди (ранее известного как гвоздевой фетиш), из деревни Нганза, Каконго, Демократическая Республика Конго.
Каждый гвоздь или металлическая пластина, вбитые в Мавунгу, представляют собой спор, болезнь или трудность. Тело фигурки демонстрирует историю деревни Нганза и ее социальных отношений, часто непростых, как и во многих небольших общинах. С прозаической точки зрения Мавунгу была важной технологией для мониторинга и коррекции градуса человеческих отношений в пределах области. С помощью обвинений в колдовстве споры и напряжения доводились до логического конца, а иногда и разрешались. Люди, признанные виновными в том, что они колдуны, могут на законных основаниях заявить, что они являются невольными агентами более широких сил, и эти протесты, если им верить, способны значительно смягчить преступление. Сами жители Конго признают это измерение работы Мавунгу, но подчеркивают духовные аспекты всех элементов человеческой жизни, в которых люди были опутаны сложными отношениями с предками, призраками, духами природы и ритуальными фигурками.
Мир Конго, важной и активной частью которого являлась Мавунгу, был многомерным, причем некоторые его аспекты люди видели, а некоторые нет. Сочетание мощных предметов, имеющих человеческий аспект, с разнообразием субстанций и творческим использованием языка помогало людям ориентироваться в сложных духовных и экологических сферах. Такая сложность в Конго имела долгое колониальное измерение, после того как Мавунгу убрали из деревни Нганза в конце XIX века. Португальцы впервые проплыли вдоль западного и центрального побережий Африки в 80‐х годах XV века. Возможно, хотя и не доказано, что гораздо более древние путешественники с севера совершили это путешествие в лице классических греков. В 1491 году король Конго Нзинга принял христианство. Королевство Конго было большим и иерархическим, являлось централизованной монархией с могущественной знатью, которая собирала дань в своих провинциях, включавшую слоновую кость, резьбу по дереву, текстиль, медь, соль и позже рабов, подпитывающих рост работорговли. Сын короля Нзинги принял имя Афонсу I (1506–1543) и развил модель христианства, которая близко соответствовала существующим представлениям о духах и божествах в Центральной Африке в XV веке. Христианство, вероятно, рассматривалось не как новая религия, а скорее как прививка внешних идей к принятой структуре веры. Афонсу поддерживал регулярную переписку с португальскими религиозными и светскими лидерами, а также с Ватиканом. Его сын Энрике был отправлен в Европу для завершения религиозного образования. Новая христианская религия перекликалась с существующей магией, поскольку и в той и в другой были идеи, что человеческий мир окружен и глубоко подвержен влиянию духовного. Во многих колониальных ситуациях магия и религия образовывали мощную двойную спираль.
Мавунгу была, как мы видели, предметом для коллекционирования в конце XIX века, на совершенно иной стадии исторического развития Конго. Мавунгу изъяли в 1892 году. Ее приобрел португальский торговец, который затем продал фигурку Мэри Кингсли, известной британской путешественнице и исследовательнице. Мавунгу считалась одной из трех самых могущественных деревянных фигурок в Конго. Мы не знаем о точных обстоятельствах всего процесса, но конец ХIХ века был тем временем, когда святыни и священные места по всей Центральной и Западной Африке были свернуты. Самым печально известным и позорным инцидентом была бенинская карательная экспедиция в 1897 году, которая привела к разграблению Бенин-Сити в ответ на нападение на некоторых британских торговцев, но она также была вызвана (ложными) слухами о человеческих жертвоприношениях в святилищах в этом районе. В результате этих набегов на рынке появилось много фетишистских фигурок, и одним из бенефициаров стал художник Поль Гоген, купивший две из них на Всемирной выставке в Париже в 1889 году. Впоследствии он добавил краски и изменил их другими способами, которые потенциально могли шокировать жителей Конго.
Фигурка Мавунгу была выставлена в доме Мэри Кингсли в Лондоне, а затем, после ее смерти в 1900 году, брат Кингсли передал фигурку в музей Питта Риверса. Мавунгу первоначально выставили в музее Питта Риверса вместе с аналогичными фигурками из Нигерии, захваченными во время различных карательных рейдов по «открытию» Южной Нигерии в 80‐х годах XIX века. Такие фигурки были восприняты англичанами в то время как примеры примитивизма и варварства со стороны местного населения. Варварство, безусловно, проявлялось в Западной и Центральной Африке в то время через действия прибывающих колониальных сил, а не местного населения.
Мавунгу дает нам некоторое представление о сложной природе как колониальных отношений, так и местных систем верований. Начиная с XV века люди по всей Африке начали договариваться о новых отношениях с бледнокожими чужаками, адаптировали собственный образ жизни, а также выбрали путь избирательного принятия внешних влияний, таких как христианство. Ранние отношения между местными жителями и, во‐первых, португальцами, а во‐вторых, и другими европейцами, были относительно уважительными и любопытными с обеих сторон, по крайней мере, между высшими эшелонами этих групп. Расово уничижительные взгляды тогда еще не укоренились. Возможно, они приняли расистские формы только в результате дегуманизации африканцев во время работорговли с XVI века и далее.
В течение XX века отношение европейцев к магии снова медленно менялось. Здесь влияние оказывала антропология, в том числе одна из самых известных работ по магии «Колдовство, оракулы и магия азанде» Э. Э. Эванс-Притчарда, с которой мы уже сталкивались в главе 1. Спорные события были переданы ядовитому оракулу бенге, самому могущественному оракулу среди азанде. Ко времени пребывания Эванс-Притчарда в стране азанде яд вводили курам (ранее он, возможно, давался обвиняемому). Отравленной курице задавали вопросы, имеющие отношение к рассматриваемому делу, и, если она умирала в течение определенного периода времени, указывался ответ. Вопрос в конечном счете касался колдовства. Быть ведьмой – это наследственное состояние, возникающее из вещества в кишечнике, которое может передаваться только от родителя того же пола. Отец сына, признанного виновным в колдовстве, должен сам быть колдуном и передать это состояние по мужской линии. Иногда люди могут использовать способности к колдовству злонамеренно, в то время как в других случаях это может быть непроизвольным и побуждать некоторых людей извиняться за вред, который они непреднамеренно причинили. В рассказе Эванс-Притчарда о колдовстве и попытках выяснить, кто был ответственен за эти действия, оракул может рассматриваться как чувствительная часть технологии для раскрытия и разрешения споров и, следовательно, для помощи в регулировании политики деревни или региона. Семья человека, обвиненного в колдовстве, могла нанять собственного специалиста по ритуалам, чтобы придумать встречный способ обжалования. Это может привести к появлению новых отношений, обид и споров. После смерти кого-то, обвиняемого в колдовстве, совершался акт доброты: его тело разрезалось, а кишки обматывались вокруг палки в попытке продемонстрировать, что он на самом деле не виновен, к облегчению всех мужчин его рода.
Работа Эванс-Притчарда была важна тем, что она способствовала медленному изменению западного мышления в отношении других культур в целом и таких вопросов, как колдовство и магия, в частности. Автор утверждал, что мыслительные процессы азанде относительно несчастного случая и смерти демонстрируют такую же логику и последовательность, как и его собственные. Они просто используют различные исходные предпосылки. Если все серьезные болезни, несчастные случаи и смерти имели человеческую причину через колдовство, то нужен был способ исследования, который был бы общепринятым, но также был открыт для обсуждения и более подробного опроса индивидуальных результатов. Технология оракулов, которых было несколько, как правило, считалась эффективной, но также была открыта для критического изучения, особенно теми, кто проявлял заинтересованность в том, чтобы подвергнуть сомнению результат. Оракулы как в плане признания, так и в плане критики не слишком отличались от западных научных подходов. В обоих случаях они исходили из основных допущений, которые трудно было подвергнуть критике, систематически и логически рассматривали многочисленные и разнообразные детали отдельных случаев.
Африканские истории и предыстории