нии лучей Небесной добродетели, исходящих от звезды вместе с их светом[118]. Вычисление угла расположения звезд на небе, их движения и расстояния помогло бы объяснить их изменяющиеся влияния. Перпендикулярные лучи были самыми мощными. Затем Ди сделал тысячи измерений вплоть до 1555 года. Он использовал инструменты, разработанные в Лёвене. Ди чувствовал, что обеспечивает этим новую надежную эмпирическую основу для астрологии. Самой известной астрологической работой Ди стало определение наиболее благоприятной даты коронации Елизаветы I, которую он после долгих вычислений назначил на 15 января 1559 года. Сама суть и воплощение коронации для неуверенного в себе монарха, протестанта и женщины Елизаветы имели чрезвычайное значение. То, что дата коронации была определена астрологически, является признаком уважения к этому методу, как и к Ди. В Британском музее хранятся пять предметов, связанных с Ди, в том числе его хрустальный шар, восковые печати с гравировкой математических и магических устройств, обсидиановое зеркало ацтекского происхождения, золотой амулет (его связь с Ди несколько неясна) и восковая табличка с выгравированной сценой из видения, переданного ангелами его коллеге Эдварду Келли (рис. 9.3).
Ди искал откровения всю жизнь, что привело его к самому противоречивому аспекту деятельности – разговорам с ангелами. Он унаследовал от матери большой дом в Мортлейке, на Темзе, в котором мечтал основать научно-исследовательский институт. Для воплощения своей фантазии Джон безуспешно искал аристократического и королевского финансирования. Тем не менее в доме Мортлейка находилась его библиотека, ставшая знаменитой на всю Европу, а также комнаты для экспериментов различного рода.
На рис. 9.4 мы видим внушительную фигуру Джона Ди, высокого, бородатого, одетого во все черное, в своем доме в Мортлейке. Ди проводит эксперимент, который он назвал бы «действием», чтобы объединить два элемента – либо вызвать горение, либо погасить огонь, мы теперь не уверены, что именно. За происходящим пристально наблюдают королева Елизавета I и влиятельные члены ее двора.
Позади Ди сидит его неоднозначный помощник Эдвард Келли в шапочке с удлиненными ушами, чтобы скрыть, что его уши отрезали в наказание за подделку. Начиная с 1580‐х годов Ди пытался разговаривать с различными духами и ангелами, главным образом через Келли, своего главного прорицателя, и его беседы с этими сущностями записаны в «Пяти книгах тайны», названной так самим Ди. Ди и Келли пытались воспроизвести апокрифическую «Книгу Еноха», написанную на языке Бога, имевшую огромное влияние в мире. Келли общался со многими духами через хрустальные шары и ацтекское зеркало, в том числе с архангелом Михаилом, но также и с меньшими духами, такими как Уриэль и Анаэль, каждый из которых в разное время показывал не просто слова, а серию диаграмм и знаков, которые Ди пытался воспроизвести. Ди больше всего интересовали божественные формы и субстанции, лежащие в основе видимого мира, которые он называл «чистыми истинами»: евклидова геометрия, герметическая философия, неоплатонизм и алхимия – все это использовал Ди для достижения вечного под видимым. Вместе Ди и Келли путешествовали по Европе, наслаждались аудиенциями с императором Рудольфом II в Пражском граде и королем Польши Стефаном Баторием в замке Неполомице, недалеко от Кракова. В Праге Келли создал золото из земли, привезенной из аббатства Гластонбери в Сомерсете.
Рисунок 9.3. Восковые таблички, хрустальный шар, обсидиановое зеркало и золотой диск, принадлежащие Джону Ди.
Ди – прототип Просперо в «Буре» Шекспира, который был итальянским дворянином. Просперо научился волшебству, находясь на острове. Именно с помощью его духа Ариэль вызывает бурю в первом акте, которая дает название всей пьесе. Этот поступок отвергает намерения тех, кто хочет свергнуть Просперо. Ди всю жизнь боролся за то, чтобы ориентироваться в сложных интеллектуальных, религиозных и политических течениях в Великобритании и Европе конца XVI века. Он умирал нищим в Лондоне. Возможно, Джон Ди даже продавал некоторые из своих книг, чтобы купить еду. Его репутация после смерти была столь же низкой. Только в последние несколько десятилетий наука стала относиться сочувственно к идеям Джона Ди и привела к некоторому пониманию практики и обучения Ди в целом. Все это переместило ученого из эксцентричных окраин ранней современной Европы ближе к центру, хотя такое утверждение до сих пор является спорным. Репутация Ди при жизни и после смерти резко контрастирует с репутацией Ньютона, чьи магические практики, казалось, были единственным пятном на его репутации. Они бросали тень на его во всем остальном просвещенный интеллект.
Рисунок 9.4. Джон Ди, демонстрирующий эксперимент перед королевой Елизаветой I в своем доме в Мортлейке.
Хотя Ньютон занимался астрологией в ограниченной степени, одной из его главных страстей была алхимия. В некотором роде параллельно Ди и многим другим исследователям после него Ньютон искал единство материи и причинности, лежащее в основе видимого разнообразия мира. Ньютон, как и многие другие, искал философский камень (рис. 9.5) как ключ к единству, лежащему в основе Вселенной. Выше уже упоминалось, что в последнее время мысли об алхимических исследованиях Ньютона радикально перешли от рассмотрения этой работы как своего рода отклонения или смущающего недостатка в любом другом великом человеке к рассмотрению алхимии как центральной части работы Ньютона и мысли. Этот ученый потратил много времени на лабораторные работы. Сначала он установил две печи в своих комнатах в Тринити-колледже (интересно представить, что сделал бы сегодня сотрудник колледжа по охране труда и технике безопасности в этом случае), а затем сумел заселиться в сарай у входа в колледж. Таким образом он расширил свою деятельность. Многолетняя напряженная практическая работа дополнялась чтением огромного количества текстов – от герметической философии до Декарта.
Для Ньютона физика и алхимическая традиция были средствами для достижения фундаментальных истин о Вселенной. Возможно, Ньютон также искал основную теорию, которая позволила бы понять всю работу Вселенной. Эта теория была известна людям в их ранней истории, возможно, еще до грехопадения. Исаак Ньютон ощущал, что восстанавливает древнюю мудрость, а не разрабатывает что-то новое. Ньютон преследовал эти интересы и позже частично сосредоточился на трансмутации. Он проводил различие между механическими и растительными процессами, причем последние были одновременно направлены на достижение цели и способны мобилизовать компоненты растения как нечто, способное расти, созревать и умирать. Ньютон и другие алхимики искали материальные превращения, которые происходили на каком-то микроструктурном уровне материи и отражали бы растительный рост и мобилизовали составные части в совершенно новые формы. Алхимия обещала понять жизнь и возникающую механистическую Вселенную в одних и тех же терминах. Точно так же, как растения вырастают из семян, возможно, в материи есть крошечные «семины», которые позволят направленному росту химических веществ привести к качественным различиям.
Уильям Ньюман в качестве ведущего специалиста по идеям Ньютона прокомментировал это так: «Действительно, Ньютон зашел так далеко, чтобы разработать „теорию всего“, которая могла бы объяснить органическую жизнь, источник тепла и пламени, механические причины тяготения, сплоченности, формирование металлов и минералов и так далее, обратившись к процессам циркуляции, включающим взаимодействие металлических паров, атмосферы, и различных форм эфира»[119]. Более пристальный взгляд на алхимию Ньютона на основе недавно собранных или доступных документов «сразу обнаруживает ученого-текстолога, который стремится распутать загадки алхимического шифрования, ученого-экспериментатора, который стремится воспроизвести глубочайшие тайны искусства, и теоретика, который включает химические [то есть алхимические] объяснения в собственную теорию природы в целом»[120]. Более глубокие поиски Ньютона открывают не эксцентричную внутреннюю область его истинной мысли, а скорее центральную арену, на которой все исследования Ньютона встречались и смешивались. Сочетание старых и новых идей, изначально несовместимых, вполне могло подтолкнуть Ньютона к теориям гравитации, движения и оптики, которые стали столь фундаментальными для науки до Эйнштейна. Кажется очевидным, что, как бы ни были использованы работы Ньютона после его смерти, в его намерения не входило создание модели механистической Вселенной. В сознании Эйнштейна работа Вселенной была прочно встроена в более широкую цель, для которой люди, так же как и действия божества, являлись неотъемлемой частью. Алхимия и магическое мышление сформировали структуру, которую использовал Ньютон. Исаак Ньютон пытался создать полностью целостное понимание Вселенной. Мысли Ди и Ньютона, вероятно, были не так уж далеки друг от друга, как принято считать.
Рисунок 9.5. Набросок Ньютона свойств философского камня.
Колдовство
Если Ньютон представляет светлую сторону магического мышления, очевидно, что существует и темная сторона в виде колдовства. Именно колдовство повредило репутации магии посредством сделанного вывода о том, что многие магические обряды были злокозненными. Безумный внутренний крестовый поход, который Европа вела против ведьм с XV по XVIII век, не сделал ничего для убеждения людей в том, что магия является результатом сговора с дьяволом.
В деревнях и городах Европы ежедневно практиковалось много магии, начиная от ученого искусства астрологии и заканчивая неформальными средствами предсказания будущего через гадание. Под покровительство магии попадали также лекарства для людей, животных и культур, хорошо развитые методы защиты, а иногда и проклятия. Белая сторона магии выросла из понимания Вселенной такой, какой ее создал Бог, через идеи юмора, понятия симпатии и соответствия между миром наверху и миром внизу. Черная магия рассматривалась как извращение такого понимания анархистскими силами в обществе Раннего Нового времени, которые хотели использовать свою власть для разрушения, убийства и подрыва основ. Страх перед колдовством во многом проистекал из страха перед анархией в эти плодородные, но разрушительные века, когда многие чувствовали, что мир перестраивается – к лучшему или к худшему. Симпатия к дьяволу лежит в основе злого колдовства, и, хотя не все колдуны были женщинами, в таком колдовстве присутствовал значительный элемент женоненавистничества и сексуальный интерес к возбуждающим рассказам о ведьмах, общающихся с бесами, дьяволами и демонами.