носных орудии, ожидали новых жертв своих. Гетман Остряница, генеральный обозный Сурмила и полковник Недрыгайло, Боюн и Рындич были колесованы: им переломаны сначала руки и ноги, потом медленно тянули из них по колесам жилы до самой кончины. Полковники пробиты железными спицами насквозь и подняты живые на сваи. Есаулы прибиты гвоздями к доскам, облиты смолою и медлению сожжены огнем. Хорунжие растерзаны железными лапами. Старшины четвертованы (Бантыш-Каменский).
Это я понимаю. Каждому по чину. Что значит католическая польская культура…
Во время казни, по словам малороссийского летописца, прибывшия в Варшаву с малолетними детьми, жены сих козацких чиновников тщетно наполняли воздух воплем и рыданиями, желая смягчить сердца, ожесточенные убийствами. Они скоро умолкли. Им обрезали груди, перерубили их до одной, а сосцами били мужей по лицам до самой смерти. Такая же плачевная смерть постигла невинных малюток, бродивших и ползавших около трупов. Они положены на железные решетки, под которыми находившиеся уголья, раздуваемы были шапками и метлами и таким образом кончили жизнь в виду отцов своих…
Для большего устрашения малороссиян, поляки развезли по городам головы, руки и ноги замученных начальников и развешали на сваях. Тогда возникли в сей стране бесчинства всех родов насилия, грабежи, тиранства, коим обыкновенно предается войско, дурно управляемое. Не только жилища мирных поселян разорены были неприятелем до основания, но и церкви благочестивые русския ограблены и отданы снова поляками в аренду жидам, купившим также церковную утварь. Они наделали себе из серебра посуду и убранства, а ризы и стихари перешили на исподницы своим женам и дочерям, обращавшим в посмеяние священнейшия изображения (Бантыш-Каменский).
Теперь поляки решили еще больше сжать козаков. С этой поры, не только атаманы, но и полковые старшины должны были назначаться поляками и из поляков. В Кейданах вновь была воздвигнута крепость, — крепость нерушимая.
— Каков вам кажется наш Койдак? — спросил Конецпольский чигиринского сотника Богдана Хмельницкого.
— Manu facta, manu distrio, ясновельможный пане, — что значит, созданное рукою, рукою может быть и разрушено.
Ответ ловкий и скоро оправдавшийся.
На время и Запорожье и козаки затихли. Поляки и жиды на них насели и давили, давили безжалостно и беспощадно.
Все не забранные земли вновь были захвачены польскими магнатами, — а козаки обращались в хлопов и быдло. Жиды не позволяли иметь для домашнего употребления не только мед, водку, пиво, но даже брагу.
Поистине: «шляхтич та жид тилько печени добри».
Мы дошли до момента, когда страждущая Малороссия, почти вся, во всем своем объеме, сознала что нет ей спасения в самой себе. Доколе она будет в связи с Польшей, дотоле она предназначена для страдания и гибели, как нация. Ничего не могли сделать для неё и татары ни в национальном, ни в государственном отношениях. Запорожье, как военная сила, также были ненадежны, ибо само Запорожье жило настоящим моментом и не имело ни прошлых исторических судеб, ни будущих идеалов. Единая надежда, единое будущее усматривалось в своей общей родине России. Правда, оттуда грозила другая опасность. Опасность эта была опасна не Малороссии, а малороссийской вольнице, малороссийскому козачеству, Запорожью. Северо-восточная Россия представляла собою стройное, строгое, единое, целое государство, живущее известною жизнью, определенным прошлым и ясным будущим, в котором нет козаческого самоначалия, вольности и той свободы, которая стояла в разрез с государственностью. Но тут приходилось выбирать между национальной целостью и козацкою вольностью.
Выбор шел не день и не год. Нравственные страдания были слишком велики, национально-религиозная опасность была слишком явная. Долго тянуть было невозможно. Необходимость и неизбежность разрыва с Польшей и воссоединения с Россией проникала в народную массу, в ней жила, переживала, ассимилировалась и вылилась в лице гетмана Богдана Хмельницкого.
На политическую арену выступает Богдан Хмельницкий в конце сороковых годов XVII ст. Зиновий Богдан Хмельницкий происходил из семьи мелкого помещика Чигиринского округа. Это был человек великого ума, прекрасно образованный, горячий патриот и славный воин, он получил образование в Киевской братской школе. Он отличился уже в морском сражении в и 1612 и 1629 г.г.; а за тем был Чигиринским сотником и проживал в своем имении Субботово, где жила и его семья. Часто он наезжал на Запорожье, где его знали и признавали как своего человека. Политика была смешана с личными отношениями и личным оскорблением. Хмельницкий имел небольшое имение. Это имение очень понравилось пану Чаплынскому. Это был достаточный повод, чтобы оно и перешло в его грязные руки. Прежде всего Чаплынский подкупает одного негодяя, чтобы тот убил Хмельницкого при боевой схватке последнего с татарами. Покушение совершается, — но Хмельнпцкий остался жив. Не удалось. Пришлось прибегнуть к другим благородным польским мерам. Любимец коронного гетмана Конецпольского, Чаплынский успевает оговорить Хмельницкого и добивается разрешения овладеть Субботиным. Хмельницкий выехал по делам. Чаплынский особенно храбр в его отсутствие. Налетает на Субботино, публично сечет сына Хмельницкого Тимофея, — захватывает жену Хмельницкого, имущество и имение, а Хмельницкому предоставляет искать все это судом. Но это был суд даже не Малюты Скуратова. Это было позывательство ягненка на волка или шакала. Гетман Конецпольский отклонил жалобу Хмельницкого под предлогом, что это дело суда. Суд проявил одно издевательство над Хмельницким. Хмельницкий обратился к поледней инстанции к королю Владиславу. Король понимал и открыто соглашался с Хмельницким в его правоте, но не имел в своих королевских руках средств удовлетворить справедливую жалобу своего подданного. Король, как справедливый, но бесправный человек, мог посоветовать Хмельницкому одно, — что он «вполне прав употребить против Чаплынского одинаковые насильственные меры и что и всем остальным козакам подобным же средством остается воспользоваться для избавления себя от притеснителей»…
Хмельницкий обращается к гетману Барабашу и уговаривает его послать послов к королю с его жалобою на свои страдания. Жалоба была принята королем благосклонно и горячо поддержана перед сеймом, но высшая администрация государства оставила их без последствий. Король и здесь себя не выдержал и в письме к гетману Барабашу поместил следующия неосторожные слова:
«Когда вы есте воины добрые, саблю и силу имеете, — кто же вам за себя стать воспрещает»…
Теперь Хмельницкий пытается восстановить свою честь вызовом Чаплынского на дуэль. Дуэль состоялась, но чисто по польски. Пан Чаплынский приказал своим служителям во время дуэли напасть на Хмельницкого, что те и исполнили. К счастью, Хмельницкий предвидел такой честный поступок своего противника и надел латы. Избавившись от изменнической смерти, Хмельницкий попал в тюрьму и только благодаря стараниям своей жены, он избавился от неволи и бежал в Запорожье.
Теперь Хмельницкий сделал все, что ему повелевала совесть и долг честного гражданина, и нигде не нашел удовлетворения своим справедливым требованиям; Пришлось взяться за оружие. А оружия было два — меч и письмо короля Владислава гетману Барабашу. Хмельницкий пустил сначала второе. Он обратился к Запорожцам и козакам во имя совета самого короля.
«Из лесов и ущелий прибегали в Сичь беглые холопы, которые жили под названием лугарей, степовников и гайдамаков по берегам Днепра, Буга, Самары, Конки в землянках, одеты в звериные кожи, довольные скудною тетерею, но за то вольные как ветры, по выражению их песен»[12]. Козаки роем пошли на призыв Хмельницкого. Но Хмельницкому этого было мало. Он обратился к крымскому хану и достиг у него полного успеха. Как ни умно, как ни хитро, как ни скрыто вел дело Хмельницкий, однако поляки Моисеева закона донесли своим братьям в Варшаве о рушении Хмельницкого. Приняты были надлежащия меры. Выступил сам коронный гетман, граф Потоцкий. Обе армии сошли на Желтых водах. Запорожцами и козаками командовал сам Хмельницкий. Поляками командовал сын коронного гетмана Потоцкий. Ему приказано было отцом пройти степи и леса, разорить и уничтожить до тла презренное скопище козаков и привести зачинщиков на праведную казнь…
— Иди, сын мой, — и пусть история напишет тебе славу…
Вот напутственные слова гетмана Потоцкого к своему сыну Стефану.
Еще перед боем Хмельницкий сумел подействовать на бывших в армии Потоцкого козаков так, что те не только перешли на сторону Хмельницкого, по даже перетопили своих старшин.
22 апреля 1648 г. произошел бой между поляками с одной стороны и козаками и татарами с другой. Бой был жестокий и славный для козаков. Поляки были совершенно разбиты. Потоцкий смертельно ранен и на другой день скончался на козацких руках. Шембер, Сапега, Чарыцкий и другие попали в плен и были отосланы в Чигирин.
Смело могли козаки посмеяться над поляками.
— Оце вам, панове, за те, що не схотилы с козаками-молодцями у мири житы, — лучше вам булы жиды-збойци, ниж Запорожци-молодци…
Победа козаков у Желтых вод до некоторой степени имела значение Куликовской битвы для восточной России. С этой поры Малороссия начинает оживать, опамятовываться, выбиваться из под польско-жидовского ига и становится на собственные ноги в единении с своею родною сестрою. Обе половины, обе сестры были под игом и с этих пор они начали вновь свою настоящую свободную жизнь.
16 мая последовал новый бой козаков под Корсунью. уже с армией старого Потоцкого, — и результат получился тот же. Оба гетмана, Потоцкий и Калиновский, были ранены, — граф Сенявский, Донгоф и многие другие вельможи попали в плен. Но их не четвертовали, не зажарили в медном быке, не сжигали на осмоленных досках… Увы, козаки были гораздо менее цивилизованы, чем панове поляци…
Правда, при этом малую толику досталось жидам, — но, кажется, жиды сами признавали справедливость этой расплаты. По жидовской статистике, «погибших евреев при взятии Немирова — 6 т., Тульчина и Цара по 2 т., Полонного — 10 т., — в общей сложности до 25 т. в 300 кагалах» (Ефименко).