Категории выявляют свою методологическую роль в ходе последовательного анализа изучаемых объектов. Анализируя их, мы вынуждены оперировать с определенными логическими категориями. Их изучение как итогов процесса познания, являющихся в то же время логическими условиями и законами теоретического познания, должно опираться на реальное функционирование категорий в истории отдельных наук и в их современном виде.
Знание объективных, исторически сложившихся механизмов, по которым развивается мышление, знание теории диалектики является субъективным условием критического мышления каждого ученого. И в области мышления свобода, т.е. способность критически мыслить, свобода владения знаниями заключается в подчинении необходимости, которая свойственна движению человеческого знания.
В диалектике как обобщении истории познания преодолен тот недостаток логики Гегеля, который заключается в абсолютизации выработанной им системы категорий. Диалектическая логика есть гениальный эскиз скелета человеческого понимания, т.е. теоретического освоения мира, но именно скелет, остов, формирующийся в живом и развивающемся теле знания. Ленин выступает против абсолютизации логической теории, ибо она не затвердевшая кора, а воспроизведение гибкой, подвижной структуры человеческого знания с изменяющимся удельным весом его составных частей (категорий), их обогащением и расширением и т.д. Признание способности к развитию, опирающееся на действительную и подлинную науку, делает диалектическую логику неподатливой и даже «непонятной» для ума, стремящегося действовать в соответствии со «строго», т.е. формально, заданными схемами.
История диалектики, вся история научного познания свидетельствует о том, что самым глубоким основанием диалектической концепции развития, отличающим ее от метафизической концепции, является закон единства и борьбы противоположностей. «Раздвоение единого и познание противоречивых частей его… есть суть… диалектики. Так именно ставит вопрос и Гегель (Аристотель в своей „Метафизике“ постоянно бьется около этого и борется с Гераклитом respective с гераклитовскими идеями)» (2, т. 29, стр. 316).
Поскольку движение и развитие всеобщи, то метафизик не может избежать какого-то изображения развития. Не нашлось ни одного теоретика, за исключением, пожалуй, представителей элейской школы, которые бы осмелились отрицать движение. Поэтому венцом метафизически ориентированного мышления является признание механического движения как универсальной формы движения. В его пределах развитие понимается плоско эволюционистски, как увеличение и уменьшение, но не как процесс новообразования. Из понятия развития исключается необходимость возникновения и уничтожения, превращения одного явления в другое.
В диалектической концепции «главное внимание устремляется именно на познание источника „само“-движения.
Первая концепция мертва, бледна, суха. Вторая – жизненна. Только вторая… дает ключ к „скачкам“, к „перерыву постепенности“, к „превращению в противоположность“, к уничтожению старого и возникновению нового» (2, т. 29, стр. 317).
Весьма трудным пунктом для понимания закона единства и борьбы противоположностей является то, что это не только закон развития реальности, но и закон познания. Это важный пункт потому, что, признавая развитие, но не доходя до признания противоречия в познании, которое отражает это развитие, мы не решим всей проблемы. Что движение существует, это наглядно дано каждому. «Вопрос не о том, есть ли движение, а о том, как его выразить в логике понятий» (2, т. 29, стр. 230).
Всеобщность противоречия обнаруживается в любом акте познания, в любом предложении. Здесь важно подчеркнуть познавательную роль закона единства и борьбы противоположностей. Объективная реальность есть предпосылка, основа познания. Познание есть отражение бытия. Но если не ограничиваться лишь абстрактным признанием существования мира как вещи в себе, о которой мы первоначально ничего не можем знать, кроме факта ее объективности, а перейти к конкретным суждениям о мире и его закономерностях, то неизбежно приходится выявлять тот конкретный логический познавательный способ, посредством которого эти суждения производятся. С познавательной точки зрения без уяснения способов конструктивного постижения вещей объективного мира, вне реальных познавательных средств мы лишаемся права делать конкретные утверждения о мире. Мы можем тогда вместе с Кратилом (опошлившим диалектику Гераклита) только показывать пальцем или вместе с Горгием сказать: то, что невыразимо в речи или какими-либо другими средствами, то непознаваемо, то, что непознаваемо, не существует. Постижение, понимание невозможно вне процесса познания, а в этом процессе движение, развитие раскрывается лишь благодаря принципу совпадения противоположностей или – иначе – закону единства и борьбы противоположностей. «И в этом сутьдиалектики. Эту-то суть и выражает формула: единство, тождество противоположностей» (2, т. 29, стр. 233).
Очень важно отметить то обстоятельство, что, как указывает Ленин, категория противоречия выступает в научном исследовании на ступени познания сущности предмета, которая достижима в составе научной теории предмета, в рамках общего хода движения человеческого знания от абстрактного к конкретному. При этом следует иметь в виду, что сущность вещей тоже относительна, подвижна как в объективном смысле, так и в том субъективном смысле, что не «ухватывается» человеческим умом раз и навсегда, а постигается в переходе от сущности первого порядка к сущности второго порядка и т.д.
Подчеркивание объективности противоречий, воспроизводимых в логике понятий, отличает диалектику от софистики и эклектики. Ленин еще в книге «Материализм и эмпириокритицизм» писал, что признавать объективность истины – значит так или иначе признавать ее абсолютность, направляя этот довод против релятивизма. Развивая эту мысль во фрагменте «К вопросу о диалектике», он объединяет скептицизм, релятивизм, софистику как родственные направления одним определением – субъективизм. Общим для этих направлений является то, что относительность противоположения истины и заблуждения трактуется ими как вообще отсутствие различий. Подвижность всех граней в действительности отождествляется с их неразличимостью. Такая позиция может быть или изощренным способом оправдания чего угодно, или смущением перед сложностью действительности, неумением выработать собственную линию ориентации. Какая конкретно грань переходит в другую, при каких конкретных условиях – такова диалектико-материалистическая постановка вопроса. В качестве второго важного критерия противоположности диалектики софистике Ленин выделяет, таким образом, вопрос о связи относительного и абсолютного в процессе познания. «Отличие субъективизма (скептицизма и софистики etc.) от диалектики, между прочим, то, что в (объективной) диалектике относительно (релятивно) и различие между релятивным и абсолютным. Для объективной диалектики в релятивном есть абсолютное. Для субъективизма и софистики релятивное только релятивно и исключает абсолютное» (2, т. 29, стр. 317).
Софистика и эклектика со свойственным им внешним соединением различных определений предмета, со ссылками на подвижность граней вообще, без конкретного анализа конкретной ситуации, как показал Ленин в ряде своих работ, являются «теоретической основой» непоследовательности, эквилибристики на политическом канате. Диалектические противоречия в корне отличны от тех противоречий, которые возникают из произвола и путаницы, составляющей так называемое адвокатское искусство изображать черное белым.
В капиталистическом обществе, с тех пор как было поставлено под угрозу господство буржуазии, диалектика внушает ужас буржуазии и ее доктринерам-идеологам. Животный инстинкт буржуазии, страшащейся потери своего господства, является причиной того табу, которое накладывается на диалектику Маркса. Осознание трудящимися противоречий капиталистического общества было бы недвусмысленным указанием на цели, на выход из тисков капиталистической эксплуатации. Вопреки филистерскому морализированию жизнь движется через противоречия, и, как говорил Ленин, живые противоречия гораздо богаче, разнообразнее, чем это представляется человеческому уму. Современная общественная практика доказывает справедливость этих ленинских мыслей и не может быть правильно понята без анализа ее основных противоречий.
Ленин неоднократно употребляет термины «жизнь», «живая жизнь», «жизненность», считая их синонимами выражения действительности как текучей, находящейся в «самодвижении», в противоположность «мертвому», «омертвленному» образу бытия, который характерен для метафизической концепции развития. Закон единства и борьбы противоположностей выделяется как существеннейшая черта диалектики потому, что в нем раскрывается «корень» жизненности, что он является условием познания всех процессов мира «в их живой жизни». Это означает, что он является ключевым моментом к пониманию всеобщих форм движения. Но одновременно Ленин поясняет, что «ядром» диалектики лишь «кратко» охватывается ее суть, что раскрытие этой сути требует конкретизации, разъяснения и развития. В этом смысл второй части ленинского определения – многосторонность диалектики.
В выделенных Лениным элементах диалектики предстает всесторонность богатства диалектического учения о развитии в целостности всех сторон и моментов этого учения. Не вдаваясь в более детальный анализ, который уже был проделан в нашей литературе (см. 205), следует подчеркнуть их значение для характеристики диалектики как философской науки.
В качестве первого элемента диалектики Ленин выделяет объективность рассмотрения. Критерий объективности есть то, чем отличается диалектика от софистики как субъективистской псевдодиалектики. Познать действительность такой, какова она есть, означает познать ее как диалектическую действительность. Совпадение диалектики с логикой в том и состоит, что логика человеческого познания определяется объективным миром, е