После такого ответа Хмельницкий стал смело действовать. И вот новые послы Хмельницкого явились к царю Алексею Михаиловичу и заявили, что они: «не желают мира с поляками, испытав их неправду, умоляют Великого Государя о принятии всего войска с гетманом под свою высокую руку, о вспомоществовании ратными людьми. Напрасно султан турецкий и хан крымский стараются привлечь соотечественников наших в подданство. Они мимо христианского царя, всея России самодержца, ни к кому не пойдут»…
На этот раз Тишайший Царь решил присоединить Малороссию и для принятия присяги послал боярина Бутурлина с полномочными.
Да и пора было, ибо поляки опять начали лютовать. На сцену выступил Стефан Чарнецкий, «с одной стороны горячий польский патриот, с другой — какое-то бесчеловечное чудовище… С быстротой молнии кидался Чарнецкий из одного конца края в другой, вырезывал и выжигал село за селом, местечко за местечком. Истребляя без пощады все русское, он оставлял за собою пустыню» (Ефименко).
8 января 1654 г. собрана была Переяславская рада. Раздался барабанный бой, сзывавший весь народ. Все направлялось к дому гетмана. Вышел гетман Хмельницкий в полном параде, окруженный старшинами. Здесь он обстоятельно выяснил положения козачества, жестокое, бесчеловечное и неимоверно вероломное ко всему отношение поляков и согласие Великого Московского Царя принять их под свое покровительство.
После этого, повысив голос, гетман запросил:
— Желают ли они идти под Московского Царя и все ли желают?
«Волим под Царя Восточного, Православного, — крепкою рукою в нашей благочестивой вере умирать, нежели ненавистнику Христову, поганину даться».
Приглашен был боярин Бутурлин с полномочными. Его окружили гетман, генеральный писарь, обозный, судьи, есаулы, полковники, сотники, атаманы и весь народ. Атаман принял Царскую грамоту, цаловал и, распечатав, передал генеральному писарю, Виговскому, для прочтения. После этого боярин Бутурлин заявил:
— Великий Государь, Его Царское Величество, вступаясь за христианскую веру, гонимую польским королем Яном Казимиром, велел принять под свою высокую руку гетмана Богдана Хмельницкого и все войско Запорожское с городами и с землями и будет вспомоществовать им против недругов ратными людьми.
Козаки присягнули на верность русскому царю, — а вскоре тоже сделали и запорожские козаки.
Совершилось. Малороссия воссоединилась с своим нераздельным целым и составила вновь единое государственное тело и единый дух. Увы, это воссоединение пока было на бумаге и в будущем Малороссии пришлось еще много, много перестрадать, пока она вполне не успокоилась, — а Белоруссия подверглась отселе едва ли не еще большему гнету и порабощению.
Нельзя, однако, сказать, чтобы в это время вся Малороссия единодушно присоединилась к России. И здесь были недовольные, которые часто сами не знали, чего они хотели, — но во всяком случае они высказывали явное недовольство и отчасти даже противление Московскому Державству. Прежде всего, неохотно вступал в русское единение Киевский митрополит Сильвестр. Были недовольны многие и между козаками и во главе этих недовольных стоял очень умный и способный козак Сирко, впоследствии Запорожский кошевой гетман.
Вот условия, на которых Малороссия воссоединилась:
1. Козакам предоставлено судиться по их правам от своих старшин и товарищества. 2. Реестровым козакам состоять из 60 т. человек и производить как им, так и старшинам их жалованье из Малороссийских доходов. 3. В городах Малороссийских урядникам быть малороссам же, коим и сообщать всякие доходы на государя. 4. Староству Чигиринскому с принадлежностями находиться при гетманской булаве. 5. По смерти гетманской избирать козакам гетмана вольными голосами из числа своей братии и о том Его Царскому Величеству доносить. 6. Гетману принимать и отпускать тех только иностранных посланников, которые будут приезжать для добрых дел и о том обязан доносить государю: с турецким султаном и польским королем без соизволения Его Величества не иметь сношений.
Все сие совершилось столь быстро и столь тихо и покойно, что польский король и польское панство узнало только post factum. Можно себе представить бешенство и неистовство поляков. Отселе они лишаются целого богатейшего края. Отныне они лишаются миллионов рабов, хлопов, быдла. Jesus Maria… Но что греха таить, — отныне они лишаются и великой восточной защиты в лице Запорожских козаков и до 100 т. козаков. Мало того… Эта военная сила теперь будет направлена против них. Поляки взбунтовались. Но сердит, да не силен — плохой воин… Одни жиды остались при прежнем положении, хотя далеко не при прежних вольностях… Но они теперь старались приспособляться. Собственно, вышла даже несправедливость. Жили два брата, два народа — поляки католического закона и поляки Моисеева закона, — и наоборот: жиды католического закона и жиды Моисеева закона. Одни лишились рабов, — другие остались при рабах и продолжают из них сосать кровь… даже до дне сего…
Польский король послал козакам воззвание разорвать учиненную на вечное тиранство присягу Московскому царю. Это польский-то король заступается за козаков, тираненых русскими…
Не ласков был с Хмельницким и крымский хан, тоже мечтавший о поглощении Малороссии. Но что же делать, — судьба… Хмельнйцкий отправил царю благодарственное письмо от всей Малороссии за освобождение её от польско-жидовского ига и вместе с тем высказывал желания о скорейшим воссоединении с Россией Волыни, Покутья, Полесья и прочих российских земель.
«Да пребудет Малая Россия, при целости вольностей своих в непременной милости Высокомонаршей всегда благонадежна».
Вступив в соединение с Россией и вместе с тем в державное подчинение Русскому Самодержцу, сам Хмельницкий не мог сразу отстать от прежней привычки самовластно сноситься с другими самодержцами, но на все требовалось время.
Хмельницкий стал хворать. Делами ведал Антон Адамович, есаул Иван Ковалевский, генеральный писарь Виговский и др. В великий почет Богдану Хмельницкому за все сделанное им для своей родины, козацкая старшина, еще при его жизни, выбрала гетманом его сына Юрия. Гетманство впервые передавалось как бы по наследству.
Малороссия и Великороссия воссоединились. Великое дело. Малороссия избавилась от ига польско-жидовского, как Великороссия от ига татарского. Остановимся на минутку на положении этих областей. Было время, когда они составляли единое, целое, родное, нераздельное. Но судьба их разбила и разделила. И пошла каждая часть Руси жить своею жизнью, страдать своими страданиями.
Малороссы вскоре попали под иго поляков и жидов. Они очутились в рабстве. Их аристократия изменила православной вере, приняла католичество и стала не другом, а ярым врагом своих единоплеменных и единоверных. Мало того, все мелкие помещики, дворяне, даже торговцы и проч. приняли католичество и стали поляками больше, чем сами поляки. Они обратились в шляхту и стали теснить и издеваться над своими единокровными хуже и жесточе, чем сами поляки. Такова судьба всех изменников и отступников. Своих братьев они превратили в рабочий скот, быдло, — бесправное, безвольное, бессловесное. А чтобы самим не возиться с этими хлопами, они поручили извлекать средства из этого народа жидам. Кто не знает жидов… Возьмите Библию и вы сразу узнаете этих кровопийц, человеконенавистников, воров, мошенников и грабителей, поддерживаемых во всем этом их Иеговою, который не только освящал их все эти злодейства, но даже наставлял их в этом…
И вот несчастные рабы, рабы не только физически, телесно, но рабы по духу решили найти себе исход. Жиды находились под игом египетским, но там это иго касалось только их тела и имущества, — а малороссов давили и духовно. Тоже было и с Великороссией. Она стонала под игом татарским, но это иго было физическое, — а у малороссов поляки и жиды выматывали их душу. У них вырывали их веру. У них отнимали их Бога. Их истязали в деле религии. Предметы веры, обряды религии отданы были в аренду жидам. Жиды не только арендовали храмы православного Бога, но они издевались над несчастными рабами в деле веры в Бога…
Была и у малоросса палестина. Этой палестиной являлись Запорожье и Поднепровье. И вот наши братья задумали каждый в одиночку искать себе свободы избавления от рабства в бегстве. Они бросали все: свое имущество, родных, жен, детей и бежали одиноко, без всего, иногда, как мать родила…
Он спасся. Он стал козак. Над ним нет никакой власти. Один Бог его владыка. У него нет ничего за душой. Он голый бедняк. Но Отец его пропитает, — а мать земля оденет и пригреет. Вскоре он находил братьев, таких же беглых, как он сам, — таких же вольных, таких же независимых, таких же несчастных. И вот эти братья объединились и составили общую семью, связанную взаимною защитою, взаимною друг другу помощью. Ни большого имущества, ни богатства, ни удобств жизни, ни роскоши, ни почета, никаких земных благ им не нужно. Им дорога теперь воля и независимость.
За тем следовала величайшая ненависть к тем, кто их лишил родной земли, родного крова, семьи и оскорблял веру… И где-то, в глубине души, далеко-далеко, что-то близкое, что-то дорогое, что-то родное, что-то любимое — мать, жена, детки…
Так составлялось козачество. Это — собрание освободившихся от неволи и теперь жаждавших только одного — воли. Даже имущество и блага им были неважны. А раз они не дорожилм благами жизни, то они отвыкали и от работы и от серьезного хозяйственного труда. Во всяком случае земные блага не составляли их кумира, — почему козаки предпочитали бездеятельность, свободу и гульбу. Правда, вскоре на приволье нашлись и такие козаки, что захотели обзавестись хозайством. У иных даже жены оказались. Явилась семья. Край был благодатный. Вскоре он заселился. И люди думали, что для них наступил рай.
Но рая на земле нет. Где есть ангелы, там найдутся и черти. Панове поляци и панове жидове увидели, что их быдла утекает, — что их быдло живет на свободе. Мало того, эти рабы не только свободны, но они стали богаты. Откормились. Как же это так? И вот эти населенные земли вновь отданы были в рабство панам-полякам, а за сими панами поползли и паны-жиды… И этот новый край превратился вновь в рабовладельческий край. Теперь пошла борьба между козаками и рабовладельцами не на живот, а на смерть… Новой Палестины не было. Нового переселения не могло быть. Или козаки, ил