Критика классических представлений в физике и других науках была изображена как отказ от объяснения мира в пользу его описания. В системе так называемых протокольных предложений, считавшихся простой регистрацией чувственных данных, логические позитивисты рассчитывали найти тот «твердый фундамент», ту непоколебимую основу, на которой якобы можно прочно воздвигнуть научное здание.
Поиски «непосредственно данной» основы в качестве сущности знания выступали в неопозитивизме как попытки предотвратить дальнейшие революционные перевороты в науке, обеспечить «стабильность» и неизменность ее исходных понятий. Эти поиски предполагали метафизическое понимание развития научной теории как простого приложения принятой системы теоретических постулатов к новому эмпирическому материалу, линейного движения вперед от некоторой фиксированной точки. Это основное методологическое предположение особенно ясно выступает в операционализме, оказавшем влияние на западных ученых не только в области физики, но и в социологии и психологии.
Формулируя существо своих методологических предписаний, Бриджмен поставил задачу разработки такой методологии, которая гарантировала бы науку от повторения в будущем революционного изменения содержания ее основных понятий: «Мы должны столь глубоко понять характер нашего постоянного сознательного отношения к природе, чтобы никакое другое изменение этого отношения, подобное тому, которое произвел Эйнштейн, было бы впредь невозможно» (415, стр. 2).
Операционализм обещает тем ученым, которые примут его рекомендации, гарантировать стабильность понятий ценой запрета теоретических обобщений. Однако как только достигнуто понимание того обстоятельства, раскрываемого диалектико-материалистической логикой, что без обобщений не существуют даже и эмпирические констатации, что само выделение определенного множества операций скрытым образом предполагает гипотезу об их подобии, позитивизм вообще и операционализм в частности явно обнаруживают свою несостоятельность в качестве методологии. Один из участников проводившейся в 50-е годы в США дискуссии о современном положении операционализма, заметил, что в том случае, если бы классическая физика руководствовалась рецептами операционализма, действительно невозможно было бы сформулировать положения об абсолютной одновременности разных событий и о независимости массы от скорости (положения классической механики, отвергнутые теорией относительности). Однако за этот «выигрыш» пришлось бы заплатить слишком дорогую цену: не могли бы быть сформулированы ни закон всемирного тяготения, ни третий закон механики, поскольку они предполагают мгновенное действие на расстояние, ни второй закон механики, исходящий из того, что тело может двигаться с бесконечно большой скоростью, причем масса считается не зависящей от скорости (см. 435, стр. 230). Все это никак «не вписывается» в ограниченные рамки операционалистской методологии.
Следует заметить, что в настоящее время ряд западных ученых, подвергнув критике методологию позитивизма, начинает стихийно подходить к признанию некоторых особенностей диалектического понимания развития теоретического познания. Такой смысл, например, имеют определенные моменты методологической концепции, развиваемой в последнее время на страницах журнала «Диалектика» швейцарским математиком Ф. Гонсетом и группирующимися вокруг него учеными. Гонсет подчеркивает не линейный, а спиралеобразный характер развития научного познания, указывает, что в науке имеет место постоянный возврат к исходным пунктам и уточнению их содержания на новом уровне («круги» и «круги кругов»).
Ряд исследователей истории науки все более отчетливо начинают осознавать, что пересмотр понятий классической физики – это не единичный эпизод в движении познания, вызванный незнанием техники операционального анализа, и что революционные изменения концептуальной структуры теории являются необходимой формой ее развития.
То понимание отношения законов мышления к законам объективного мира, которое развивает Ленин вслед за Марксом и Энгельсом, связано с признанием логических структур как общественно выработанных и апробированных средств отражения и поэтому несовместимо с натуралистическим толкованием познания как взаимодействия индивида, его мозга с окружающим миром.
Логика (и ее категории) формируется по мере практического освоения мира, по мере выделения человека из природы. Категории, составляющие ступеньки выделения, «узловые пункты» в сети овладения природой и ее познания, с одной стороны, характеризуют свойства и стороны реальности, а с другой – являются логическими формами, в которых фиксируется знание об объективном мире.
Система категорий образует логику познания, отражает последовательность, закономерность познания. Вся предшествующая история познания какого-либо предмета рассматривается как то русло, по которому развивается наша мысль, вынужденная всегда исходить из идейных предпосылок, накопленных предшествующими поколениями. Следовательно, логическое предполагает историческое. Теория познания опирается на исторически развившуюся «практику» познания.
Ключом к пониманию формирования логики – здесь фактически везде речь идет о логике диалектической – является следующее положение: «Перед человеком сеть явлений природы. Инстинктивный человек, дикарь, не выделяет себя из природы. Сознательный человек выделяет, категории суть ступеньки выделения, т.е. познания мира, узловые пункты в сети, помогающие познавать ее и овладевать ею» (2, т. 29, стр. 85).
Логика (и ее категории) формируется в истории познания по мере выделения человека из природы, выступая как внутренняя закономерность человеческого мышления, благодаря чему создается возможность сознательного контроля над процессом отражения и организации его на основе законов самого объективного мира. В так называемом мифологическом (или первобытном) мышлении категории присутствуют в нерасчлененном виде. Поскольку практика не давала базы для заключения об однозначной связи вещей, постольку человек смешивал реальные факторы и причины с нереальными, считая, что любая причина может вызвать любое следствие даже в порядке обратимого отношения. Причиной смерти человека признается, например, не удар копьем, а предзнаменование, дурное поведение и т.п. По мере вовлечения все новых и новых объектов в сферу отношения человека к действительности достигается более глубокое понимание связанных с трудом объективных процессов, категории расчленяются, развиваются, наполняются новым содержанием. «Моменты познания (= „идеи“) человеком природы – вот что такое категории логики» (2, т. 29, стр. 180).
Первобытное мышление неоднородно. Оно вырывало качества, свойства предметов, сами предметы, хотя и не в отвлеченной общности, из их конкретной связи и окружения, создавая почву для относительно свободного оперирования этими «конструктами» в сфере мысли, идеального действия. Таким образом, первобытное мышление является этапом формирования и вычленения категорий логики и выхода из сферы непосредственного опыта к познанию внутренней сущности вещей посредством мышления. Но в то же время в нем содержатся зачатки религиозных представлений о «сверхъестественных» силах, духовных сущностях и т.д. Так, в пифагорейском представлении о душе Ленин отмечал «связь зачатков научного мышления и фантазии à la религии, мифологии» (2, т. 29, стр. 225).
Если сопоставить историю умственного развития человеческого рода и отдельного индивида, можно констатировать наличие общих черт, сводящихся к тому, что логические структуры не даны готовыми. Если бы верно было обратное, то эти структуры должны были бы проявиться во всей полноте с момента рождения ребенка. Мышление ребенка (и его речь) социально по своему происхождению и функции. Через речь ребенок овладевает сложившейся логической структурой мышления и воспринимает мир соответственно достигнутой обществом ступени практического и духовного освоения мира. Усвоение общечеловеческого опыта, отложившегося в логическом строе мышления, осуществляется активно. Мышление по самой сути своей процессуально, оно является динамической структурой. В каждом акте образования нового понятия или переосмысления старого как бы заново происходит акт рождения мысли, воспроизводится вся история познания, но, разумеется, не в осложненном случайными обстоятельствами, а закономерном виде. Практически у взрослого мышление не всегда протекает на самом высшем уровне – на уровне понятий. Чаще оно совершается на уровне представлений. Если же мы будем брать явления распада, патологии мышления, то как характерную особенность заметим соскальзывание мышления на более примитивную ступень, распад функции образования понятия.
Основной или общий ход развития человеческого знания Ленин характеризует как движение от непосредственной действительности, от того, как вещи выступают на поверхности, к сущности, к познанию законов и от познания закона к объяснению данного явления, к анализу форм его проявления, к анализу единичных предметов в их многообразных связях в мире. «Понятие (познание) в бытии (в непосредственных явлениях) открывает сущность (закон причины, тождества, различия etc.) – таков действительно общий ход всего человеческого познания (всей науки) вообще» (2, т. 29, стр. 298)[8]. Эту характеристику он конкретизирует: «Сначала мелькают впечатления, затем выделяется нечто, – потом развиваются понятия качества (определения вещи или явления) и количества. Затем изучение и размышление направляют мысль к познанию тождества – различия – основы – сущности versus явления, – причинности etc.» (2, т. 29, стр. 301). В ходе движения, перехода от одной категории к другой ни одна из них не утрачивается, а сохраняется в более высокой категории. Предмет всех категорий один – объективный мир. Различные категории позволяют увидеть мир каждый раз с новой стороны, это срезы, по которым мы все глубже проникаем в него, никогда не исчерпывая до конца.