Министр придумал то же самое, что уже попытался (при сопротивлении Мадеро) осуществить в Чиуауа Абрахам Гонсалес. Эскивель Обрегон исходил из того, что многие помещики, чьи земли заложены-перезаложены в разных банках, обрадуются возможности сбыть с рук хотя бы часть своих угодий. Но проблема в том, что у крестьян нет средств, чтобы эти земли приобрести. Поэтому государство должно сыграть здесь роль посредника. Министр предложил выпуск государственных ценных бумаг, с помощью которых крестьяне могли бы финансировать приобретение собственных участков.
Однако в Мексике того времени владение поместьем служило не только и не столько средством извлечения прибыли. Оно было показателем общественного статуса личности, что ценилось гораздо дороже. Чем большим количеством гектаров владел тот или иной человек, тем большим авторитетом пользовался он в высших слоях общества. Поэтому план Эскивеля Обрегона, наверное, не удался бы из-за нежелания помещиков расставаться с символом своего привилегированного положения. Но, так или иначе, «прогрессивный» Конгресс отказался одобрить предложения министра финансов. Скорее всего, за этим тоже стояло стремление Каррансы не допустить роста популярности режима. Зато начиная с лета 1913 года многие помещики, напуганные социальными экспериментами Уэрты, стали переходить в лагерь конституционалистов.
Но правительство не смирилось с поражением своей аграрной инициативы. Как уже упоминалось, первым министром по аграрным вопросам в истории Мексики стал депутат Тамарис, из-за утверждения которого у Уэрты возник очередной кризис в отношениях с Конгрессом. Назначение Тамариса, который придерживался консервативных взглядов, вроде бы не сулило скорых перспектив радикального решения земельного вопроса. Он тоже был противником экспроприации собственности, однако предложил Конгрессу идею, которую, опять же, пытался воплотить годом раньше Гонсалес в Чиуауа. Тамарис внес законопроект о прогрессивном налогообложении крупной земельной собственности. Государство фактически принудило бы помещиков избавиться от излишков земли с помощью налогового пресса. Но Конгресс вновь отклонил инициативу правительства.
Таким образом, можно сделать вывод, что именно Конгресс, где были сильны позиции сторонников конституционалистов, не позволил правительству Уэрты перераспределить земельную собственность в крупных масштабах.
Первые полгода пребывания у власти Уэрта не оставлял надежды добиться признания США, поэтому вел себя крайне осторожно по отношению к иностранным инвесторам на территории страны. Однако с течением времени он перешел к активным действиям и на этом участке внутриполитического фронта. Сначала правительство решило обложить налогом (3 сентаво за баррель) всю добываемую в стране нефть, но это могло рассматриваться как чисто фискальная мера, вынужденная нараставшими военными расходами. Тем не менее уже в сентябре 1913 года (после провала миссии Линда и замаячившей на горизонте угрозы американской вооруженной интервенции) депутат Моэно по согласованию с правительством предложил полностью национализировать нефтяную промышленность.[314] В качестве обоснования своей инициативы депутат ссылался на пример европейских стран. Франция и Германия национализировали железные дороги, Англия – угольную промышленность. Почему же Мексика не должна контролировать собственные недра?
Уэрта использовал инициативу Моэно, чтобы припугнуть американцев, одновременно намекнув англичанам, что по отношению к ним национализация пока применяться не будет. Однако англичане были очень встревожены планами правительства. Именно тогда они отказались от самостоятельной линии в Мексике в пользу фактического подчинения американским интересам.
Чтобы подчеркнуть серьезность своих намерений, Уэрта назначил Моэно министром иностранных дел. Новый министр, в свою очередь, немедленно заявил о готовности отказаться от высокого поста и вернуться в Конгресс, если его усилия понадобятся для лоббирования законопроекта о национализации. Но когда на свое первое заседание собрался новый состав Конгресса, избранный в октябре 1913 года, правительство уже не форсировало принятие столь радикального закона, а сами депутаты на нем тоже не настаивали.
Весной 1914 года Уэрта рассматривал менее радикальный, но более эффективный план взятия под контроль нефтяного сектора.[315] На этот раз предполагалось взять под контроль не саму добычу, а транспортировку «черного золота». Имея в своих руках нефтепроводы и портовые склады, правительство могло бы диктовать условия иностранным производителям. Однако весной 1914 года Уэрте было уже не до нефтяной промышленности: резко ухудшилась военная обстановка на севере.
Очень интересна политика Уэрты по отношению к организованному рабочему движению. Как уже упоминалось, самой влиятельной рабочей организацией Мексики был в то время «Дом рабочих мира» в Мехико. К концу правления Мадеро у него сложились крайне неприязненные отношения с властями. «Реакционер» Уэрта в 1913 году разрешил «Дому» официально отпраздновать 1 мая. Единственными условиями были отсутствие прямо направленных против правительства лозунгов и отказ «Дома» от поддержки конституционалистов. Но у рабочих лидеров и без того не имелось никаких причин для особой любви к помещику Каррансе. 25-тысяч демонстрантов, шедших под красными знаменами, призывали к введению восьмичасового рабочего дня и шестидневной рабочей недели.[316]
Однако уже в конце мая руководство «Дома рабочих мира» решило провести совместную демонстрацию с либералами под антиправительственными политическими лозунгами. 25 мая на улицы Мехико вышли более 8 тысяч демонстрантов. Один из ораторов, сторонник конституционалистов Антонио Диас Сото-и-Гама открыто обвинил Уэрту в убийстве Мадеро. Генерал не мог стерпеть такого афронта ни от кого вне зависимости от политических убеждений. Полиция произвела аресты среди руководителей «Дома», а трое иностранцев из их числа были высланы из Мексики. Тем не менее сам «Дом» закрывать не стали – правительство давало понять, что против чисто профсоюзной деятельности оно ничего не имеет. С арестованными рабочими лидерами власти обращались довольно предупредительно.
После событий 25 мая руководство «Дома» отказалось от политических забастовок, однако развернуло широкую пропагандистскую деятельность. Группа толковых ораторов, прозванная «Красной трибуной», выступала перед желающими с анализом основных экономических и политических проблем страны. Критиковались государство в целом и капиталистический строй. Прямых нападок на Уэрту ораторы избегали. Постепенно ораторы «Красной трибуны» стали собирать многотысячные толпы, а по мере ухудшения военного положения режима их речи становились все более радикальными. В конце концов, Уэрта стал воспринимать «Дом рабочих мира» как агентуру конституционалистов. По его указанию полиция захватила и полностью разгромила здание. «Дом» был закрыт, а около 20 его руководителей оказались за решеткой. Сото-и-Гама вместе с некоторыми товарищами смог скрыться и встал под знамена Сапаты.
Репрессии Уэрты против «Дома» были вызваны не ненавистью генерала к рабочему движению, а возмущением политической антиправительственной деятельностью анархистского профсоюза. Гнев Уэрты усиливало то, что он считал свое правительство гораздо более расположенным к фабричному пролетариату, чем, например, кабинет Мадеро.
Для такой точки зрения у генерала были определенные основания. Уэрта хотел создать отдельное Министерство труда. Эти планы так и не воплотились в жизнь, однако уже через месяц после прихода Уэрты к власти инспекторы созданного Мадеро Национального ведомства труда (оно находилось в составе Министерства развития) начали поездки по фабрикам с целью обследования условий труда женщин. Если владельцы фабрик не соглашались добровольно улучшить условия, чиновники угрожали полным закрытием производства.[317]
Уэрта также основал внутри ведомства труда специальное агентство, которое должно было стать прообразом общенациональной службы занятости. Всем предпринимателям настоятельно рекомендовалось сообщать новому агентству о свободных вакансиях. Еще федеральное правительство рекомендовало властям всех штатов организовывать на своем уровне ведомства по труду, чтобы содействовать улучшению условий жизни рабочего класса. Национальное ведомство стало публиковать ежемесячный бюллетень, в котором публиковались отчеты о состоянии условий труда на различных предприятиях. Экономические стачки режим Уэрты не подавлял. Государство активно подключалось к арбитражному разбирательству и принимало решения то в пользу бастующих, то в пользу предпринимателей.
Пропаганда конституционалистов с большим успехом преподносила режим Уэрты как клерикальный. После поражения консерваторов в гражданских войнах XIX века это было довольно серьезным обвинением в глазах политически активных мексиканцев. Однако на самом деле Уэрта относился к церкви терпимо (как, например, и к тем же рабочим) до тех пор, пока она не критиковала его правительство. Сама церковь, в свою очередь, со временем все более явно симпатизировала генералу просто потому, что Карранса занимал жесткую антиклерикальную позицию, столь традиционную для классического мексиканского либерализма.
Уэрта стремился использовать авторитет церкви (сохранявшийся на высоком уровне в сельской местности) в своих политических целях. 6 января 1914 года с согласия режима во всех храмах страны были проведены специальные службы в поддержку правительства.[318] В то же время он без всяких колебаний закрыл католическую газету «Ла Унион Популар», критически настроенную по отношению к властям. Лидеры Католической партии Мексики (прежде всего кандидат в президенты Гамбоа) были в