нии некоей раз навсегда данной божественной истины, временной реализацией которой оказывается действительный процесс развития человечества, завершающийся с ее познанием. Идеализм определяет схематизм, условность, мистику и (иногда) просто игру слов в обосновании связи понятий, их переходов. Именно мистика и чисто словесные объяснения возмущали противников Гегеля. Но отбрасывать его логику на этом основании нельзя. «Логику Гегеля, – говорит Ленин, – нельзя применять в данном ее виде; нельзя брать как данное. Из нее надо выбрать логические (гносеологические) оттенки, очистив от Ideenmystik: это еще большая работа» (2, т. 29, стр. 238). Принципиальное извращение соотношения бытия и познания не позволило Гегелю развить диалектику адекватно, научным образом. Поэтому Ленин говорит: «Гегель гениально угадал в смене, взаимозависимости всехпонятий, в тождестве их противоположностей, в переходах одного понятия в другое, в вечной смене, движении понятий ИМЕННО ТАКОЕ ОТНОШЕНИЕ ВЕЩЕЙ, ПРИРОДЫ». Но «именно угадал, не больше» (2, т. 29, стр. 179).
Для Гегеля диалектика мышления есть единственная и подлинная диалектика. Марксизм же раскрыл существо диалектики мышления, увидел в ней отражение действительности. Объективность логического состоит в том, что оно адекватно объекту. По Гегелю, истинность не есть характеристика воспроизведения конкретной структуры объекта в познании, а характеристика самого знания до и помимо материальной реальности.
Отсюда то смещение перспективы, благодаря которому читатель гегелевской логики чувствует себя сдвинутым в какое-то новое измерение, в мир теней, притязающих на полноправную реальность. Гегель сам сознается в одном месте, что его логика есть мистика. Его интерпретация логики связана действительно с мистификацией реальных отношений материальных и духовных форм, присущей всякому идеализму.
Поскольку все реальные области для Гегеля являются лишь приложениями логики, постольку он отрицает реальные содержания. Материальный мир для него лишь видимость. Понятие логического и весь ход его развертывания, по мнению Гегеля, убеждает в том, что всякое содержание имеет истину в абсолютно чистой форме – в чистой мысли. «…Вместо того, чтобы можно было считать, что некоторый данный объект есть основа, по отношению к которой абсолютная форма занимает положение только внешнего и случайного определения, последняя, напротив, оказалась абсолютной основой и окончательной истиной» (87, т. VI, стр. 298). Содержание заменяется мертвой, пустой формой, которая и выдается за полное конкретности содержание. С гегелевских позиций формализм в логике непреодолим, так как отрицается источник содержательного научного знания – конкретность и диалектическая природа предметной реальности.
У Гегеля Ленин отмечает «дань» формальной логике, непосредственно связывая это обстоятельство с присущим философии Гегеля мистицизмом, идеализмом. И это глубоко верно подмечено. Именно в силу идеализма Гегель исходит из «чистого» мышления, как такового, вне переработки данных чувственного созерцания и наблюдения, вне чувственно-предметного соприкосновения с действительностью. Мышление как общественно-историческая способность, развивающаяся в суровом опыте истории, классовой борьбы и т.д., понимается лишь как «воплощение» другого, «абсолютного» мышления, о котором Маркс совершенно определенно сказал, что оно является не чем иным, как пустой абстракцией. По сути дела мышление вырывается из связей с жизнью, с практикой, с природным целым, внутри которого оно вызревает и формой самосознания которого является. Естественно, при таком подходе Гегель невольно – в силу раз принятой и проводимой точки зрения – должен отдавать дань формализму.
Вопреки его собственной борьбе против формалистического понимания логики мертвый идеализм цепко захватил живое стремление к конкретному. Предмет для него не есть конкретно-чувственный предмет, а лишь мысль о предмете, из которой сам предмет элиминируется, так что остается лишь одна форма.
Подлинно научная диалектика по самой своей сути конкретна и потому совместима лишь с материализмом. В той позитивной разработке, которую получила теория диалектики в «Философских тетрадях», Ленин постоянно обращается к логике «Капитала», рассматривая ее как базу для создания Логики марксизма с большой буквы. «Если Marx не оставил „Логики“ (с большой буквы), то он оставил логику „Капитала“, и это следовало бы сугубо использовать по данному вопросу» (2, т. 29, стр. 301).
Отмечая, что диалектика буржуазного общества, конечно, есть частный случай диалектики, Ленин в то же время расценивает метод изучения Маркса как образец для понимания диалектики вообще, воплощение черт всеобщей диалектики.
Второй аспект, в котором выделяется значение логики «Капитала», состоит в сопоставлении диалектики Гегеля с диалектикой Маркса, в выделении той роли, которую сыграла «Логика» Гегеля в выработке логики «Капитала», в подчеркивании той принципиальной противоположности, которая существует между идеалистической диалектикой Гегеля и материалистической диалектикой Маркса.
И наконец, третье, Ленин дает конкретные указания для прослеживания логики «Капитала», истории капитализма и анализа «понятий, резюмирующих ее» (2, т. 29, стр. 301), в которых рассматривается общий ход всего человеческого познания, впервые в какой-то мере уловленный в последовательности категорий «Логики» Гегеля. Симптоматично, что указание на логическую, категориальную структуру познания дается в связи с «Планом диалектики (логики) Гегеля». Здесь же Ленин отмечает те конкретные пути, по которым должно идти изучение логики «Капитала»: выделение исходного «начала», непосредственного «бытия», товара: «Анализ его как отношения социального», дедукция и индукция, логическое и историческое как средства анализа; привлечение практики «в каждом шаге анализа» (2, т. 29, стр. 301 – 302); выявление категорий сущности и явления в сопротивлении стоимости и цены, заработной платы и цены рабочей силы и т.д.
Ход изложения Марксовой мысли, по форме строго дедуктивный, дал в свое время повод к обвинению Маркса в «метафизике», в «спекуляциях». Неосновательность этого упрека доказал еще один из первых русских ученых, понявших глубоко «Капитал», Н.И. Зибер, обративший чуть ли не впервые внимание на методологические приемы научных построений Маркса. Он доказывает, что все научное построение Маркса развивается путем имманентного рассмотрения данной общественной организации, в которой реальные феномены отличаются от фиктивных, от фетишизированных форм представлений. Это можно продемонстрировать и на анализе форм развития обмена и возникновения денежного обмена, который Маркс раскрывает как постепенный и бессознательный исторический процесс развития, не только никем не вводимый, но и непонятый до последнего времени в своем истинном смысле. Или возьмем кредит. Ранее пытались объяснить его чисто субъективными мотивами – «доверием», «расположением», «надежностью». Маркс же показывает, как данное явление вплетено в ткань общественных форм, ни разу не прибегая к субъективному объяснению. И в этой области, как и в других, он поэтому «дает гораздо более, чем все другие экономисты настоящего столетия, взятые вместе» (137, стр. 408).
Превосходство метода Маркса состоит в систематическом проведении позиции общественного целого как конкретной системы. Это уже четко обозначается в «клеточке» системы – анализе товарного обмена. Принятый Марксом порядок изложения и изучения капиталистической формации с анализа товара и простого товарного обмена раскрывает соединение разрозненных хозяйств в общественное целое, благодаря чему обеспечивается «наиболее ясное понимание народнохозяйственного целого и взаимной зависимости частей его» (137, стр. 3).
Для того чтобы вполне оценить значение логики «Капитала», надо четко представить связь конкретно-научного и философского знаний в их построении, структуре и сущности. Не только политэкономическое понимание труда как субстанции стоимости, т.е. вещных отношений людей, но и философское понимание труда как практики, как утверждения и самоутверждения человека, развертывания всех его способностей, точка зрения общественного, т.е. коммунистически ориентированного, человека на человеческую культуру и природу составляют направляющие принципы мышления автора «Капитала».
Последовательно материалистическая и вместе с тем диалектическая точка зрения Маркса состоит в рассмотрении общественного целого как развивающейся системы. Этим определяется и логика его мысли, способ ее расчленения и развертывания при рассмотрении им капиталистической общественно-экономической формации.
В отличие от Фейербаха, для которого важно аналитическое сведéние различных явлений к общей основе, единству, Маркс устремляет свой интерес на изучение того, как в ходе действительного процесса развития «выводятся» одни явления из других. Общее выступает как характеристика черт, свойственных всем стадиям процесса развития, как сохраняющаяся субстанция и в то же время как характеристика вполне конкретного, частного, генетически исходного состояния, которое усложняется, преобразуется в дальнейшем и к которому несводимы последующие фазы развития. В этом свете восхождение от абстрактного, одностороннего к конкретному, целому представляется как восхождение от простого к сложному, как логическое воспроизведение исторического генезиса форм данного явления, но только освобожденное от зигзагов и случайностей исторического развития. Метод Маркса позволяет представить ту или иную общественно-экономическую формацию как живой, функционирующий организм.
Из понимания общественного целого как органической системы вытекает методология, в корне противоположная механистическому способу мышления, вырывающему отдельные факты из их живой связи и единства.
Маркс ставит своей задачей раскрыть капиталистический способ производства в его функционировании, в собственном развертывании его через внутренние противоречия, т.е. как нечто развивающееся и, следовательно, преходящее. Поэтому исследование должно начинаться с освоения материала и затем давать идеальное изображение действительного движения.