Между тем для православных явилась новая беда. Их епископы одни умирали, другие переходили в униатство. Кафедры не замещались православными епископами. Являлась угроза остаться православным без епископов. На счастье, в 1620 г. через Киев проезжал Иерусалимский патриарх Феофан. По просьбе гетмана Сагайдачного, патриарх прогостил подольше и поставил православных епископов повсюду, где церковь вдовствовала. Киевским митрополитом был назначен Иов Борецкий, а Виленским архиепископом Мелетий Смотрицкий.
Разумеется, католики и униаты не обрадовались. Тронуть Киев они, однако, не смели. Там были козаки. Иное дело — Вильна. Начались самые дикия, жестокия и гнусные гонения. Православных арестовывали, заключали в тюрьму и пытали.
Особенно яркия преследования наступили в страстную неделю 1621 г. «С великого понедельника начали хватать самых знатных православных купцов, тащили их в ратушу и здесь допрашивали, подвергали пыткам и одних заключали под стражу в ратуше, а других сажали в подземную темницу под ратушей, даже членов магистрата, которые были подозреваемы в приверженности к православию, отстраняли от должности и иных подвергали аресту при ратуше. У православных ремесленников отбирали ключи от общих касс, где хранились также разные их документы и привилегии, а тех, которые не хотели отдать общественное имущество, принуждали к тому пытками и, как изменников, исключали из церкви. Все эти преследования продолжались всю страстную неделю. В здание Свято-Духовского монастыря бросали камни из пращей — обожженные поленья… В скорби и слезах встретили и провели православные великий праздник Пасхи…» (А. А. Панков).
Особенно лютовал в Витебске Кунцевич, который довел несчастных жителей до того, что в 1623 г. был убит. Разумеется, после этого последовали страшные казни, по требованию папы Урбана VIII. Вся подъяремная Русь застонала еще сильнее. Только Киев был более покоен. Там были козаки. А козаки нужны были полякам против турок. Кроме того козаки вписались в Киевское Богоявленское братство и теперь явились активными и формальными защитниками православия. Гетман Сагайдачный не щадил средств для поддержания братства и школы при нем.
С сороковых годов XVII в. православным югозападной Руси стало житься несколько легче. Главный враг и гонитель православия король Сигизмунд скончался. В Малороссии наступила Хмельнитчина. Россия стала на ноги и открыла собирательное наступление для объединения России. Польша окончательно рушилась в своем внутреннем ничтожестве. Во главе Польши становился Владислав, человек, хотя и бессильный, но в душе вполне сочувствующий угнетаемым и угнетенным.
Наступил избирательный сейм. На него в должном числе явились представители православного духовенства, представители братств, а, главное, представители козаков и запорожцев, которые теперь вошли в братства. Во главе русских стоял Петр Могила, архимандрит Киево-Печерского монастыря, человек высокого образования, великого ума и несокрушимой энергии.
Битва была жестокая. Но русские были сила, поляки — ничтожество. Поэтому русские на время восстановили часть своих прав. Петр Могила был избран митрополитом с правами, равными униатским митрополитам. Это была уже великая победа. Все церковные братства, каковые доселе были и какия впоследствии будут учреждены, могут оставаться в спокойном и беспрепятственном заведывании православных, которым также возвращены некоторые церкви, монастыри и принадлежащия им имущества, по разным областям и городам короны и княжества, — наконец, установлено право вольного перехода из унии в православие и обратно…
Кажется, чего бы лучше… Но нужно помнить, что то была Польша, которой никогда и ни в чем нельзя верить, — что есть и ныне…
Митрополит Петр Могила прекрасно видел, что образование — величайшее благо и серьезнейшая сила и потому всеми силами старался поставить школы на должную высоту, чтобы подготовить не только преданных родине, но и высокообразованных людей. И он этого достиг вполне. Киевская семинария в его время занимала первое место по высоте образования нетолько в подъяремной, но и в свободной Руси. Киев по справедливости был центром русского просвещения и сама Москва так смотрела на него.
Видели это и иезуиты и униаты, — видели и приняли свои меры. Они оказали должное давление на короля и в 1633 г. он издал указ, по которому «в школах Киевских и Виленских дозволяли учить не-униатов по гречески и по латыни, однако, так, чтобы свободным наукам обучали не далее диалектики и логики…» Начались ограничения и урезывания прав. Но не таков был Петр Могила, чтобы скоро мог сдаться. Помимо крепко отстаиваемых просветительных прав, он сумел сорганизовать самих студентов в братства так, что они сами по себе составляли великую силу, — а выходя в свет умели возбуждать и поддерживать ее и в других.
Материальные средства братства увеличивались, а это давало-возможность расширять деятельность издательскую и просветительную.
Кажется, дела православных налаживались. Но это только кажется. Ненависть католиков к православию, а шляхты к быдлу только разгоралась. Кажущияся уступки только распаляли их гнев и ярость, — а власть круля была для них нуль. Поэтому они преспокойно производили открытые нападения на русских и делали всевозможные препятствия и самовольные нарушения в проведении как бы дарованных привилегий. И после этого удивляются гайдаматчине… И после этого считают разбойниками Железляка и Гонту… А кто же они, цивилизованнейшие и христианнейшие Поцеи, Терлецкие, Кунцевичи и проч?..
Католицизм и уния свое брали. Опять начались запрещения в некоторых городах иметь православным свои церкви. Переходящим в унию прощались преступления не только мелкия, но даже умышленное убийство. Гнет на православных проявлялся не только в деле веры, но и в общественных делах. Так, цех сапожников римско-католиков и униатов постановил, чтобы никто из сапожников греческого обряда, вопреки привилегиям, листам и приказаниям королевским, упорно до сих пор пребывающих в схизме (значит в православии), не смел исполнять в схизматической церкви церковных таинств и обрядов, как-то: присутствовать при богослужении, крестить детей, исповедываться и приобщаться св. Тайн, совершать браки, отпевать умерших и т. п., а для исполнения всех своих религиозных потребностей и обрядов избирали свою Троицкую церковь, пребывающую в унии с римскими костелами. За неисполнение этого постановления платился штраф в пользу униатской церкви.
Величайшая заслуга митрополита Петра была в том, что он основал и устроил высшую школу в Киеве. Таковой высшей школы, коллегии, не было во всей Руси. Там преподавались: грамматика, риторика, диалектика, арифметика, музыка, геометрия, астрономия и главное — теология или богословие. Тут сосредоточивались лучшие русские ученые того времени, из которых многие получили свое образование за границей, на счет Петра Могилы. Высокое значение коллегии и вообще братских школ признавалось и отмечалось даже врагами церкви того времени. В этих школах получали образование дети и аристократов, и духовенства, и войсковой старшины и мирян. Такое соединение очень много способствовало единению жизни, единению понятий на интересы родины и народа. Это был тот камень, та скала, о которую разбивались все натиски католиков и униатов.
«Особенного внимания заслуживают старания Петра Могилы перед царем о том, чтобы в Москве был заведен особый монастырь, в котором могли бы жить старцы и братья общественного Киевского братского монастыря и обучать детей боярских и простого народа грамоте греческой и славянской, и обещал прислать старцев с учителями. Эти старания Могилы о насаждении просвещения в Московском государстве увенчались успехом уже после его смерти. По начинанию патриарха Никона и боярина Ртищева, в 1648 г. было устроено в Москве учебное братство и в него, под главенством Епифания Славинецкого, вступили ученые иноки Киевских и других малороссийских монастырей и много потрудились на пользу русской церкви и просвещения» (А. А. Папков).
Петр Могила умер в 1647 г. Всю свою жизнь и все свое достояние он отдал православной церкви и русскому народу. И его любили и братцы и народ. Имя митрополита Петра Могилы велико не только для южной Руси, но и для всего русского народа.
С этого момента жестокия притеснения православных начинаются с новой силой. «Отдача народа в кабалу евреям, повальное ограбление имущества, необузданное своеволие шляхтичей, делавших с шайкою голодных людей дикие наезды на заселенные слободы, преследовавших народ мучениями и побоями и не останавливавшихся пред убийством даже детей, — все эти смертельные обиды вопияли к небу о мщении» (А. А. Папков).
Вот что пишет о нравах того времени Коялович[25].
«Вот приближается торжественный день для христиан, день Пасхи Христовой. Народ, угнетенный, убитый, следовательно, особенно настроенный к благочестию, собирается из различных мест к православной церкви, может быть, единственной в далеком расстоянии. Прежде всего он не может войти в церковь до заката солнца. Ключи от церкви у жида, а у него еще шабаш. Затем торг с ним о плате за предстоящую службу, за церковную утварь. Но вот торг кончился, церковь отперта и началось величайшее христианское торжество. Однако, не пришел еще конец унижений несчастного народа. Едва успел он помолиться в церкви, едва услышал радостное „Христос Воскресе“, как его благочестивое настроение омрачилось новою гнусною сценою. Еврей тут же в церкви торгуется и собирает плату за освящение пасхи. Кто в состоянии изобразить, что происходило тогда в душе этого народа, которому приходилось видеть такое странное сопоставление жидов его времени с жидами времен Спасителя…»
Положение русских православных в Малороссии ухудшилось особенно со времени присоединения левосторонней Украины и Запорожья к России. Поляки как бы мстили за то, что часть быдла ускользнула из их рук. Особенно тяжело было положение галичан. Так в 1700 г. Львовский епископ Шумильский дал присягу на присоединение к Риму за себя и за свою паству, — после чего начали насильственно отбирать церкви у православных, принуждая их к принятию унии. Тоже было в Виннице и других местах. В 1717 г. дела пошло дальше. Высказано было предположение об уничтожении не только пр