[397] Обрегон с ведома Каррансы контакт поддерживал, стремясь побудить Гутьерреса к открытому разрыву с Вильей. В частности, под влиянием писем Обрегона Гутьеррес стал планировать перевод своего правительства из Мехико в другой город, где не было гарнизонов Вильи. Таким образом, ставка Каррансы и Обрегона на раскол рядов Конвента стала оправдываться даже раньше, чем они предполагали.
Вилья между тем окружил своими солдатами резиденцию главы государства и вошел в кабинет президента, где встретил помимо Гутьерреса еще и военного министра Роблеса. Гутьеррес сознался, что хочет перевести свое правительство в Сан-Луис-Потоси, что Вилья назвал предательством. Потом командир «Северной дивизии» неожиданно успокоился и смиренно спросил, не боится ли Гутьеррес оставаться без защиты его войск. Президент ответил, что как раз вдали от него и Сапаты он будет чувствовать себя спокойно. Гутьеррес резко осудил убийство Берланги. На это Вилья лишь заметил, что оно осуществлено в интересах революции. В конце беседы Роблес лично обещал своему бывшему командиру Вилье, что правительство никуда не двинется из Мехико. И Вилья на время – по крайней мере, по видимости – оставил Гутьерреса в покое.
В середине декабря 1914 года положение войск Каррансы стало казаться безнадежным.
В декабре Вилья отбил у Дьегеса Гвадалахару. Когда войска каррансистов вступили в этот город, они ухитрились вызвать недовольство и бедных, и богатых слоев населения. Как и Обрегон летом того же года, Дьегес закрыл все церкви, расстрелял и посадил в тюрьму некоторых сторонников Уэрты и конфисковал несколько асиенд в окрестностях. Рабочим Дьегес как бывший их коллега рекомендовал активнее практиковать забастовочную борьбу, посулив, что при разрешении споров будет на их стороне. Однако конфискованная продукция асиенд вопреки его обещаниям так и не поступила для раздачи бедным. Часто офицеры армии Дьегеса просто продавали конфискованное зерно на черном рынке. Когда же рабочие начали бастовать, это привело к нарушению снабжения города некоторыми товарами. Дьегес быстро поменял свою точку зрения и стал уговаривать бастующих снова выйти на работу. Но те ждали уступок. Тогда Дьегес обвинил в разжигании забастовок церковь и вильистских агентов.
Служивший в те годы в частях Дьегеса великий мексиканский художник и общественный деятель Давид Альфаро Сикейрос вспоминал: «Мексиканская революция не имела никаких трибуналов: жизнь зависела от приказа непосредственного начальника, и смертный приговор осуществлялся без всяких формальностей, прямо на месте».[398]
Благодаря масштабной каррансистской пропаганде, которая представляла Вилью реакционером и американским наемником, многие зажиточные слои города ликовали, когда он занял Гвадалахару. Вилья действительно пошел на некоторые не популярные с революционной точки зрения меры, причем их пропагандистскую уязвимость он прекрасно сознавал. Командир «Северной дивизии» принял делегацию священников и согласился открыть по их просьбе церкви. При этом он подчеркнул, что данный шаг будет немедленно использован Каррансой для поддержания тезиса о «реакционности» Вильи. Единственное, о чем настоятельно просил Вилья, было недопущение использования храмов для антиреволюционной пропаганды.[399]
В отличие от войск Дьегеса, которые надоели населению тем, что почти ни за что не платили, вильисты поддерживали в Гвадалахаре, как и в других занятых ими районах страны, железную дисциплину. Мелкий и средний бизнес Вилья отнюдь не считал врагом революции, и его солдаты обеспечивали бесперебойную работу магазинов и предприятий.
Неудивительно, что толпы жителей Гвадалахары встречали Вилью радостным ликованием, еще больше усилившимся, когда он вместе с женой стал раздавать безработным пособия. Их получали даже оставшиеся не у дел офицеры бывшей федеральной армии. Но если мелких бизнесменов Вилья не считал врагами, то с крупными предпринимателями, а с помещиками особенно, он не церемонился. Пригласив сливки общества на встречу, Вилья предложил им быстро собрать миллион песо для нужд бедняков и революционной армии (кстати, в то время вильисты предпочитали называть свои части «народной армией»). К помещикам командующий обратился со следующими словами: «Вы пострадаете особенно сильно. Прошли те времена, когда говорили, что Бог правит на небесах, а богатые на земле. Те из вас, кто по-прежнему так думает, сильно ошибаются. Такие идеи приведут к анархии, и нам придется прибегнуть к гильотине, что будет еще хуже, чем во времена Французской революции». В этих словах заключена вся политическая стратегия Вильи. Он не хотел для Мексики громадных социальных потрясений и предлагал богатым приспособиться к изменившейся общественной обстановке и поделиться богатством с большинством населения. В противном случае это большинство не только само возьмет все богатство, но и отправит бывших его владельцев в мир иной.
Знаменитые «солдадерас» мексиканской революции
Не случайно, что вскоре после вступления войск Вильи в Гвадалахару богатые горожане и окрестные помещики стали ненавидеть новую власть так же, как и прежнюю. К тому же Вилья, в отличие от Дьегеса, не прибегал к сиюминутным реквизициям, а предполагал изменить распределение ресурсов в городе принципиально и надолго. Для этого всем владельцам земель и предприятий предписывалось представить нормальную оценку их имущества с целью налогообложения (было очевидно, что раньше стоимость этого имущества занижалась в разы). Понимая, что добровольно на это вряд ли кто пойдет, вильистские власти пригрозили, что в случае конфискации имущества за него будет выплачиваться компенсация, соответствующая его налоговой оценке.
Естетственно, и иностранные консулы в Гвадалахаре вскоре уже не отзывались о Вилье в восторженных тонах, тем более что он расстрелял некоторых представителей старого режима. Однако его экзекуции по масштабам не шли ни в какое сравнение с репрессиями Дьегеса: всего за месяц правления вильистов в Гвадалахаре были расстреляны по политическим мотивам 9 человек. Все меры Вильи и его губернатора Медины пользовались восторженной поддержкой подавляющего большинства горожан. Когда Дьегес в январе 1915 года снова на короткое время захватил Гвадалахару, его солдат встретили как оккупантов. Сикейрос вспоминал: «…нас встретил безмолвный город, горы мертвых, груды трупов на улицах».[400]
Вилья не случайно в первую очередь занялся именно Гвадалахарой. Этот город нависал над железнодорожными коммуникациями «Северной дивизии», а Вилья, как мы помним, придавал бесперебойному функционированию железных дорог особое значение.
Другой задачей – захватом Коауилы с ее угольными запасами и всего северо-востока в декабре – январе занимался Фелипе Анхелес. Первоначально в Коауиле вильистами командовал брат покойного президента Эмилио Мадеро, которого со всех сторон теснили каррансисты. Анхелес привез с собой из Мехико около 11 тысяч бойцов, и силы противников примерно сравнялись, хотя у генералов Каррансы все же было некоторое преимущество.
Анхелес немедленно показал, на что способен толковый военачальник. Он двинул части Эмилио Мадеро на столицу Коауилы Салтильо, а сам на 19 поездах отправил основную массу сил в другую сторону. Каррансисты купились на отвлекающий маневр и бросились вслед за войсками Анхелеса, оголив подступы к Салтильо. Анхелес же опять погрузил свои силы на поезда и вернулся к Салтильо, взяв его практически без боя. 600 сторонников Каррансы, защищавшие подступы к городу, бежали в разные стороны.
После взятия Салтильо Анхелес стремился завоевать третий по величине город Мексики Монтеррей.[401] Войска Каррансы намеревались дать ему решающее сражение в местечке Рамос-Ариспе, примерно в десяти милях от Салтильо. Но это сражение, произошедшее 8 января 1915 года, оказалось одним из самых курьезных за весь период мексиканской революции. Поле боя покрывал густой туман. Вызванная им неразбериха усугублялась еще и тем, что солдаты противоборствующих сторон по внешнему виду ничем не отличались друг от друга. В ходе боя Рауля Мадеро два раза брали в плен каррансисты и оба раза освобождали, приняв за своего.[402] Офицеры Анхелеса по ошибке снабжали патронами солдат противника. Артиллерия обеих сторон била по своим. Как только туман чуть рассеялся, один из бывших генералов Вильи Макловио Эррера, который теперь воевал на стороне Каррансы, неожиданно увидел своего недавнего соратника – генерала вильистов Матиниано Сервина. Как в американском вестерне, оба выхватили пистолеты и устроили настоящую дуэль. Эррера был проворнее, однако на результатах сражения это не сказалось. Оно закончилось полным разгромом и бегством каррансистов, оставивших на поле боя 200 тысяч патронов. Из 12 тысяч человек три тысячи попали в плен.[403] Анхелес (и он доказал это в Морелосе) был человеком гуманным. Он предложил всем пленным дать честное слово, что те никогда больше не поднимут оружие против своих братьев-вильистов. В обмен на честное слово все пленные были отпущены по домам. Многие офицеры Каррансы немедленно нарушили обещание и снова включились в борьбу против Вильи. Например, отпущенный генерал Игнасио Рамос уже через два дня снова был на поле боя.
Когда Анхелес вступил в Монтеррей, жители города встретили его ликованием, так как каррансисты при отступлении сожгли железнодорожный вокзал. Зажиточные слои населения были приятно удивлены дисциплиной вильистов, а также обещанием Анхелеса уважать собственность и гарантировать свободу вероисповедания. Анхелес, как и Вилья, прекрасно сознавал непопулярность этих мер среди многих революционеров, однако отступать от них не собирался. На выборах временного военного губернатора штата Нуэво-Леон, столицей которого был Монтеррей, Анхелес получил только один голос против 10, отданных за Рауля Мадеро.