История марксистской диалектики (Ленинский этап) — страница 17 из 33

НЕКОТОРЫЕ ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИИ МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОЙ ДИАЛЕКТИКИ

Диалектика глубоко пронизывает все мировоззрение марксизма-ленинизма, она есть и будет всегда его революционной сущностью, его душой – это ленинское положение является краеугольным камнем, определяющим ее место и значение в борьбе социальных сил современной исторической эпохи. Диалектика как метод революционного мышления и действия выступает в качестве могучего оружия борьбы сил социализма и прогресса против империалистической реакции и гнета монополий.

Действенная, революционная роль материалистической диалектики определяется ее подлинно научным характером, ее объективной истинностью, органическим единством со всем сложным и противоречивым процессом научного познания мира, ее неразрывной связью с практикой жизни и борьбы прогрессивных и революционных сил истории. Диалектика марксизма-ленинизма есть величественный итог развития мировой научной, философской и логической мысли, глубокое теоретическое обобщение закономерностей мирового общественного развития, всей социально-исторической практики человечества. Диалектика как наука, как метод познания и действия прошла гигантский исторический путь – от ее зарождения в далекую античную эпоху вплоть до наших дней.

I

Идеи диалектики возникли на заре человеческой культуры – в философско-научных и философско-религиозных взглядах и представлениях Египта, Вавилона, Индии, Китая. Здесь был высказан ряд своеобразных и в точном смысле слова оригинальных идей и положений в понимании движения окружающего мира, свидетельствующих о стихийно-диалектическом характере мышления человека уже в ту эпоху.

В Греции, перефразируя Гегеля, свет ударяет молнией мысли и диалектический разум совершает свой первый исторический шаг. В лице эфесского мудреца Гераклита диалектическое мышление поднялось на высшую ступень своей эпохи, стремясь раскрыть рациональную сущность мирового космоса. Идеи диалектически-рационального понимания мира и самого сознания человека накладывают свой отпечаток на все или почти все мышление времени, включая и его мистифицированные формы поздней греческой, а затем и римской культуры.

Но здесь, в Греции, в развитии человеческого мышления раскрылась чрезвычайно характерная закономерность, присущая ему в течение многих последующих столетий. Диалектические идеи и принципы не стали каноном научного мышления, не получили значения логических начал познания. Эти последние развивались самостоятельной ветвью человеческой мысли и достигли своей вершины в «Органоне» и «Метафизике» великого Стагирита. Значение Органона мышления получили не золотые искры его диалектических идей, рассыпанные повсюду в его сочинениях, а его логические принципы, законы, категории. Именно они составили содержание науки логики, созданной Аристотелем и получившей значение канона для всякого научного исследования и построения дедуктивных рациональных систем на многие века вперед. «Начала» Евклида, созданные столетие спустя, по своей логической структуре могут рассматриваться в качестве геометрического варианта «Органона». Конечно, это частный вариант, отнюдь не исчерпывающий богатства логических идей последнего, но бессмертие Евклидовых «Начал» демонстрирует и бессмертие аристотелевского «Органона».

Функция диалектики как орудия спора, дискуссий получила свое развитие в Греции, что, естественно, было обусловлено и общими социальными основаниями, и уровнем самой диалектической мысли.

Для последующей эпохи характерной явилась тенденция именно использования и применения схоластической логики – «формальной диалектики», по меткому определению Гегеля, в практических целях и интересах римско-католической церкви, для оправдания и создания видимости обоснования ее догматов и утверждений. Принципы аристотелевской логики были трансформированы в систему формальных категорий и лишенных содержания словесных форм, получившую значение квазиабсолютного канона рассуждений, неизбежно подменяющего своими формальными правилами реальный процесс мышления. Эти правила оперировали категориями «за» и «против», устанавливали связи между ними и отношения взаимного исключения, выражающие противоположность элементарных суждений истины и лжи.

Все это вписано в структуру схоластической логики, откуда, однако, не следует, что ее как «формальную диалектику» надо образно представить вслед за Гегелем как «свинью в золотом ожерелье», т.е. как нечто нелепое. В ней налицо конкретизация формального аппарата аристотелевской логики, уточнение смысла и значения ее терминов и определений, построение иллюстративных схем, например логического квадрата. Поэтому ее никак нельзя определять как «нуль истины». Но тем не менее именно формально-схоластический ее характер в целом не позволяет рассматривать эту «формальную диалектику» как ступень в развитии действительно диалектического мышления, что органически связано с ее отчужденностью от научного познания.

Мыслители-материалисты средних веков Ибн-Сина, Ибн-Рушд, Роджер Бэкон, Дунс Скотт, Вильям Оккам в своих научных и философских трудах неизбежно высказывали различные диалектические идеи в понимании природных явлений. Но они не получили логической кристаллизации и оформления в виде именно идей и положений диалектики как метода мышления. Поэтому они также не могут рассматриваться в качестве этапа ее развития. «Канон медицины» великого таджикского ученого и философа не стал каноном логико-диалектического мышления.

Новая эпоха и гигантский взлет научного познания закономерно привели к новым логическим идеям и стремлению создать новый логический синтез науки. Это нашло свое выражение и в рационалистической логике Декарта, и в индуктивной логике английского эмпиризма, причем и то и другое имело своим источником идеи «истинной науки» Леонардо. Создание нового логического Органона было исторически необходимым и неизбежным. Таким явился «Новый Органон» Фрэнсиса Бэкона, представлявший собой попытку всесторонне разработанной системы логики науки нового времени. Последнее четко выражено в знаменитых бэконовских определениях: «великое становление наук», «истинные указания истолкования природы», «инструмент для отыскания истины».

Здесь снова проявляется та же закономерность, хотя, разумеется, на другом витке спирали развития мысли: идеи диалектики, высказанные многими мыслителями Возрождения (Леонардо, Бруно, Телезио), не получили необходимого логического выражения, и вследствие общего характера мышления эпохи, в особенности естественнонаучного, роль логического синтеза и Органона сыграли идеи и принципы индуктивной логики. К тому же альтернативность последних в отношении формально-схоластической логики закономерно привлекала к себе ученых-естествоиспытателей.

Как известно, определяющим принципом бэконовского «Органона» выступает соединение рационального метода с опытными данными, что приводит к созданию индуктивной логики как логики «подлинных наук», обеспечивающих «истинное истолкование природы». Под этим понимается не только система методически проводимых экспериментов и наблюдений, но и раскрытие действительных причин изучаемых явлений. Отсюда и логическая форма: бэконовские таблицы, обобщенные впоследствии Миллем как специальные методы индуктивного исследования. Одним из ярких выражений этих идей является афоризм Бэкона: логика как искусство открытия должна расти вместе с самими открытиями. Здесь в соответствующей форме заключена глубокая мысль о единстве новой логики и процесса познания, получившая развитие и новое содержание много позднее – в диалектической логике Гегеля.

Свои триумфы бэконовские принципы празднуют в великих результатах опытного естествознания XVII – XVIII вв., немыслимых без теоретических обобщений. Механика Галилея, великие открытия Ньютона, физические труды Гука, астрономические изыскания Гершелей, в значительной мере научные деяния Ломоносова – все это основано в конечном счете на принципах индуктивной логики бэконовского Органона, получивших в плодотворных результатах познания природы свою действительную жизнь и рациональное значение.

Исключительно важным представляется в связи с этим следующий факт. Крупнейшие ученые той эпохи сознательно применяли в своих исследованиях определенные логические принципы, которые были в своей основе не чем иным, как принципами индуктивной логики. В Ньютоновых «Математических началах натуральной философии» имеются специальные «Философские правила» (regulae philosophandi), формулирующие принципы и правила плодотворных научных исследований. Последние направлены на изучение причин явлений природы, на анализ общих причин и общих свойств многообразных тел физического мира, что позволяет дать им математическое выражение и установить математические начала процессов природы, которые становятся тем самым математическими началами натуральной философии. Заметим попутно, что ньютоновское высказывание «гипотез не сочиняю» (hypotheses non fingo) отнюдь не направлено против научных гипотез, а только против гипотез неосновательных, априорных, не имеющих под собой экспериментального или математического фундамента. Как известно, сам Ньютон развивал немало идей, имевших характер научных гипотез: гипотезы тяготения, эфира, корпускулярного истечения света.

В плане тех же идей необходимо отметить и труд Дж. Гершеля «Рассуждения об изучении естественной философии», где формулируется ряд правил научных исследований, опирающихся на бэконовские принципы и отчасти на декартовские правила.

Можно без преувеличения сказать, что в значительной мере все развитие классической физики, несмотря на возникновение в начале прошлого века диалектической логики Гегеля и создание далее материалистической диалектики, питалось на протяжении двух столетий плодотворными идеями и принципами бэконовского «Органона». Но его определенная историческая и методологическая ограниченность не могла не сказаться рано или поздно и на самой классической физике.

Диалектическая мысль достигла высочайших вершин в немецкой классической философии. При всем значении диалектических идей в системах Канта, Фихте, Шеллинга особое место принадлежит обоим историческим полюсам этой цепи – Лейбницу и Гегелю.